Вячеслав Левыкин
1.
До свиданья, друг мой, до свиданья...
С. Есенин
Справа виден Исакий и купол большой,
финский камень колонн. Возле них он бродил.
Слишком многих с ума этот город сводил!
Говорят, что во сне он стонал, как больной.
А декабрьская ночь белым снегом мела,
и пурга завывала в кромешную тьму.
Как событья в стране не подвластны уму,
так могила к себе все звала и звала.
Человек за ним черный спешил по пятам
и шептал по слогам, перегаром дыша:
"Если жизнь надоела, могильным крестам
поклонись, повинись, золотая душа..."
Что он там говорил и кому говорил -
у поэта свои в этой жизни права!
От него он Литейным проспектом,
но вдогонку по ветру летели слова.
В Англетер приходил, шубу быстро снимал
и смотрел на трубу, что была над окном.
От себя не уйти! Он уже понимал,
что трубу захлестнет сыромятным ремнем.
Англетер, Англетер, почему ты стоишь?
Почему в его номере люди живут?
Отчего ты, заря, бледной кровью горишь,
если гроб на руках все несут и несут?
1975 г.
2.
Говорят, Есенин был тогда убит.
Трудно верить, но вполне возможно.
Отвожу свой взгляд я осторожно
с фотографии, он на полу лежит.
Затемненье крови в области виска.
Криминал обязан выдать хватку,
вспышка... Фотоаппарат в охапку,
на треножник опускается рука.
Почему зимой Есенин рукописи сжег,
перед тем, как в Ленинград умчаться?
Почему друзьям не достучаться
в дверь, когда он спать еще не лег?
Нам проверить слухи так и не дано,
ведь в архивах не найти ни слова,
от таких проверенных уловок.
В Англетере ночью призраков полно:
в номер входят, фомки в мрачных рукавах,
и замок не скрипнет от отмычки.
А потом все быстро, по привычке...
Разве передать тот ужас на словах?
Быть того не может! Почему бы нет?
У заплечных мастеров сноровка
и к тому же, видно, подготовка,
чтобы замолчал у нас любой поэт.
Научились, что там долго говорить,
и по пьяной лавочке списали.
Господи, неужто понимали,
что творили, и смогли его убить?
1977г.
P.S. Какая версия правдивая - судить читателям.