Играет блицем мотыльковый труд,
У межсезонья горицвета круг
И в кружевное марево одет он.
Скажи друг-стих, что под пером родиться,
Тебе не важен судьбоносный счёт?
Нет меня прежней говорливой птицы,
Всё больше тянет созерцать, а что ещё
На рубеже разыгранной превратности,
Где шрамы прежних срезов обагрив,
Зелёные витки стеблей акации,
Им медоносить под иной мотив.
Вот так, друг клён! Вчера ещё согбенной,
А ныне лёгким облачком лечу,
Купаюсь в солнечных лучах блаженно,
Стон бессловесный заменил «хочу»
---
Писать стихи – не пыльная работа*
А буквам быть в соцветье на листах,
Беседовать своеобразной нотой,
Тонка, психологична – непроста.
Оттенки слов – так видит цвет художник,
Палитра открывается спонтанно,
В такт плещутся на лист, как из фонтана,
И не поспеть за мыслью, рисовать,
Как сыплется крупинок снежных манна,
Так манко-притягательна возможность
Кружить строфой (без цели филигранно),
Невидимой рукой отображать
Гречишных хлебцев – крохам фаворитам,
Слетелась стайка юрких воробьят,-
Обнять бы всех, ладонью рот прикрыт, а
В пичужьем таборе бесчинствует отряд.
Другой – доверчив, не из робкого десятка,
На пеночку повадками похож,
Кустарник ему – мягкая кроватка,
Под крыльями листов и в зной и в дождь.
Боится кошек. Может, пра-пра-память;
Малыш, я – не смотритель маяка*,
И не держу за пазухою камня,
И никогда б не поднялась рука
-
Вновь за окошком хмарь и сентябрится,
А на душе, мой друже, февралёво…
Кружится ижица с глаголицей сестрицей
Под перекрёстность звуков снова, снова...!
//«стефенские» кустарниковые крапивники жили на острове Стефен и все были переловлены еще в конце 19 века единственной кошкой, которую держал в качестве домашнего питомца смотритель местного маяка. интернет//