исписан в оконной раме
мой город, сырой и плоский.
Достану страницу-память,
как скомканный лист из урны,
там были стихов наброски.
Я должен дичать культурно,
в халате и с папироской,
из комнаты не выходя.
Как будто с картин Лотрека –
сидящая на диване,
она из другого века.
Дыханием юной смерти
ласкает вино в тюльпане,
где мечутся тени-черти.
Глазами последней дряни
она пробуждает инстинкт.
Скривившись от рифмо-фобий,
посмотрит, насквозь червива,
отбросив в картонный гробик
надкусанную конфету.
Налей, – говорит, – Паршиво.
Она не поймёт поэта.
Я должен страдать красиво.
И пусть расцветёт Гиацинт,
сражённый ударом диска,
(Зефир хохотал коварно).
Но медленно гаснут искры.
Пожала плечом покатым.
Стихи? – говорит, – Кошмарно.
А я говорю – Пошла ты…
Я должен гореть шикарно.