Вячеслав Левыкин
Он с кладбища пришёл и вымыл руки,
и сел за стол, и водки в штоф налил.
Не вспоминался взгляд глухой старухи,
чей гроб до входа в церковь проводил.
Горенье свечек люди обступили,
где горний ангел плыл под потолком.
И слёзы комом к горлу подступили,
но он стерпел и их смахнул платком.
Старушка сзади тихо прошептала:
- Поплачь, сынок, не затаи в себе. -
Прощенье и прощание настали,
неведомые ранее в судьбе.
Он подошёл, холодный лоб губами
коснулся быстро, как совсем чужой.
Лишь повторял: - Ты вечно будешь с нами,
там впереди мы встретимся с тобой. -
Отпели, панихиду отслужили,
священник на руки иконку положил.
Закрыли покрывалом, крышку опустили.
А он стоял, губами шевелил.
Потом автобус городом тащился.
Он ткнулся лбом в стекло, не видя всё равно.
И только ангел в церкви всё кружился,
да резкий ветер распахнул окно.
С чего вороны любят на кладбищах
селиться стаями и оглашать окрест?
В какой стране, в каких ещё жилищах
такой тяжёлый деревянный крест?
Он мать любил, она теперь скончалась.
Он выпил водки и ещё налил.
Зачем, зачем над ней сирень качалась?
Зачем он взгляд старухи позабыл?
Она ему приснилась молодая
в воздушном платье, шла издалека.
И он во сне заплакал, ощущая,
какая тёплая на лоб легла рука.