ПОКА КОСТЕР НЕ ПОГАС
Вступление
И вот она лежит под небом синим. И солнцем ярким так освещена.
Что кажется спокойной и невинной. Прекрасная и древняя страна.
И наши предки встали перед нами. Во всей своей бесхитростной красе.
И над лесами, над ее морями, сияет солнце, и спокойны все.
И нет конца, и больше нет предела и удали, и силе, и любви.
И багряница где-то заалела. И князь, летит над морем, и земли
Крылатый конь едва его касался. И было тихо в мире, и во мгле.
Лишь только край земли еще остался. И не было предела той земле.
И волхв великолепный меж мирами слагал опять предания свои.
И солнца диск уже алел над нами. И жили мы в предчувствии любви.
И так светлы языческие боги. И лица тех, кто с ними заодно
Встречал весну и осень в хороводе. И у костра от страсти был хмельной.
И эти девы, эти духи рядом. Тебя опять я воскресить берусь.
Ты боль моя и вечная награда. Не ставшая Россией наша Русь.
Ты в душах наших остаешься вечно. В преданиях жива во все века.
Твой тяжкий путь в сказаниях отмечен. Но ты теперь беспечна и легка.
И где-то за лесами и морями. Куда не дотянуться палачам.
Ты остаешься нерушимой с нами. И видим в снах прекрасных мы ночами
Воскресли наши солнечные боги. Забыли о земной вражде князья.
И мудрый волхв, великолепный, строгий ведет к вершинам сказочным тебя.
Не может сказка вновь не воплотиться. Не может не воспрянуть наша Русь.
И в небесах парит, забывшись, птица. И солнце сменит тьму, а радость грусть.
И вот тогда над синими морями. Над полем золотым душа парит.
И Русь жива и нерушима с нами. Костром Купальским в дивных снах горит.
Тихо было в то утро в заповедном лесу. Только что проснулись обитатели знаменитой избушке, на курьей ноге. Тогда еще она была новехонькая и сияла на утреннем солнце, совсем недавно соорудил ее Леший, все черти ему помогали, и надо сказать, что избушка удалась на славу, вертелась, куда попросят, и небольшая снаружи вмещала в себя всех, кто захотел там ночку провести, правда, таких желающих было не особенно много. Но сначала Велес своего сына Ярилу привел на обучение и воспитание. Туда же пожаловал и сын его вечного соперника Перуна Даждь, а потом и дети смертных вольно или невольно приходили, а уж те, о ком сказки складывали, точно все Лесную школы Яги прошли, кот Баюн, бывший там главным учителем, не даст соврать.
Но боги уже покинули ее, а люди еще не попали пока туда, потому там и было тихо и просторно. Сейчас там спали кот Баюн - постоянный ее обитатель, поселившийся там, на время волк Серый и нагрянувший вечером черт Захар, который тоже остался до утра, и понятно, что остался не просто так.
Волк долго смотрел на беса Захара, а потом отошел подальше к печке.
Зима обещала быть долгой. Да такой она в последнее время бывала всегда.
И можно было просто спать, но поспишь тут, когда бес рядом. Он снова подергал его за хвост.
- Все бы тебе спать, а я уже успел в горах побывать. Там дракон с Василисой, знаешь, какие сказки сочинили про Ния своего любимого и про тех, кто к нему в Пекло отважно шагал. Нет, ты и представить себе не можешь.
При упоминании о Пекле , волк поежился. Он сам чуть не стал провожатым для душ. Но нет. Он не собирался стрелой метаться туда и сюда, как угорелый, уговаривать их, терять по дороге, и снова возвращаться. Он видел какие они странные в такие часы, когда из Бани никак к нему на спину перебираться не хотят, все цепляются за что-то, хотя и цепляться давно не за что, а им объясняет Морена, что все закончилось, и больше там, в своем мире они быть не могут, и должны отправляться в путешествие. Нет, не хотел он с ними возиться, потому у Яги, и попросил пощады.
Но если бы кот Баюн за него не заступился, то так и носился бы как угорелый, и волок без оглядки души тех, кто приговорен был покинуть этот мир, в перегонки со Стрибогом играя. Он этого волк поежился еще сильнее.
Стрибогу хорошо, он таким уродился. Он если не поносится, то помрет от огорчений, а ему каково, если он просто нормальный волк, в меру упитанный, очень спокойный, и не любит он того мрака.
- Я уже и к Горынычу заглянул, там мой друг Архип обитает, если ты знаешь. Эти сумасшедшие Змей и черт про Перуна самого и всех богинь страстных и вздорных писать взялись, вот и озираются по сторонам, не знают откуда и что к ним прилететь может. Им еще то Пекло досталось, хотя оно и называется небесами. Но теперь уже отказываться поздно, вот и маются бедняги.
Захар словно бы гордился тем, что в такую историю не попал. Но чего же тогда он хотел от волка?
И снова молчал Волк, он был хоть и не ученый, но много переживший, и потому догадывался, к чему бес Захар клонит.
- Ты правильно думаешь, раз Яга тебя приютила, то для чего-то ты должен сгодиться.
- Я избу охраняю, - брякнул волк, чтобы черт хоть немного отстал от него.
- Не смеши мои копыта, да избушка эта, если какой-нибудь Иванушка к ней сунется с мечом, скажем там, мухоморами объевшись, так его отделает, что был, и нету. И вся дружина княжеская искать его станет да не найдет никогда. Но пока еще охотников к ней приближаться что-то не особенно находилось. Думаю, что это она тебя охраняет, а не ты ее.
Слова эти показались волку даже очень обидными, но он терпел, и все-таки не удержался и спросил:
- И что ты от меня хочешь.
- Сказок хочу, - наконец яснее выразился черт,- жить в заповедном лесу , в избе Яги и не писать сказки, это по-моему извращение.
В отличие от черта Захара, последнего слова волк не понял, но догадался, что это ничего хорошего не значит. Даже по физиономии Захара было видно, что обзывается он, нахватался где-то слов таких, а теперь и до волка добрался. Но черт , есть черт.
А самого черта, как Стрибога на просторе, уже неведомо куда несло.
- Потому просыпайся, разминайся, и примемся за дело.
- А что Горынычу помощь требуется, - все еще сопротивлялся волк.
- Щас, с Перуном я только дел не имел, да от молний его мало бегал, это только такой самоубийца как Архип на такое мог согласиться. Никаких Перунов. И не мечтай даже.
Волк немного облегченно вздохнул, хотя гроза еще не миновала, но дышать стало немного полегче.
- Там еще про Стрибога с его ребятами -ветрами никто не помнит, - напомнил волк, скорее всего, он просто издевался над чертом, и иронизировал над собой.
Он Стрибога любил не больше, чем сам черт, потому что только этот мог, глазом не моргнув, перевернуть его с лап на голову, да и забросить куда вздумается, просто оттого, что ему скучно стало, и развлечься хочется. И сколько раз такое случалось прежде. Вот так и получалось, Стрибогу игрушки, а для волка слезки.
А уж как он чертями, словно мячиками бросался, о том и говорить не стоило. Нет, не уговорит его Захар на такие сказки
- Ну, уж нет, Стрибог подождет, он нам пока совсем не нужен.
При этом черт оглянулся по сторонам, вдруг тот где-то поблизости затаился и заснул, и тут же проснется. Но нет, в избушке Яги Стрибог никогда не останавливался, любил он спать на открытых просторах, да и та напоминала ему о старых добрых временах, когда она не к нему в объятия, сколько он не уговаривал, а к Велесу бросилась. Потому и волновался черт пока напрасно. Стрибог был далеко, и услышать его слов никак не мог.
Но береженного Велес бережет, и, бросаясь словами надо быть осторожнее. Но в том -то и беда, что Захар сначала делал , а потом только о думал, таким вот и оставался надолго.
Волк уже терялся в догадках, припомнив и бога огня Семаргла, хотя с тем связываться не многим лучше, и огонь не слаще ветра будет, это точно.
Вот так свяжись с чертом, да куда от него в избушке Яги денешься, хорошо, хоть кот ученый спит спокойно, ему никакой черт не страшен, а тут ни сна и не покоя.
- Так кого же мы интересно для сказок возьмем, - пытал Захара волк, подозревая, что тот и сам этого не знает, и пока он будет думать и соображать, можно и поспать спокойно.
Но и тут он ошибся.
- Знамо кого, Волхва нашего Света, таинственную птицу нашу.
Его прозвали так, потому что когда-то та самая жар-птица ему и была подарена самим богом Семарглом, которого он встретил где-то. Но старая история забылась, а вот прозвище осталось.
Волк бы свистнул от удивления, если бы умел свистеть, конечно, а выть , чтобы разбудить кота не хотелось. Тот еще чего насоветует. Кот и черт вместе, этой парочки никакой волк не выдержит, даже такой закаленный, как он.
Но опомниться ему Захар не давал.
- Я вот тут давеча подумал и с Ягой посоветовался, а почему бы и нет, если про всех духов и богов сказки пишут, то и о людях же должен кто-то писать, я о них знаю лучше, чем все Горынычи и коты вместе взятые, все время рядом быть приходиться. Конечно, они не боги, те еще черти, только почему бы нам с тобой не написать о них. Сам волхв скромничает, и ничего писать не станет, но мы с тобой на что? Вои и оставим свои сказки, чай не хуже, да не глупее иных будем.
Волк молчал, он не знал, радоваться ему или плакать. Волхв, конечно серьезный парень, и не станет озорничать, но в том-то и беда, что он серьезный, и с ним шутки плохи . Но Захар уверял, что Яга одобрила все его затеи, а если это так, то никуда от этого не деться, это точно.
Кот давно уже только притворялся спящим, и подслушивал все, что там происходило. Он вовсе не собирался оставлять этих двоих без внимания. Да и сказки помочь им сочинять намеревался. Но пока он не встревал, хотел, чтобы бес сам уговорил волка. А то, если он заартачится, то и бесу будет худо. А это уже никуда не годилось.
Но дело с мертвой точки сдвинулось, и никуда волк от черта и от него не денется. Яга согласилась, самого волхва они еще не спрашивали, хочется ли ему или не хочется таких сказок. Но надо написать их, а потом и разбираться, как можно хотеть то, о чем понятия не имеешь?
Кот размышлял и грелся у печки, и лучшей жизни трудно было придумать.
А тем временем шум раздался, ворчание послышалось , избушка вертеться начала.
Но вот и сама Яга пожаловала.
Сказка 1 Старые знакомые Кот и Старуха встречают пришельца
И в каждой старухе богиня, лишенная вечной любви,
Проступит, и будут другие его обнимать, но вдали.
Она ему страсти внушила, а чувства легко отняла.
И Велеса дивная сила, такой пепелящей была.
Что девы сгорали до срока, и чахли они от тоски.
Ей кот говорил: - Ты жестока, ты ведьма, его отпусти.
И только смеялась устало, и только в тиши гробовой
Она без конца вспоминала, какой он прекрасный, какой
Так первая стала последней, и тот, кто от страсти пьянел,
Проснулись, ушел , эти бредни он слушать уже не хотел.
И дева напрасно рыдала: - За что он со мною, за что
Старуха во мгле колдовала, беседуя с черным котом.
И вроде она неповинна, и вечно светла и права.
Но странная страсти лавина, в измученном теле жила.
И если над лесом и домом появится снова луна,
То Велес тропинкой знакомой, шагает, и встретит она
- Колдунья, - он шепчет устало, -богиня, - и кот деловит.
Она и темна и упряма. И снова тебя навестит
И в снах твои будет прекрасна, и будет безумно нежна.
И в каждой колдунье богиня, а то, что Ягою она
От страсти и нежности стала, так это ее ли вина.
Незримая птица взлетала, куда-то во мрак полотна.
Яга вошла в дом свой и оглянулась вокруг. Вроде все на месте. Черт расхаживал по комнате, о чем-то внушительно говоря, волк слушал его и косился одним глазом на кота, а тот, плут этакий, притворялся, что спит, а на самом деле свои там козни строил наверняка. Они давно сжились, и кота она знала еще лучше, чем всех остальных обитателей этого леса и этого мира.
Но это до того, когда она вошла. Теперь они все, конечно, и даже резко пробудившийся кот, взглянули на нее.
- Что всполошились то, али я помолодела вдруг.
Она для виду взглянула в кадку с водой, которая во все времена ей зеркалом служила.
- Да вроде нет, с яблоками там, у них как всегда не лады. Мне уж точно не достанется, потому любуйтесь на такую, как есть.
Яга за эти годы привыкла шутить над собой, и даже Захар поражался ее словоохотливости, наверное, не одна богиня бы не пережила такого жуткого превращения и всему миру бы мстить стала, а она хоть бы что. Еще и шутит, вот за это, да за блины ее вкусные с пирогами вместе и любили они ее все и слушались. А попробовали бы не слушаться. Хотя никто и не пробовал, не хотелось здоровье терять, уж эта старушка за себя постоит, и особенно строптивых уму разуму научит быстро. Черти в разные стороны сами разлетались, когда она во время потасовок их появлялась вдруг.
- Я и говорю, что пора твоего волка к делу пристроить, сказки писать надо.
- Сказки, это хорошо, только не обидятся ли боги, что и люди тоже вроде как с ними вровень ставятся. Я вот пока к Горынычу прогуливалась, думала о том. И никак не могла понять, что из этого получиться может.
- А что им обижаться, сначала они ничего не узнают, они никогда людьми особенно не интересовались, а потом не покажут вида даже, что им особенно -то волноваться.
Черт как всегда был прав или почти прав.
И как последнее, он прибавил:
- А что, наш волхв за нас заступаться не собирается.
- Да какой Велес его знает, что у него на уме, и где он будет, когда на вас шишки повалятся, да молнии засверкают, кто его знает. Вон Перун, как только узнал, что о Ние Огненный строчит, так и Горыныча запряг, дак ведь одно про тьму, в которой и не разглядеть ничего, писать, а тут совсем иное, и пошло - поехало. Столько всего они там рассмотрели, того, чего и видеть не надо было, и то, что им забавным да интересным кажется, ему как кость в горле. И ведь откуда змею знать, что Громовержца нашего обидеть может, другой раз вроде и придраться не к чему, а он как яриться начнет, так и беги да лети без оглядки.
- Ты волка -то не пугай, я его уговорил едва, такой упрямый он у тебя. И с Перуном людей сравнить нечего, что напишем, то и будет. И никуда они не денутся, а как с ними управиться, мы знаем, я пинаться ,не разучился пока еще, а волк кусаться, вроде не все у него зубы -то по выпадали.
Для верности Захар заглянул в волчью пасть и убедился в том, что зубы и на самом деле пока на месте еще и только после этого успокоился.
Так они долго еще обсуждали , что делается, а Яга между разговорами еще и блинов напечь успела. И не каких-то там колдовских , а настоящих. А как блинами в доме запахло, так и все не таким уж мрачным и страшным показалось, вроде все и налаживаться уже начало.
И только когда досыта они наелись и говорить начали, то заметили, что она еще печет. И тогда черт первый сообразил, что будут гости, да не простые гости, а те, кого кормить надо. Духи то и без блинов хорошо себя чувствуют, им пища человеческая и не нужна совсем.
- А уж не пожалуют ли к нам царевичи? - осторожно спросил он, решив, что с них сказки начать и надо.
- Много будешь знать , хвост отпадет, - отвечала ему Яга, но по тому, как она улыбнулась, стало понятно, что не царевичей глупых ждет старуха, а волхва по меньшей мере, а то и повелителя его - Велеса самого.
И хотя тот в пище земной особенно не нуждается, но от блинов старухи не отказывался никогда. Вот она и старается.
Черт соображал, как быть с ними, и что у них попросить можно, волк думал о другом, о том, что не просто это разговор, а все заранее продуманно и сделано было. И черт старался не просто так, копыта свои бил, а и на самом деле беззаботные деньки закончились, и должны они за дело уже браться, да еще как.
Но что ему оставалось, когда со всех сторон ополчились.
Яга тем временем песенку какую-то себе под нос напевала, и готовилась к встрече гостей дорогих.
Кот запрыгнул на окно и смотрел на заповедный лес. Но разглядывал он его не долго. Вдруг покачнулся и кубарем покатился вниз, словно какая-то незримая рука и сбросила его во тьму комнаты.
Он заверещал, но на него никто больше и не смотрел даже, избушка уже стала поворачиваться.
Сказка 2 Таинственная птица
О Русь моя, птица в полете незримом,
ты лебедью белой проносишься мимо,
и филин таинственный снова царит
Над миром тревоги, забот и обид.
В лесу заповедном Яга тосковала,
и Велеса вижу следы на снегу
И где-то наш Волхв воплотиться сначала.
А после русалка на том берегу
Возникнет, и снова ведут хороводы
Прекрасные юноши, девы милы.
И лес заповедный во мраке сегодня
Он спит, он укрыт , он молчит до поры.
Но скоро туман испарится, и в душах
Опять этой песни возникнет дурман.
И филин - колдун, что однажды разрушил
Наш сказочный мир, упадет в океан.
И то, что пленило, и то , что терзало,
Оставит нас, знаю, довольно страдать
О Русь моя, птица, ты так танцевала
Русалка-сестрица, и Лада опять
Из топи болотной поднимется, знаю,
И слышу, и слышу я голос волхва.
В лесу заповедном весна наступает
И снова шепча заклинанья, жива
Колдунья прекрасная, нет , не старуха.
Воскресла Яга, свою немощь забыв
И дивные песни касаются слуха
И лес заповедный так дивно красив.
И было отчего удивиться, потому что огромный филин, ростом с высокого и худого старик приземлился на поляне перед озером и избушкой.
Кота было трудно удивить чем-то, но как-то давно он таким волхва не видел.
А что если кто-то его в первый раз увидел? Зрелище надо сказать удивительное.
Но пока волк и даже шустрый черт бросились к окну и двери - кто куда успел, от того видения уже и следа не осталось, и перед ними стоял просто высокий в белом человек, длинные такие же белые волосы его были до самых плеч, он смотрел на них удивленно. Словно бы в первый раз увидел, и не улыбался , а только спросил низким голосом:
- А что это у вас коты, как шишки падают. Вроде я избушку еще и не поворачивал?
- Такую птичку увидишь, так свалишься, хорошо, что не на дубе сидел, расшибся бы. Ты бы предупреждал, когда в филина оборачиваться начнешь.
-Да померещилось тебе, - таким тоном заявил волхв, что кот и не осмелился ему возражать - померещилось, так померещилось, но он знал, что не забудет этого филина никогда.
Но удивила его даже не сама птица, а как в один миг он человеком оборотился, другим чародеям и духам надо через пень прыгать, о землю ударяться, а тут, в одно мгновение, когда кот моргнул, а черт до двери еще не добежал, была птица, да вся вышла. И даже пера ни одного от нее не осталось. Потому что не теряла она перьев.
Волхв уже расположился на лавке перед столом, где так же быстро появились блины, старухой впрок заготовленные. И они о чем-то негромко говорили. Бес все еще ходил вокруг да около, не только потому, что перебивать этих двоих было не особенно хорошо, но еще и потому, что он не знал, с чего и как начать разговор с волхвом.
А тот только покосился на него и ничего не говорил, словно ему очень хотелось помучить немного черта. Так они и оставались в доме Яги какое-то время.
№№№№№№
Откуда он пришел и когда в первый раз в их лес, этого, наверное, и Яга не ведала, а если и знала, то забыла. И волосы вероятно тогда у него были не такими белыми, а в остальном ничего с тех пор и не изменилось. Он всегда был угрюм и мудр, как никто в этом мире. И он отличался от остальных тем, что не только без страха, но и с радостью в лес заповедный заходил. И везде был своим. И к небесам свой взор обращал, и к Велесу на остров заглядывал, хотя туда почти никому дороги не было, и к Яге наведывался. А уж среди людей, так тем самым Велесом и слыл, никто из них не видел бога своего, или не признавался, что видел. Но до волхва высшей доблестью для смельчаков считалось дотронуться, когда он снова , покидая свой пустой дворец или капище, шел к ним.
Иногда он позволял это, когда был в добром расположении духа, часто нет, но он был их Велесом - это точно.
- А что же ты не спросишь, что тут черт делает, да вот мельтешит все пред глазами -то, - подала голос Яга
- Да сколько я у тебя бываю, он все время тут вроде, - просто отвечал волхв
- Да нет, этот вообще носа не показывал, хотя для людей-то они все на одну рожу, но ты -то ведь их давно различать научился.
- И что же за беда у Захара нашего? - он и имя его знал, не только с другими не перепутал. Бес выпятил грудь вперед, хотя радоваться было рановато
Волхв прищурился, и всем показалось, что он улыбнулся даже, или только хотел это сделать, кто его знает.
-А вот то-то оно, сказки он сочинять собрался. Не дает ему покоя то, что и Горыныч и Оз делом заняты.
- Дело хорошее, пусть испытает, вдруг, что и выйдет.
Захар сжался еще сильнее, и готов был спрятаться, а если бы он не на земле был, а повыше, что может, и свалился бы оттуда, а так только покачнулся немного.
- И кто ты думаешь в тех волчих сказках главным быть должен.
- Да Стрибог, видно, слышал я , что он обиду затаил на то, что без него все сказочники обходятся, - говорил он, и понять, шутит или говорит серьезно старик ну никак нельзя было.
Черт удивленно и напряженно смотрел на Ягу, на нее всегда последняя надежда и оставалась.
- Этого , чумного тут еще не хватало. Нет, дорогой, из всех богов и духов, тебя они и твой народ избрали, и все утро тут говорили, что да как в тех сказках быть должно.
Странная тишина теперь в доме том была, только блинами вкусными пахло еще сильнее. А так, вроде и не дышал никто.
Ничего на это волхв не ответил, понравилось ему это или нет, никто, даже Яга так и не поняла. Но и противиться он особенно не стал. Только какая-то странная боль появилась на красивом лице его.
Когда столько живешь, разное вспоминается, и было у него горе - горькое, о котором ему и самому поведать хотелось, но если эти двое сказки сочинять собирались, то может, так тому и быть. Хотя он и сам еще не решил до конца, надо ли о том кому -то кроме него самого знать.
Но сказки - это хоть что-то, из того, что может ему помочь.
Медовуху он пил молча, чем очень всех озадачил. Но что с ним делать, волхв есть волхв.
Волк понял, что про Велеса и Перуна им больше ведомо, чем про него. Хотя Перун и близко здесь не был, а Велес ничего им не рассказывал, когда появлялся, но когда уходил, только о нем и говорили, а если еще разговоры русалок да берегинь подслушать, то такого наслушаешься, что писать не переписаться всего. А Волхв, прозванный Таинственной птицей так и оставался вечной и немного печальной тайной для всех чертей и зверей, уж не говоря о людях..
Сказка 3 История Волхва
Сколько раз уходил в небеса, чтобы снова на землю вернуться.
Заповедные снились леса. И поля, так хотел окунуться,
И простором безбрежным дышать, и любить эту рыжую деву.
И ничто не могло помешать воротиться, в тот мир без предела.
Пусть сковала всю землю зима. Он с Кощеем поспорит, и снова
Будет страстных ночей кутерьма. Седовлас, но влюблен и взволнован.
Снова женского тела изгиб, и рука, что владела ветрами,
Неподвижно на теле лежит. И луна, как прелюдия к драме.
- Как ей рано придется уйти,- тихо Пряха однажды сказала.
Спасший мир, он ее защитить, не сумеет. И долго молчала.
Этот голос- журчанье ручья, понимал он, и все же не верил,
Что спасти эту деву нельзя. Но подарки судьбы и потери
Все спокойно воспримет старик. И не смеет роптать и яриться.
Дивной птицы пленительный лик, но куда же летит эта птицы.
Никогда он не сможет забыть, эту страсть, как костер на Купалу
Но вода дикий пыл охладит. И легко в забытьи забывала
Дева нынче волхва, только он, словно птица, парящий над миром,
Не забудет и смех, словно стон, стон на смех так похож, и на сиром
Полотне его жизни опять только Мокашь с высот усмехнется.
-Нет, не время, еще подождать, и побыть среди них нам придется.
- Я устал, мне пора отдохнуть, не могу, не хочу оставаться.
И ответит бесстрастно: - Забудь, не вольны мы, не стоит метаться.
Снова дивного тела изгиб, в нем рожденье и смерть, но сначала
Ты славянам еще послужи. И спокойной улыбкой встречала.
И служил, но о ней позабыть, он не мог, и в плену чарованья
Эта дева его возвратить, к прежней страсти. И он на прощанье
Улыбнется спокойно и вновь багряница - кровавая рана
И души не коснется любовь, только страсть, отгоревшая рано.
Вернувшись в свои пустые и яркие хоромы, Старик сел за свиток, дописал и переписал еще раз то, что мы только что прочитали. И второй спрятал подальше. На случай, если с первым что-то случиться. Этот должен сохраниться, а потом, когда он снова вернется на землю, а он обречен возвращаться, он отыщет и достанет и покажет миру это творение, когда не будет так пусто и так больно, как теперь. Время лечит, и если не в этой жизни, так в другой он сможет им поведать самую чудесную и самую печальную сказку о любви волхва.
Писать ему было трудно. И не потому что он не умел этого делать. И хотя за окном были сумерки, но от огней в доме его было светло, как днем. Да и видел он все, что нужно было. Нет. В тот момент, когда он сочинял свою главную сказку, ее не могли знать ни волк, ни пронырливый черт, сердце его кровью обливалось, и то, что почти забылось, поутихло, теперь вспоминалось снова и снова.
И не только вспоминалось, он видел, чувствовал все, что было тогда, словно бы не прошло столько времени, и он был так же молод, и в первый раз ее встретил около княжеского дома.
Это потом ему казалось, что они в лесу оба жили, потому что там частенько встречались. Но на самом деле было все совсем не так, да и какая разница, как было.
Он был избранным, единственным, князь молодой слово не мог произнести при нем, бледнел и запинался, а она - дочь воеводы, рыжая, дерзкая, но она одна из них и такая могла полюбить только князя или волхва.
Наверное, ей говорили девицы о том, что это пустая затея, что никогда он с ней не будем, но слушала ли она когда-то и кого-то.
И напрасно, вот и сгубила себя дерзко и отчаянно.
№№№№№
Когда-то в детстве, в первый раз, когда он тайком убежал из капища, где был всегда его отец, он оказался в чистом поле , в полдень. Туда в такой час нога человека любого бы не ступила, все знали с самого малого возраста, что время это Полевика, и все, кого там дух поля обнаружит в неурочный час, все они за то дорого заплатят, если не жизнью самой, то маяться будут потом все время.
Потому и не мудрено, что был там Свет совсем один. Только ослепительно солнце светило.
И от блеска этого темнело в глазах. Какая -то птица его испугала сильно, он поскользнулся и рухнул в высокую траву. И где-то над ним всадник белый пролетел стрелой, из лука выпущенной.
Он невольно залюбовался, и продолжал лежать в траве. Хотя давно надо было подняться и убежать. Но он не мог, так спокойно и красиво все было вокруг, и это ослепительное солнце, а потом, когда уже Полевик приближался, и он понял, что должен спасаться, если хочет остаться живым. Но в тот же миг шаги духа стихли, и он увидел парившего в облаках бога. Тот был в золотистой одежде ,прекрасных доспехах, и когда он приблизился, так, что и лик его рассмотреть уже можно было, мальчик невольно отпрянул.
- Семаргл, - прошептал он.
- Да, - отвечал повелитель огня, - раз не убоялся ты меня, и тут оказался, то оставлю я тебе птицу свою. И будет она тебе служить верой и правдой.
И в тот момент на ладони его золотое яйцо и оказалось.
- Вот , береги его и жди свою птицу, - с этими словами лучезарный и исчез.
С замиранием сердца ждал он появления чудесной птицы из золотого яйца. И когда среди ночи однажды в храме, где оно осталось , стало светло , как днем, он понял, что свершилось.
И полилась над миром песня, да такая, что сердце от восторга замирало, и весь мир дивным светом залит был. Тогда и склонились перед мальчиком все, кто рядом с ним оказался, в свете этом был он неземным созданием, и имевший очи, видел это.
И в тот самый миг, или немного позднее понял он, что такое власть, как сладостна, как прекрасна она. Ничто и никогда с ней не сравнится в мире этой. И никакая иная страсть, ни любовь, ни ненависть, не могла его тревожит так, как власть. Все он готов был за нее отдавать, и отдавал, если требовалось.
Волхв убрал свиток с песней своей печальной, закрыл глаза и замер. Не потому ли, когда он появлялся в доме, слуги зажигали тысячи огней, только при таком свете он успокаивался, и был добродушен, а не суров. Хотя всех остальных огни слепили, но никто бы не осмелился его ослушаться тогда.
Так он и жил до глубокой старости. А птицы прилетала к нему из своего Ирия, по первому зову, хотя он старался особенно не тревожить ее, и пела она весной, когда расцветала природа чудные песни свои. И в мире не было вражды в те дни, счастье и радость царили там.
Продолжение следует