Люди моего поколения и старше помнят, что в советских конторах стояли такие аппараты односторонней связи без диска номеронабирателя. То есть на них позвонить можно, а с них нет. Они, как правило, были ярко-красного цвета, и в центре аппарата красовался золотой герб Советского Союза. Обладатели таких аппаратов страшно гордились ими: наличие сего агрегата сильно подчёркивало статус владельца.
Не знаю уж, почему, но эти устройства связи обладали очень скверным типом звонка. И мой организм со временем выработал стойкую антипатию к мелодиям этого агрегата. Если то, что раздавалось из-под красного пластика, вообще можно назвать мелодией. Короче – он зазвонил. В трубке раздался раскатистый бас нашего министра.
– Зайди.
Трубка противно загудела сигналами отбоя. Почти бегом спускаясь со своего четвёртого этажа на покрытый хивинским ковром второй, где и располагался кабинет министра, я мысленно прокручивал в уме все свои возможные прегрешения, за которые меня следовало вызвать на ковёр. Таковых не обнаруживалось: так, мелкие шалости и не более того.
Понятное дело, хозяин кабинета сесть мне не предложил. Но смотрел по-отечески добро.
– Напомни, сколько у тебя было командировочных дней в прошлом году? – пробасил он.
– Триста. Примерно, – потупившись, ответил я. – Точно не считал, не до того было.
– Да. Многовато выходит. Ну, сам понимаешь, наша партия говорит надо, комсомол отвечает. Что там комсомол отвечает? Я запамятовал...
– Есть, – буркнул я, старясь понять, к чему это высокое начальство клонит?
– Ну, есть, так есть. Поедешь ещё в одну. На целый месяц. Радуйся.
– Матлабудин Раджапович, а можно вместо меня кто-то другой, того, на месяц? У меня тут семейное положение намечается…
– Не понял! Это что за манера у тебя такая, не дослушав старших, перечить?! Ишь чего удумал, семейное положение у него! Тоже мне, уважительная причина! Я же тебя на этот раз не в Голодную степь посылаю и даже не в Кызыл-кумы. В столицу нашей Родины полетишь, в саму Москву, да ещё на целых тридцать дней! Учиться! Квалификацию повышать. Так уж и быть, танцуй. Разрешаю. Государственную награду тебе ни по чину, ни по возрасту ещё не полагается. Бери, какую дают, и дуй на первый этаж, в хозотдел, заказывай себе билет. Ну, чего стоишь, как высохшая чинара. Топай, куда велено.
Я не уходил. Молча переминался с ноги на ногу.
– Тысяча дивов! Вы посмотрите на этого умника. Ступай немедленно с глаз долой, иначе возьму и передумаю.
– Ага. Матлабудин Раджапович, передумайте, пожалуйста. Очень прошу. Ну, не могу я сейчас того, в Москву. Я и так невесту свою почти год не видел.
Министр от такой наглости даже приподнялся с места.
– Ты чего сейчас сказал? Ты сам понимаешь, что вот эти уши услышали? Нет, ну вы посмотрите на этого малахольного дервиша. Ты кому сейчас перечишь? Ты самому министру возражаешь! Да такого даже члены коллегии себе не позволяют. Уважаемые, между прочим, люди. Ой, что я сейчас с тобой сделаю! Ой, что сделаю! – он помолчал с минуту. Встал и подошёл ко мне вплотную.
– Красивая?
– Кто? – не понял я.
– Ну, твоя, которая запросто может сбежать от тебя, если опять исчезнешь на целый месяц.
Я мотнул головой.
– Ты чего киваешь, как осёл взнузданный? Тебя сам министр лично спрашивает. Красивая, очень? Где работает? В каком министерстве или ведомстве?
– В нашем. То есть, в вашем.
– Так чего же ты меня, старика, в заблуждение вводишь? Сын шайтана и гюрзы, – хозяин кабинета нажал кнопку селектора.
– Салам, Карим Насырович. Тут такое дело, этот наш мельник, кобылица его лягни, не хочет один в Москву отправляться. Говорит, только с невестой, и никак иначе. Давай там быстренько оформи документы и на неё. У нас, кажется, разнарядка на двух человек поступила. Ну и что – на другого уже оформлена? Значит, этот другой в следующий раз месяц в Москву отправится, дурака тридцать дней валять. Переделывай быстро. Людям через неделю вылетать. Как это ты не знаешь, кто невеста мельника? А за что тебе государство зарплату даёт? Кто у нас в министерстве кадрами заведует? Ну и что – в личном деле нет, графы невеста, а есть только жена? Сначала невеста, а потом жена. Наоборот никогда не бывает. Короче, если через десять минут не узнаешь эту страшную тайну, поедешь в командировку в Голодную степь. Не только мельникам там месяцами трудиться, но иногда и кадровикам полезно тоже.
* * *
Я крутил в руках два заветных листка с министерскими печатями.
– Дорогая, пойдём в ЗАГС. Распишемся, наконец.
– Это ты что? Мне предложение делаешь? На колено даже и не подумал опуститься. Вместо коробочки с колечком какие-то цветастые бумажки суёшь. Что это вообще?
– Понимаешь! Это наше свадебное путешествие за государственный счёт. В белокаменную, на целый месяц.
– Вот уж никогда не думала, что командировка на курсы повышения квалификации является достаточным основанием для заключения законного брака. В конце концов, можешь толком объяснить, почему ты решил, что в эту самую белокаменную мы должны лететь в качестве законных супругов? Жили же до этого без штампа в паспорте. Не спорю, регулярно нарушали «Моральный кодекс строителей коммунизма», но тебя этот факт не слишком тревожил. И нате, побежали в ЗАГС. А ты у моих родителей согласия спросил? И вообще, и вообще, и вообще! – на её глазах заблестели слезинки. – Я СОГЛАСНА! СОГЛАСНА! Дождалась-таки! Только у меня одно условие.
– Любимая, я безоговорочно согласен на твоё условие.
– Это ты зря, – она вытерла глаза и взяла себя в руки. – Вот так опрометчиво соглашаешься, даже не выслушав. Так уж и быть, я принимаю твоё необдуманное и скороспелое предложение, но только фамилию менять не буду. Мне девичья дюже нравится.
* * *
В районом ЗАГСе дородная дама приняла наше заявление. Долго вчитывалась в листки.
– Вы, невеста, точно фамилию менять не будете? И вы, жених, согласны с этим?
Мы синхронно кивнули в знак согласия. Редкий случай, ну да ладно. Закон это не запрещает. Она шлёпнула синим штампом и убрала бумаги в стол.
– Жду вас ровно через месяц, со свидетелями, шампанским, ну и так далее. Как полагается.
– Как через месяц? Нам через месяц нельзя. Нам нужно прямо сейчас, – с вызовом произнёс я. – Мы! Мы уже давно муж и жена, только не венчанные.
– Жених, вы тут мне не того. Если вы не венчаны, так у нас в городе все не венчаны, потому как Азия у нас здесь, средняя. И вообще это не по моей части. Вот если бы вы, молодой человек, были военным, ну, там, скажем, офицером, и срочно отбывали к месту несения службы, тогда, оно конечно. А иначе никак.
– А если мы вам письмо на министерском бланке принесем, что отбываем к месту повышения квалификации, тогда можно?
– Несите, – устало ответила дама. – Поглядим.
* * *
– Дорогой. Нельзя так. Вернёмся из Москвы и распишемся. Может быть, и родители приехать смогут. Чего переживаешь.
– Ну как ты не понимаешь такую простую вещь? Мне уже тридцатник стукнул. Раз нет штампа в паспорте, значит, тебя поселят в женском общежитии, меня, соответственно, в мужском. Возраст, понимаешь ли, уже не тот, чтобы к своей даме по водосточной трубе и балконам добираться, от бдительных вахтёрш бегать.
– Я поняла, я всё поняла. Коварный ты тип. Жениться решил лишь за тем, чтобы тебе, мужику, комфортно было. Двухспальная кровать в семейном общежитии гарантирована. А ты обо мне подумал? Может, твоей девушке романтики хочется? Может быть, я много лет мечтаю, чтобы ухажёр ко мне по водосточной трубе и балконам добирался, или, на худой конец, серенады внизу, на тротуаре пел?! – она повернулась и чмокнула меня. – Подготовь текст письма, я завтра напечатаю на фирменном бланке. Ну, а на подпись к министру сам потопаешь, раз тебе так хочется спокойной семейной жизни.
* * *
– Мельник! Я знал, что ты у нас самый нахальный сотрудник, но что до такой степени!.. – Матлабудин Раджапович снял огромные очки в роговой оправе. – Сколько я за этим столом работаю… – он постучал по столешнице из массива красного дерева, – но подобного письма подписывать не доводилось! Надо же! «Убедительно прошу расписать в связи с острой производственной необходимостью!»
Министр с минуту поколебался и поставил размашистую подпись в левом углу.
– На. Держи. Ещё вот что: сходи, сними мне копию. Покажу друзьям на ближайшем совете министров. Пусть и они позабавятся.
Я радостно схватил бумагу и рванул к выходу.
– Стой. Куда помчался? – он подошёл к сейфу. Достал пухлый конверт. – Возьми, это вам от меня подарок, так сказать. Свадебный. Совет вам да любовь. И с детишками там не тяните. Командировки, оно конечно, но семья – это святое.
* * *
Спустя два года я готовил справки для «Выездного дела». Меня направляли в Монгольскую Народную Республику для оказания интернациональной помощи соседнему братскому народу.
Собирал неимоверное количество подписей и согласований.
Секретарь парторганизации министерства, начальник первого (секретного) отдела вертела в руках наше «Свидетельство о браке».
– Это ещё что такое? Оба не члены нашей коммунистической партии, да ещё и живут на разную фамилию!.. Сдаётся мне, что брак у вас не настоящий, а фиктивный. Проживаете вместе? Так, может быть, вы с этой женщиной спите в разных комнатах, я же не проверяла! Короче, ваше персональное дело я выношу на общее партийное собрание. И очень сомневаюсь, что вам лично и вашей, так сказать, жене будет доверено представлять нашу великую державу за рубежом. Убеждена, что в нашем министерстве найдутся более достойные люди, живущие под одной общей фамилией.
Я еле сдерживал себя, чтобы не вырвать у неё папку и не послать партийную даму по всем известному адресу.
– Идите, мельник, язык не поворачивается назвать товарищем. И хорошенько подумайте над своим поведением и моральным обликом. О времени и месте собрания я вас извещу. На сей счёт можете не сомневаться.
В нашей конторе слухи распространяются мгновенно. Даже если они исходят из первого (секретного) отдела. Понятное дело, услышала их и моя половинка. Не мудрствуя лукаво, супруга взяла да и переделала все документы. Рассталась со всей девичьей фамилией. А в это время секретарю нашей парторганизации позвонили из очень вышестоящей организации. Популярно объяснили, что командируют за границу прежде всего квалифицированного и опытного специалиста. Моральный облик которого, конечно, интересует соответствующие компетентные органы, но далеко не в первую очередь.
* * *
Через несколько дней блюстительница коммунистической морали ходила по этажам и срывала объявления о внеочередном партийном собрании. О выражении лица этой женщины и о разговорах за её спиной я вам, конечно, расскажу, но как-нибудь в другой раз.