Харьков, граница и лунная ночь.
Поезд стоит два часа для досмотра.
Вряд ли накроют в пути обормотов,
жаждущих в Крым героин проволочь.
Может, поймают, а, может, и нет.
Здесь попадутся, а там переправят.
Шарит по полкам фонарика свет,
паспорт берут, штамп границы не ставят.
Будто Петлюры режим наступил
или для взяток – момент образцовый.
Я бы их грушами всех угостил,
хлопцы в ответ их горилкой перцовой.
Скучно, родная, на глупость смотреть:
обыск, таможня, суровые взгляды.
Нет, чтобы спать или в окна глазеть,
надо терпеть необычный порядок.
Кто надоумил страну разделить,
ставить шлагбаумы с краю дороги,
где пограничники, как по тревоге,
вновь автоматы желают носить?
Ладно, когда есть купе на двоих.
Сколько испуга в плацкартном вагоне?
Едут старухи с окраин глухих,
едут товарки в хмельной обороне.
- Шо мене лапишь! - взорвётся одна
к парню скуластому в куртке таможни.
И весь вагон загогочет со сна,
будто коня отпускаются вожжи.
Тащат продукты, рубли на обмен.
Что им наркотики, марихуана?
Им бы к чайку сахарку, например,
или конфет, как небесную манну.
Много сулилось им всяческих благ,
чуть ли не райскую жизнь обещали.
В Киеве жёлто-блакитным стал флаг,
в левобережной совсем обнищали.
«Ну их всех к бисам!» - как Гоголь сказал.
Выпьем, родная, коль сон наш нарушен.
Дверь на щеколду. То степь, то вокзал.
А на закуску есть крымские груши.
Слышишь, колёса уже тук-тук-тук…
Ночь и луна, ветер тёпло-полынный
шлейф распускает за поездом длинный,
степь распласталась, рождается звук.
- Волки? – ты спросишь, - Смотри, огоньки…-
- Волки? Откуда! Их всех постреляли.-
Губы твои непонятно горьки,
и до утра беспробудно мы спали.
1998 г., Москва - Ялта
© Copyright: Вячеслав Левыкин, 2012