(к 200-летию со д. р. Тургенева)
« —Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти?
— А куда ты хочешь попасть?
— Мне все равно... — сказала Алиса.
— Тогда все равно куда и идти, — заметил Кот.
— Только бы попасть куда-нибудь, — пояснила Алиса.
— Куда-нибудь ты обязательно попадешь, — сказал
Кот. — Нужно только достаточно долго идти» *
Начиная с конца
« — А где я могу найти кого-нибудь нормального?
— Нигде, — ответил Кот, — нормальных не бывает.
Ведь все такие разные и непохожие.
И это, по-моему, нормально»
Тургенев неспроста писал «Senilia», видимо, и мне выпало написать не многим более молодое, сменив век, тысячелетие, уклад и страну на современную эпоху. Как известно, стихотворения в прозе были написаны главным образом в 1878 году, я же поведу речь в 2018 о лете 1978 года. В этой интересной игре круглых цифр, когда от рождения Тургенева до «Старческого» прошло 60 лет, а я вспоминаю о событиях сорокалетней давности, кто-нибудь вполне сможет разглядеть чеширскую улыбка Творца.
Но прежде расскажу кратко о предшествующих событиях. Перед переходом в восьмой класс, я к своему огорчению обнаружил, что школа с десятилетним обучением за время моего в ней пребывания превратилась в “восьмилетку”… Передо мной встал вопрос «что делать?» во всей своей остроте, ибо желание перейти в 9 класс не исчезло, но нововведения того времени сильно ограничили возможности, если не до легендарной “козы”, то по крайней мере, до принудительно поступления в ПТУ в случае получения аттестата, хотя бы с одной тройкой. Впрочем, и средний балл в 4, 5 (и выше в случае наплыва желающих) не гарантировал дальнейшего обучения.
Так началась очередная гонка в конкурентной борьбе, о которой якобы ничего не знали и слыхом не слыхивали в мире, лишённом этого атрибута капиталистического общества, – в СССР.
Так я попал в 9 класс обычной, но другой школы с некоторой спецификой обучения. А выражалась эта самая особенность в том, что до этого она была школой с литературным уклоном, а на следующий год после моего поступления стала “математической”, что не могло не отразиться на качестве преподавания. Ибо учителя были одни и те же. В частности учительница по литературе – заслуженный учитель СССР, а по математике – награждена орденом за заслуги… «Мы здесь последние нормальные!», - этим возгласом мы приветствовали каждую наступающую школьную перемену.
Очередная ступенька
«Собирай все, что найдешь полезного, кроме
равнодушия и невежества. И тогда ты,
может быть, выживешь»
Очутившись в новой школе, я осознал, что из передового отряда прорвавшихся в храм знаний, переместился в группу догоняющих. Удивила даже не поднятая планка требований, а множественность направлений школьной жизни. Здесь я узнал и опробовал на себе, что значит еженедельный коллоквиум по физике, ежегодное спортивное состязание пополам с математикой между классами, школьный оркестр и многое, многое другое…
Однако я, изрядно испытав ваше терпение, наконец-то почти подошёл к событиям непосредственно связанным с Тургеневым. Дело в том, что с наступлением каникул, обучение фактически не заканчивалось, просто оно переходило в иную форму. Неважно, было ли это короткое зимние отдохновение или продолжительная летняя пора безоглядной веры в бесконечный отдых. Дело в том, что наша учительница по литературе вывозила всех желающих из нашего и параллельного класса за пределы нашего мирка, пусть и со звучным названием Ленинград, в большой мир неохватных просторов Советского Союза…
Вот и пришло лето. Окончен 9 класс. Позади каникулы после всех четвертей обучения, с поездками в Вильнюс, Ригу; с игрой в прибалтов на экскурсиях по Питеру в –30 град. С (билеты куплены, а в городе карантин по гриппу, а значит, гости на Новый Год к нам смогли не приехать), встреча и обустройство прибывших со второй попытки – весной.
Толстой и Тургенев, и ваш маленький несмышлёныш
«Дело в том, что, пока ты маленькая, ты можешь
видеть то, что невидимо для тебя большой»
Летом нас ждал продолжительный тур по местам Толстого и Тургенева. Поезд из Ленинграда, Музей Толстого в Москве, Ясная Поляна, Орёл, Спасское-Лутавиново…
Сейчас оглядываясь на эти события, удивляюсь, как могло случиться, что я пишу о них? Почему они всё-таки извлечены из пыльного уголка памяти вместе с забытыми на многие десятилетия фотографиями, которые делал, будучи школьным корреспондентом? Ведь я не собирался тогда писать ни стихи, ни тем более прозу. Хотя вру, писать я начал именно тогда и на школьном сочинении вместо изложения мыслей о творчестве Блока, я потратил отпущенные 45 минут на написания стихотворения на тему: почему я не хочу писать на заданную тему… Однако, не посещала даже мысль называть это творчеством, а предполагалась распространить оное на круг ближайших друзей; как говорится, для дома и семьи, и не более того.
И, тем не менее, я пишу, и именно в это время, а не в какое-то другое, и не потому что мне взбрело в голову, а так сложились обстоятельства, поставившие меня перед фактом и необходимостью изложить, то что вы надеюсь, дочитаете…
Исчезнувшая юность, почему ты сохранило свою улыбку?
Ленинград-Москва
« — Серьезное отношение к чему бы то ни было в этом мире
является роковой ошибкой.
— А жизнь — это серьезно?
— О да, жизнь — это серьезно! Но не очень...»
Поезд. Хоровое пение на два голоса под гитару, благодарные пассажиры… Наверно, именно это побудило вспомнить о забытой ещё в раннем детстве скрипке, побудило освоить гитару, подчинить её лирике ломающийся голос подростка. Конечно же, это и марево азартной игры, пропускающей минуты, часы, ночи меж растопыренных веером карт пальцев у школьников, наконец-то вырвавшихся из под родительской опеки …
Думали ли мы о Тургеневе? Не думаю. Тогда мы предвкушали долгую бессонную ночь перед Москвой, наслаждались не ограниченной ни временем, ни обстановкой свободой общения.
Рождение традиций
« — Как тебя понимать?
— Понимать меня необязательно.
Обязательно любить и кормить вовремя»
Мы рано поняли, что любое путешествие это, прежде всего, поиск того, где можно поесть, места для ночлега и долгое, долгое, очень долгое ожидание всего этого, обременённое неискренним раскаянием о пролетевшей, как одна минута, бессонной ночи…
В ожидании доступа в помещение, где можно оставит свои рюкзаки, каждый коротал время, согласно своим потребностям и желаниям. Кто-то считал, что если он прикорнёт пару минут, то вместо больной головы он получит возможность колобродить ещё одну ночь, кто-то рано пристрастившись к табаку, метался в поисках хотя бы одной сигареты, мы же решили сыграть в футбол лопнувшей оболочкой резинового меча, найденной кем-то из озабоченных куревом. Игра нашла отклик в сердцах мужской части компании, ибо отгоняла, всё более настойчивые позывы ко сну, пристающие, как ко всем вместе, так и каждому по отдельность, и требовавшие неважно где, главное немедленно, сию секунду – спать (хотя бы эту самую секунду).
Казалось бы, невинное мимолётное времяпрепровождение, имело далеко идущие последствия. Если привычка в последний день перед экзаменом не учить ничего, а встретится на школьной площадке и играть до позднего вечера в волейбол, умерла с поступлением игроков в различные ВУЗы (а значит экзамены в разное время), то традиция играть всей компанией раз в год в футбол, продержалась долгое время, прежде чем приказала долго жить.
Вплоть до поступления на работу мы играли в футбол – зимой.
Летний ливень
« — А что это за звуки, вон там? — спросила Алиса.
— А, это чудеса, — равнодушно пояснил Чеширский Кот.
— И что же они там делают? — поинтересовалась девочка.
— Как и положено, — Кот зевнул. — Случаются.»
Длинная дорога уходит в гору и добирается до Ясной Поляны, а вместе с ней и мы припадаем к истокам российской словесности. Бродим по парку, разбиваемся на пары, что-то фотографируем, что-то просто разглядываем. Особенно много желающих поснимать у могилы, – долго дежурим, чтобы в кадр не попали посетители.
Знаменитая скамейка Льва Толстого! Как же упустить такое и не присесть на дорожку?! Да ни за что! И, конечно же, следует увековечить этот эпохальный момент на фотоплёнке.
Долгая дорога обратно к электричке… Наверно, она никогда не кончится… И тут ливануло! По-настоящему, крупно, надолго…
Я пробежался, чтобы задокументировать прибытие к конечному пункту доблестных одиночек и целых отрядов на последнем издыхании, держащихся на плаву только предвкушением грядущей ночи.
Тёплые струи прорвали неба
Полусгнившую простыню.
Ветер бросил газету влево.
Слово каплями пророню:
Лет_Ний Дождь.
И расходясь, и сплетаясь снова
Невидимка соткал ковёр –
Лужи – вспененная основа,
Слово кистью художник вёл:
Лет-
Ний
Дождь.
Вот снова солнце сияет светом!
Крошат кроны для птичих стай
Воду. Гули, пора обедать!
Вон слетаются:
– Дай!
– Дай!
– Дай
Летний дождь.
Зелёный поезд
«Неважно, почему значительное стало незначительным.
Стало, и все тут»
Мы едем в Орёл. Едем… едем…
Возможно, ехали бы и дальше, но электричка встала на каком-то полустанке, о котором я бы и не вспомнил, если бы не замучившая нас жажда. Жажда – не приключений, знаний или ещё чего-то неизвестного, но так необходимого в юности, я самая банальная жажда: «Воды дайте!»
Это сейчас вам принесут, и предложат всё то, чего вы страстно желаете и тысячу вещей в придачу, которых вам на дух не надо. А тогда и в голову не приходило, что такое возможно.
И потому-то мы устремились в “поля”, а точнее по дворам и задворкам в поисках колодца. Успех был полный, так же как весьма пополневшей стала очередь из желающих испить колодезной воды…
Но вот уже машут из зелёного вагона, мол, вот-вот отправится!
И опять мы едем…, едем…, едем…
И в который раз слова песни Владимира Ланцберга под звуки нескольких гитар разносятся по вагонам: «Слепой закат догорел и замер, и вновь худобу кляня свою, зелёный поезд виляет задом…»
Орёл
«У тебя есть два выбора: один приведет тебя к счастью,
другой — к безумию. Мой тебе совет — не оступись»
После долгого сидения в поезде так приятно нестись с обрыва к реке! Сейчас взлетим орлами…Только бы не оступиться, не покатиться перекати-полем по кочкам, бугорочкам и прочей рёбросчитательной мелочи.
Шум, гам, надо успеть и то и это. Культурная программа сменяется неконтролируемым отдыхом, благо погода позволяет.
И, конечно же, надо успеть всё зафиксировать – каждый шаг, жест, шутку.
Вряд ли мы отличались от нынешних селфистов, разве только возможностями наших гаджетов и незнанием того, что это оказывается просто проходящая мода XXI века, поветрие эпохи смартфонов. А ведь мы также, как и нынешняя молодёжь, ради интересного кадра пускались во все тяжкие, забирались, куда не следует, запасались аппаратами “шпионской” съёмки (фотоаппарат «Киев…») и пользовались наведением сверху вниз, вместо привычного «куда смотрю, то и снимаю» (фотоаппарат «Любитель…») или просто ставили заслон из двух крупногабаритных товарищей (чтобы они по команде в нужный момент расступились).
А завтра?
Завтра мы, наконец-то, достигнем конечной цели нашего путешествия.
Доказательство влюблённости
«Если Чеширский Кот улыбается,
значит, это кому-нибудь нужно»
Спасское-Лутовиново… Что нам запоминается больше всего? Я полагаю, именно то, что больше всего волновало в тот момент, на чём сосредоточено твоё внимание. Волновали нас в пенатах Тургенева темы «лишнего человека», «взаимоотношение отцов и детей»? Честно скажем, это нас не просто интересовало в последнюю очередь, а точнее – не интересовало совсем.
Если мы что-то и обсуждали в мужской компании, ожидая, когда нас пустят в усадьбу, так это то, каким образом накануне вечером мы сподобились “сделать” в волейбол молодёжную сборную по волейболу (честь сразиться с ней нам выпала благодаря тому, что мы устроились всем кагалом на ночлег на их летней спортивной базе). Если кто-то о чём-то и размышлял в женском коллективе, так это о своей первой любви.
А что Тургенев?
Тургенев получил от нас стенды с фотографиями о нашей поездке в кабинет литературы и русского языка.
А я?
Я неожиданно для себя узнал, кто в кого влюблён, печатая на заказ или давая на время негатив какому-нибудь фотолюбителю из нашей школы. Слово, которого мы не знали – «бестселлер». Одну фотографию можно было бы окрестить бестселлером школы – я её печатал в немыслимых количествах, её перепечатывали другие и вновь давали кому-то… Это было какое-то всеобщее сумасшествие! Каково же было моё удивление, когда я обнаружил, что этот человек при такой бешеной популярности, неравнодушен ко мне.
Как, спросите вы? Дело в том, когда мы хотели что-то снять для нас важное, но не желали этого афишировать, то оставляли объект у края кадра, взяв в качестве центра, что-то совсем другое, но на резкость наводили на то, ради чего шла съёмка. Так вот в фокусе был именно я собственной персоной.
А что Спасское-Лутовиново?
Ну, да были, отметились. Но, как видно теперь по прошествии многих лет, оно сыграло в дальнейших наших жизнях не последнюю роль…
*Здесь и далее цитаты из книги Л. Кэрролла «Алиса в Стране чудес», одноименного фильма Тима Бертона и компьютерной игры «American McGee’s Alice».