слева брат в галифе и тужурке,
он в Гулаге зарезан на нарах за так
проигравшимся в карты придурком.
Справа старший сидит - комиссары его
застрелив, утопили в отстойнике.
Ни за что ни про что. Ибо Вечно Живой
строил власть и страну на покойниках.
Вот актриса сестра, две косы - до колен,
на фронтах она пела романсы,
но попали артисты под Оршею в плен
и сожгли ее с косами гансы.
Рядом - старшая, скромница, в Голодомор
суп варила из обуви кожаной,
cхоронив всех детей в черноземный простор,
миллионами жертв унавоженный.
Мой близнец, кто писал 'Миру - мир' у доски,
одногодком убит был афганским -
продырявило пулей берет и виски
в заграничном, чужом Мухасранске.
А мой младший - лежит под Донецком, лицом
в грязь уткнувшись, холодный, заброшенный,
удивленный таким вот внезапным концом,
украинским свинцом завороженный.
Мать моя в психбольнице. Детей защитив
ото лжи и морали бандитской,
не вакциной - душою она на пути
встала принципам иезуитским.
Мой отец в лабиринтах абстракций пропал,
демагогам поверив прославленным,
отравили его сотни, тысячи жал
из наследия Ленина-Сталина.
Мы сидим и молчим под всемирный тик-так.
Дорогие, любимые, кровные.
Я остался на свете один сам-дурак,
а вокруг - место русское, лобное.
Оглядишься едва - и хоть плачь, хоть рыдай,
но жируют попса и сатирики,
процветает вокруг воровская орда:
и закон ей послушен, и клирики.