Да, я устал. Устал от суеты. Но не от самой жизни. В ней было всё. Ещё остались крохи славы, но уже нет тех, кого я так любил. Теперь я один... Конечно-конечно, со мной мои надежды и мечты, мой дом, десятки тысяч фотографий, тысячи писем, книги, романы литературные – на стеллажах, романы любовные – в воспоминаниях. Воспоминания...
С таким настроением я вышел из спальни. Спустя некоторое время прогуливался по лесу. Шёл узкой тропинкой. Она не была прямой – петляла среди деревьев и скрывалась где-то в глубине леса. Не думаю, чтобы здесь кто-то, кроме меня, так рано гулял. Шагая по тропинке, совершенно забываю о своих болях, горестные мысли рассеиваются сами собой, сердце настраивается на хороший лад, даже несмотря на мелкий дождик. Вот как сегодня.
Принимаю добровольное одиночество – уединение. Оно исцеляет от нервного напряжения, дает силу. Никогда им не тяготился. Безлюдное место располагает к спокойному созерцанию и неторопливым раздумьям. Но что это? Я, кажется, ошибся, назвав лес безлюдным. Там, где тропинка огибала упавшее некогда дерево, стояла женщина. Она неподвижна и напряжена.
Подошел ближе. Туфли её почти утопали в мокрой траве. Прямая тёмная юбка ниже колен, белая куртка с капюшоном, короткие поля чёрной шляпки – такой обыкновенный вид. Ладошкой в шерстяной перчатке прикрывала рот и кончик носа. Она озябла и заметно дрожала. Я посмотрел ей в глаза и неслышно охнул. Невероятно! Глаза той, о ком я предпочел бы не вспоминать. Но - поздно. Приступ меланхолии оказался быстрей пожелания.
Смогу ли вновь пережить видения, в которых моя малышка, едва касаясь головой, склонится ко мне, и я, задыхаясь от неповторимого её запаха, завороженный волной нежности, оцепенею, боясь едва заметным движением, мыслью нечаянной нарушить возникшее парение. Невыносимо больно – до спазм в горле – чувствовать мою крошку и знать, что её уже нет, и всё, что было и будет после неё – фикция. Жизни не будет. Потому что с уходом этой женщины, ушло всё сущее.
Что бы я ни делал после её смерти – всё тщета. Хочу доказать себе и другим, что существую, по-прежнему держу в крепкой упряжке своенравного коня удачи, а ночи убеждают: ты один, один, один. И больше никогда не будешь вдвоём, вместе. И те же ночи утешают: каждый день приближает тебя к тому, что станет настоящим, ощутимым, осязаемым. Приближает к источнику, которым утолишь безмерную жажду духа и любви. После смерти Роми не знал покоя. Она находила меня всюду. Я мучился. Если бы я знал, как тебе было плохо в тот день, моя неистовая Роми, как пёс, положил бы у твоих ног свою жизнь и сказал: «Бери!».
Не знаю, как долго мы смотрели друг на друга. Дрожать женщина перестала, и я почувствовал, как внутренне она собралась. Отвёл руку от её лица. Она смутилась и прошептала: «Бонжур, месье...». Я пошёл дальше по тропинке. Она молода. Губы её совсем другого рисунка, чем у Роми. И овал лица другой. Ничего общего с Роми!... Тонкая, жидкая прядка, что выбилась из-под шляпки, - так странна... Может быть, роста одного, а в остальном – нет, нет и нет! Ничего подобного! Роми обиделась бы, узнай, в ком я нашел сходство с ней. Только зря разбередил старую рану. Теперь покуда уляжется...
Всё-таки как она здесь оказалась? Погода – совсем не для прогулок. Только сумасброды, вроде меня, решаются на такое. Для собственного успокоения. Конечно, ей что-то здесь нужно! В лесу?... Да мне-то какое дело? Стоит и пусть себе стоит. Может быть, уже ушла. Но когда я оглянулся, женщина стояла на прежнем месте, опустив руки, вглядываясь в мою сторону.
Да что я так переживаю? Мне-то какое дело?... Выйдя из дома, я намеревался побродить, поразмышлять или просто идти и идти, бездумно скользя взлядом по желтеющим кронам деревьев, шагать в ритме моросящего дождя... Лицо, наверное, у неё совсем мокрое...
Я повернул назад. Она смотрела, часто моргая, и я почувствовал себя вправе спросить:
- Что вы здесь делаете? Вы, может быть, заблудились?
Она молчала. Губы её медленно растягивались в улыбке. «Нет, совсем не Роми!».
- Вы молчите.
- Я плохо говорю по-французски. У меня ужасный акцент.
Да, от её произношения я даже поёжился. Уходить она не собиралась. А меня это почему-то волновало.
- У вас здесь свидание?
- Угадали, – она не переставала улыбаться.
- В такую погоду с утра мужчины предпочитают подольше поваляться в постели.
- Например, вы, месье.
- Ну, я – другое дело... А почему вы мне дерзите? Я бы посоветовал вам быть осторожнее при выборе места свидания.
- Это от меня не зависит.
- У вас лицо мокрое.
- Пустяки.
- Вы дрожите.
- Ну и что.
- Самоотверженная женщина!
Она вскинула голову, отвернулась в сторону, но ничего не сказала. Как будто я оскорбил её. Так она ещё и с характером! Ну, что ж.
- Позвольте узнать ваш возраст, мадмуазель. Вы так молоды!
- Пожалуй, последую вашему совету и поостерегусь отвечать на такие вопросы незнакомому мужчине, - она снова улыбнулась, теперь уже кокетливо.
- Я вам незнаком?!
Она продолжала молча смотреть на меня.
- Это уже интересно! Если не секрет, из какого Гондураса вы приехали, дорогая? – я не скрывал сарказма.
Она достала из внутреннего кармана куртки миниатюрный диктофон, нажала кнопку. Послышалась русская речь. По-видимому, голос принадлежал этой молодой женщине. Она выключила диктофон и спрятала его снова в карман.
- Чем вы занимаетесь в Души?
- Ничем... Так вы говорите, я должна вас знать?
- Нет. Совсем не обязательно. Это даже лучше. Да, лучше... Очень хорошо, что вы меня не знаете. Хотя странно.
- Что странно? Месье...
- Делон.
- ...месье Делон. Что странного вы находите?
Я не знал, что ей сказать. Я ей не поверил. Но ведь мне самому когда-то хотелось, чтобы новое знакомство, если такое состоится, пусть даже мимолётное, никогда не основывалось бы на прежних сведениях обо мне. Что же меня беспокоит?... Она возникла так внезапно, прервала ход моих мыслей. Острым ножом приподняла пласт моего подсознания, отчего мне сделалось нестерпимо больно. Я хотел покоя, хотел слушать дождь, хотел унестись в мыслях так далеко... И вот она стоит, эта мадмуазель, так близко – я могу взять её легонько за подбородок, - молчит, смотрит невинно, а на меня накатывается волнение.
Решил вернуться домой. Холодало. Серые облака напрочь зацепились за кроны деревьев. Мелкий дождь постепенно набирал силу.
- Оревуар, мадмуазель.
- Оревуар, месье Делон.
Я медленно брел к дому, разгребая носком ботинка попадавшиеся на пути горки опавших листьев. Они были мягкие, влажные, липли к обуви. Войдя во двор...