Вячеслав Левыкин
Она одна, родители погибли
в нелепой катастрофе на её глазах.
Дни счастья и беспечности затихли,
она одна и тётка сдуру на сносях.
Малютка недоношенный вдруг помер,
промозглый ветер в Петербурге над Невой
со свистом дьявольским проспектом стонет,
где небо летнее - шатёр весь голубой.
Одна, одна... Девчонка-малолетка,
забыться с горя? Тётка платья шьёт
и, как Офелия, поёт из клетки
квартиры царской. Странно так поёт.
Всё о ребёнке, о комочке красном,
о недоношенном, не пьющим молоко.
Не сменит песню, говорить напрасно,
что так с ума сойти вполне легко.
Ах, боже праведный, к чему такое горе,
к чему ревёт ветрище с ночи по утрам
и налетает, как орда, от моря,
стреляя в город громко, как чекист-наган.
И как-то ночью, от горячки что ли,
к её кровати голову в пылу склонив,
ей тётка шепчет, что забыла с болью,
как он ласкал, сестрицу всё же разлюбив.
Кто он? Отец, неужто это правда?
Ты с тёткою-сестрой развратничал в ночи?
А как же мать? На юге, где лаванда,
"Камаз" в них врезался, летели кирпичи.
Семейный "Бентли", как яйцо был всмятку.
Что хоронить? - обрубки тела на двоих.
На тётку девочка глядит украдкой
"так вот с чего теперь она мне враг и псих!"