Заброшенное кладбище. Глава 9 (Повесть)

В растерянности я замерла посреди гостиной. Одновременно в мою голову лезло столько разных мыслей, что я не знала, что сейчас предпринять. Догнать Тильду и поговорить с ней? Подняться наверх, отдыхать, музицировать, думать о своём расследовании? Или, как и собиралась, отправиться в санаториум?
Всё же я остановилась на последнем варианте. Взяв накидку, я направилась к выходу из дома. Из кухни навстречу шёл Лоран. Под мышкой у него была свёрнута газета, а в руках он нёс кофейную чашку, из которой разносился ароматный запах горячего напитка.
– Поплотнее закрой за собой дверь, – пренебрежительно бросил мне мужчина и уселся на диван.
Как он меня раздражал! Решив не удостаивать его ответной репликой, я хотела изо всех сил хлопнуть так, чтобы стены задрожали, но сдержалась и не сделала этого.
На улице действительно хозяйничал сердитый ветер, швыряя в лицо всё новые и новые пригоршни снежинок. Наперекор ему, словно пытаясь что-то доказать природной стихии, я не поехала в экипаже, а пошла пешком.
Конечно, уже в начале пути я пожалела. Снегопад усиливался, широкие же улицы городка чистили не очень усердно. Мои ноги вязли в белой каше, но я призывала себя не обращать внимания на мелочи.
Наконец-то показался санаториум. Начинало смеркаться, в некоторых окнах стали зажигаться газовые лампы. Я зашла в здание, внутри почти никого не было – лишь пара людей, да где-то в конце коридора мелькнула униформа медсестры.
Когда я вошла в комнату родителей, Марк, лёжа на кровати, читал вслух какую-то рукопись, а Розамунда записывала с его слов. Они явно не ожидали моего прихода.
– Изабелла! Вот и ты, – мама обрадовалась, вскочила и обняла меня.
– Да, вот и я, – подтвердила я грустно, так как моё настроение было испорченным.
– Что вчера не приходила? – строго спросил Марк, отложив листы в сторону и перевернувшись на бок.
– Так получилось. Не заметила, как время пролетело, – отмахнулась я.
– Вообще-то здесь твоя семья, труппа, мы репетируем. Октавиус вручил нам кипу нот, пьес, всё нужно читать, учить, – он помахал стопкой в воздухе. – И без тебя не обойтись.
Со скепсисом я бросила взгляд на кучу бумаг, лежавших на столе. Как никогда мне это надоело. И если старую программу я могла исполнять по накатанной, то учить новую уж точно не было никакого желания.
Присев на стул, я вздохнула. Розамунда же, вероятно, подумала, что я мучаюсь от боли.
– Как твоя кисть? Вы делаете перевязки? – сразу забеспокоилась она.
– Делаем, – без энтузиазма ответила я.
– Дай мне посмотреть, – мама протянула руку к моей.
– Не нужно, – я отодвинулась от неё.
Розамунда замерла в движении, а затем отошла. Марк перевернулся на спину и отложил листы в сторону. Никому не хотелось заниматься дополнительными номерами. С потерей Ребекки и её родителей основная нагрузка будет ложиться на нас. А ведь и раньше наша маленькая семья была занята под завязку. Так мы и сидели молча, думая об одном и том же.
Но через несколько минут в двери возник дядя Октавиус:
– Собирайтесь на вечернюю репетицию, лентяи! Через два дня выезжаем, а ещё ничего нового не готово.
Я привстала:
– Здравствуй, дядя. Смотрю, ты никому продыху не даёшь.
На что он лишь покачал головой и заявил:
– Изабелла, приглашение касается всех. У тебя будет столько новых песен, ты даже не представляешь!
С этими словами дядя также стремительно исчез, как и появился. Я перевела взгляд на родителей.
– Можно я никуда не пойду? – застонал Марк и отвернулся к стене. – Буду просто конюхом, рабочим, кем угодно, только не артистом?
Конечно, его можно было понять. У отца не наблюдалось выдающихся артистических способностей. Впрочем, теперь Октавиус вряд ли отпустит младшего сына из семейного дела. Розамунда обычно с готовностью и радостью встречала новые постановки, но сейчас и она не излучала былого оптимизма.
Полтора года – я вновь напомнила себе. Мне исполнится восемнадцать лет, и я покину театр, пусть хоть вся труппа на коленях будет уговаривать не бросать их. Сейчас же оставалось смириться.
Нехотя мы вышли из номера и спустились в гостиную. Там вовсю шёл репетиционный процесс: под звуки музыкального ансамбля танцоры разучивали новые движения. Честно говоря, хореограф из дяди был никудышный. Он и сам осознавал это, но доверить постановку танца артистам, лучше него представлявшим, что к чему, не хотел ни в коем случае.
– Здесь нужно быстрее кружиться, а затем вы образуете круг и проходите по краю сцены, – ежеминутно директор труппы давал выглядящие сумбурными указания.
– Дядя, тут мало места, мы не можем развернуться, – пожаловалась Теона. – Надо или найти помещение побольше, или поменять рисунок танца.
– А вы представьте, что здесь просторнее, – не сдавался Октавиус. – Держите в уме, как будто продвинулись чуть дальше.
Анна, Леопольд и Джонатан не возражали. Они понимали, насколько это бессмысленная затея и что дядя не отступит от своего. В какой-то мере их спасло наше появление.
– Отлично, – обрадовался нам глава клана. – Теперь у танцоров перерыв, можете отдохнуть. Жду вас через час, продолжим с того момента, на котором закончили.
Те стремительно покинули гостиную, если не сказать, убежали. Видимо, репетиция успела им поднадоесть.
– А мы? – понурым голосом спросил Клаус, наш лютнист.
– Что вы? – изумился Октавиус. – По моему разумению, вы играли как-то невпопад. Почему не слышите друг друга, хотя сидите рядом?
Потом он всё-таки понял, в чём была суть вопроса, и наморщил лоб:
– Уже устали, что ли?
Родители Клауса, виолончелист Эмилио и флейтистка Одетта, поспешно кивнули. Дядя наклонил голову и неодобрительно покачал ею.
– Вообще-то, – заявил он недовольным тоном, – я рассчитывал, что сейчас мы будем учить новые романсы с Изабеллой, раз уж она появилась. Вы ведь ознакомились с песенными нотами?
– Братец, мы не успели, – грустно сказал Эмилио, – поскольку были заняты танцевальными номерами. Ты уж слишком скор. Нам нужно время на изучение партитур, на сыгранность…
Дядя недовольно цокнул языком и задумался. Затем махнул рукой, выражая безграничное разочарование:
– Ладно, тогда у вас тоже часовой перерыв. Но очень хотелось бы, чтобы вы потратили его с пользой.
– Конечно, – Клаус встал и, уходя, похлопал дядюшку по плечу, – не будем ни есть, ни спать, только репетировать.
Эмилио с Одеттой ушли вслед за ним. Октавиус с удивлением озирался:
– Да что с вами? Это же наша обычная работа. Ещё повезло, что мы остановились в приличном месте, нас тут не беспокоят, можем полностью отдаться творческому процессу.
– Все устали, морально и физически, – когда мы садились за круглый стол посередине комнаты, заметил Марк.
– Морально – да, согласен. Физически – с чего бы? – упрямо возразил дядя, подходя ближе. – Я же, наоборот, стараюсь отвлечь всех от печальных мыслей. Или оставшуюся жизнь будем ходить в трауре? У вас что, есть предложения получше? Вот у тебя, Марк?
Отец нахмурил брови и молчал. Найти ответ на заданный вопрос было не просто.
– Или ты, Роза, что подскажешь? Изабелла? – дядя ожидающе посмотрел на нас. – Покритиковать мои действия – так пожалуйста. Какой есть выбор? Ехать с гастролями дальше, когда из состава выпало три человека и представлять публике однообразную программу? Или ничего не делать, распустить всех и пусть «Театр Конрой» бесславно прекратит существование?
Явно это не был лучший момент, чтобы сказать о моём твёрдом желании в скором времени покинуть труппу. Хотя о чём я? Полтора года – такой долгий срок.
– Через три дня мы уедем, – неожиданно серьёзно заявил дядя. – С одной стороны, не имеем права злоупотреблять гостеприимством Арендта, с другой – нам нужно трудиться и зарабатывать себе на хлеб. Отправимся в направлении Столичного города. Возможно, там наберём кого-нибудь в труппу, тогда станет полегче. Но сейчас вы являетесь моей последней опорой. С уходом Густава и Августы их репертуар временно переходит вам. Мы не можем давать представление только из танцев или пения Изабеллы. Нужны драматические номера, поэтому давайте приступим. Вы уже прочитали сценарий?
– Да, – Марк положил листы на стол. – Либо я ничего не понимаю в театре, либо это скукота.
– Что за пьеса? Какие роли? – всё же не без интереса спросила я.
– Отец, мать, дочь и её возлюбленный, – быстро вступила Розамунда. – Родители не одобряют их чувства, тогда влюблённая пара задумывает побег, но им постоянно что-то мешает.
– Кто будет играть возлюбленного? Неужто Клаус? – предположила я.
Марк хмыкнул. Он вообще всегда был невысокого мнения о наших сценках.
– А кто же? – насупился Октавиус. –  Ты знаешь у нас в труппе ещё какого-то молодого парня?
– Джонатан, Леопольд, – робко назвала я имена танцоров.
– Нет, – поморщился дядя. – Оставим их в своей сфере.
– Но ведь и Клаус – музыкант, – резонно возразила я. – Он как… неотёсанный чурбан. К тому же, у него плохая память и вряд ли кузен выучит все слова. Напутает и испортит выступление.
– Значит, будем больше репетировать, – непреклонно заявил Октавиус. – Это не надолго. Есть вероятность, что вскоре наймём нового артиста.
– Лучше пусть Клаус попробует, – сказала Розамунда, явно не приветствовавшая появление в сплочённом коллективе постороннего человека.
Когда-то она пришла в нашу семью из внешней среды, выйдя замуж за Марка. Тем не менее чужих людей сама принимала с трудом.
– Давайте без лирических отступлений. Нужно прочитать вслух пьесу целиком, – скомандовал дядя.
Поскольку мама не успела сделать рукописную копию, мы втроем уселись впритык и стали озвучивать реплики по очереди. Октавиус же внимательно вслушивался и то и дело вставлял комментарии:
– Так, здесь ты подойдёшь к нему… А в этот момент рыдаешь. Ну-ка зарыдай, чтобы убедить зрителей… Тут выдержи многозначительную паузу…
И далее в том же духе. Пьеса действительно выглядела блёклой. Это были обычные диалоги, без свежих эмоций или юмора. Может, я не вникла в неё с первого раза? Хотя разве найдёшь театральный шедевр в библиотеке провинциального городка?
Несмотря на то, что в конце юной паре удавалось убежать, радости за них я не испытывала. Или дело в том, что в настоящей жизни я не смогла уехать с Гарольдом, пусть мы и не являлись влюблёнными в полной мере этого слова? Он не стал бы брать на себя такую ответственность. Гарольд – правильный человек, столичный джентльмен, его отец возглавляет министерство юстиции. Нет, он при всём желании не пошёл бы на противоправное действие – побег с несовершеннолетней девушкой.
– Вроде бы, неплохо получается? – спросил по завершении читки дядя Октавиус и радостно поглядел на нас по очереди.
Получалось, на мой взгляд, плохо. К тому же, отцу приходилось читать реплики и юного возлюбленного, что немного сбивало с толку. Розамунда решила отмолчаться. Марк сделал непонятное движение руками, которое было трудно растолковать однозначно. Тогда дядя обратил свой взор на меня:
– А ты что скажешь?
Внутренне я вздохнула. Мне не хотелось его расстраивать, но как-то ответить нужно.
– Возможно, если добавить сюда дополнительные действия или комические ситуации…
– Видите, – не дослушав, перебил Октавиус. – Разумеется, мы отрепетируем, наложим музыку. Зрители ещё будут вызывать вас на бис!
– Прошу прощения, если мы закончили, пожалуй, я пойду, – встала Розамунда. – Что-то голова разболелась…
– Я провожу тебя, – Марк поспешно вышел вместе с женой.
Дядя сжал губы, отошёл в сторону и сел в кресло. Я задержалась в гостиной. После всех танцев, музыки и чтения пьесы теперь здесь воцарилась тишина.
Так мы просидели, наверное, минут десять. За окном наступила полная тьма, несколько свечей догорели и оставили нас в полумраке. Я просто уставилась на маленькую дырочку в скатерти и водила по ней пальцем.
Тут я услышала, как дядя Октавиус почти беззвучно произнёс:
– Вот и всё…
Невольно вздрогнув, я повернулась к нему, но он ничего не добавил. Тогда я переспросила:
– Что – всё?
Глава нашего клана сразу же оглянулся:
– Ты здесь?
– Да.
Я заметила, что он плачет. Никогда раньше мне не приходилось видеть дедушкины слёзы. Несмотря на тщедушную фигуру, Октавиус олицетворял для меня дуб, прочный и крепкий, который твёрдо держался в земле корнями, величаво шелестел густой кроной и защищал ею от ветров молодые деревца, растущие в его тени. Я мгновенно подскочила к нему и села рядом на холодный пол.
– Дядя, что с тобой?
Он достал из внутреннего кармана пиджака платок, громко высморкался и сделал робкую попытку улыбнуться:
– Не думал, что всё закончится вот так.
– Что закончится? – недоумевала я.
– Наш театр, – горестно уточнил дядя.
– Как закончится? – от неожиданности я привстала на колени. – О чём ты говоришь? «Театр Конрой» никогда не прекратит своё существование.
– Эх, Изабелла, – Октавиус махнул на меня рукой и ещё раз громко высморкался. – Люди умирают, династии прерываются, государства распадаются, а ты считаешь, что горстка артистов не способна разбежаться в разные стороны?
– Но ведь труппа – одно, единое целое? – я повторила его слова. – У нас общая цель. Мы ничего больше не умеем, а что умеем – делаем прекрасно. Разве не так?
– Так, – без особого желания согласился он. – При всём том, наша стабильность оказалась непрочной. Гастроли проходят с трудом, переезды тяжелее с каждым годом. Сейчас лишились части коллектива, оставшиеся до сих пор не могут прийти в себя… Придётся возвращаться в столицу и, возможно, кто-то устроится в театр Зигфрида, а остальные будут заниматься чем-то ещё. Я старался, прикладывал усилия, но, очевидно, мы не оправимся от этого удара.
– Оправимся! – с жаром подхватила я и вспомнила совет Арендта по решению проблем: «хороший план и хорошее исполнение». – Пару дней отдохнём здесь, затем приедем в Столичный город. Не для того, чтобы работать у нашего заклятого конкурента, а чтобы нанять парочку артистов, которые дадут театру второе дыхание. Всё встанет на свои места, будет как прежде. Даже лучше.
Дядя с удивлением посмотрел на меня:
– Вот как ты заговорила!
– Да, – с готовностью продолжала я. – Найдём новые красивые песни и пьесы. А хореография – ты только дай танцорам волю, не контролируй каждое движение, и я уверена, они смогут придумать что-то интересное сами.
Октавиус приподнялся на кресле и погладил меня по голове. Его взгляд озарился лучиком надежды:
– Ты, правда, так считаешь?
– Конечно. Мы не дадим разрушить «Театр Конрой»! – с готовностью заявила я.
– Просто мне казалось, что тебе тоже не совсем нравится подобная жизнь, – разоткровенничался дядя. – Значит, ты не покинешь нас?
– Нет, – искренне сказала я и обняла его.
Закрыв глаза, я понимала, что одновременно говорила и правду, и неправду. Но, кто знает, может, в будущем я поменяю решение и останусь в труппе навсегда?
– Увидишь, наши золотые деньки ещё впереди, – пообещала я и набралась решимости сделать для этого всё.
– Эй, что тут происходит? – окликнул нас заглянувший Клаус.
– Ничего, ничего, – поспешно ответил дядя, а я встала в полный рост.
– Можно, мы не будем сегодня больше репетировать? – нудным голосом спросил молодой человек. – Уже темно, настроения нет…
– Хорошо, – бодро заявил Октавиус. – Так и быть, но завтра примемся за дело с удвоенной силой.
На что Клаус хмыкнул и стремительно исчез в дверном проёме. Он явно не желал услышать последние слова дяди.
– Кстати, сейчас начнётся ужин. Останешься?
– Пожалуй, – согласилась я.
Вообще-то мне не хотелось возвращаться обратно в дом доктора. Я чувствовала себя чужой там. Что касается руки, то она не болела, и я подумала, ничего страшного не случится, если пропустить одну перевязку и остаться на ночёвку в санаториуме.
Мы пришли в столовую одними из первых. Две пожилые служительницы уже приносили еду. Дядя указал на свободные места, и мы сели рядом. Сразу же один за другим стали появляться артисты труппы, в том числе родители, а также малочисленные пациенты.
Столовая представляла собой длинную прямоугольную комнату, в центре которой находился общий стол человек на тридцать. Деревянные стулья были очень жёсткими, без подушек или чехлов. На стенах, освещённых газовыми лампами, висели картины с довольно примитивными изображениями природы.
Родители уселись напротив и озабоченно спросили:
– Ты разве не собираешься на ужин к доктору Арендту? Наверняка, у него кормят повкуснее.
– Нет, – небрежно отмахнулась я. – Останусь ночевать с вами, рука уже не болит.
– Как знаешь, – сказала опешившая от моего неожиданного решения Розамунда.
Наш разговор прервала незнакомая женщина в белом чепце и халате поверх серого платья, которая на тележке подвезла огромную кастрюлю и начала разливать из неё по тарелкам. Я отклонилась, чтобы она без помех положила и мне. жёлтую однородную массу В недоумении я оглянулась по сторонам – похоже, остальным людям подобная еда была не впервой, и они ели её без всякого подозрения.
Зачерпнув немного ложечкой, я медленно поднесла смесь ко рту. По запаху она напоминала разваренную пшённую кашу. Я её терпеть не могла. Осторожно положив ложку обратно на тарелку, я замешкалась. Но на столе из еды присутствовал только чёрный хлеб.
– Здесь подадут что-то другое? – тихонько поинтересовалась я у мамы.
– На второе сегодня будет пареная брюква, – тоже шёпотом ответила Розамунда. – А на десерт – печёное яблоко. Кстати, тут не советуют разговаривать во время приёма пищи.
Да уж, узнаю порядки доктора Арендта. И хотя я проголодалась, мои вкусовые рецепторы протестовали против пшённой каши. Конечно, я слышала, что она и брюква обладают питательными свойствами, однако, сделать усилие над собой было сложно.
В следующий миг я заметила неодобрительный взгляд проходившей мимо служительницы. Может, я и додумала, но мне в нём прочиталось следующее:
– Тот, кто не ест первое блюдо, не получает больше ничего!
Стараясь воодушевиться примером родственников, я в переносном смысле наступила себе на горло, а в прямом стала потихоньку загружать в него безвкусную кашу. Впрочем, такими темпами я бы ещё долго провозилась.
Надо найти в этой ситуации что-то положительное. Например, с нашим образом жизни мы и питаемся нерегулярно, да и едим, что попадётся под руку. А здесь для нас готовят только полезное. Через несколько дней, когда мы поедем по заснеженной горной дороге, я мечтать буду о тёплой каше!
Всё-таки осилив её, я предусмотрительно попросила положить мне поменьше пареной брюквы и не зря – то ещё «объеденье»! Жаль, что яблок на десерт раздавали по одному, вот оно действительно оказалось вкусным. Из напитков, где можно было выбрать между водой, молоком и травяным чаем, я остановилась на последнем и опять ошиблась: такого горького я давно не пила.
Посмотрев на грустные лица моих сородичей, я заметила, что многие из них визуально похудели на пару килограммов. С другой стороны, они же не просились уехать отсюда побыстрее?
После ужина мы пришли в свою комнату. Заниматься особо было нечем. Я сходила в гости к танцорам, посплетничала с Теоной и около одиннадцати возвратилась к своим.
– Давай ложись спать, – цыкнула на меня Розамунда и погасила светильник.
Переодевшись в ночную сорочку, я укладывалась на новом месте. В сотый раз я пожалела, что не отправилась к доктору. Наконец, когда я кое как устроилась, мне в голову пришла мысль, что я не предупредила никого в доме Драйзеров, что сегодня не вернусь. Надеюсь, они догадаются, где я, и не будут проводить поиски по всему Лесному городу.
Шло время. Родители уснули, Марк даже порой всхрапывал. Ко мне же сон не приходил. Я ворочалась в неудобной кровати, отлежала все бока и о чём только не передумала. Но, видимо, этого было мало. Для довершения удара у меня заныла заживающая кисть. Её нестерпимо жгло огнём, словно на открытую рану насыпали красного перца! Когда я через повязку потёрла больное место, лучше не стало. Что делать?
Привстав, я огляделась. Мне не хотелось будить спящих родителей из-за пустяка. Может, боль облегчит промывание водой? К тому же, ещё и в горле страшно пересохло…
Поэтому тихонько, стараясь не скрипеть, я на цыпочках прошла к выходу. Дабы не привлекать к себе внимание, я решила не зажигать и не брать с собой лампу – насколько помнила, кухонная комната находилась в конце первого этажа и до неё возможно добраться без особых трудностей.
Открыть дверь без шума не получилось. Я замерла и прислушалась – родители не шелохнулись. Тогда я двинулась дальше. Везде стояла абсолютная тишина. Бледный и неровный свет луны, падающий из окон в концах коридора, тусклым маяком освещал мне дорогу.
В середине нижнего этажа я внезапно услышала за спиной шорох и сразу же обернулась. Я не видела, кто это, только явно не человек – что-то низкое и широкое! Собака? Как она могла здесь оказаться?
Тем временем нечто приближалось и хрипело. В ужасе я со всех ног бросилась бежать на кухню.
К счастью, дверь в неё оказалась открытой. Забежав внутрь, в темноте наощупь я начала искать замок. Но, похоже, его просто не существовало! Руки и всё тело дрожали, меня обуял жуткий мороз страха.
«Вдруг мне только померещилось и там нет никакого чудовища?» – допустила я на секунду.
Однако через мгновение ручка двери, которую я по-прежнему судорожно сжимала, стала дёргаться. Я тянула её на себя, но силы были не равны. Тогда, не желая мириться с неизбежным, я рванула к стене и шарила по столам, надеясь найти нож или орудие для самообороны.
Дверь распахнулась, и в комнату вошло нечто наподобие небольшого медведя. Он не кинулся на меня с порога, а, наоборот, отправился в другую сторону. Достигнув буфета, неизвестный вынул предметы для розжига огня и чиркнул ими. Пламя осветило лицо моего ночного кошмара – Гийома!
Он что-то пробурчал, зажёг светильник из трёх свечей и с шумом опустил его на стол прямо передо мной, намертво вжавшейся в стену. Затем повторил действия и поставил рядом ещё один канделябр. На кухне сразу стало светлее.
Я беззвучно и бездвижно наблюдала за ним. Страшный, заросший, в мятой одежде, калека проковылял мимо меня назад к выходу, а потом, не получив никакой ответной реакции, промычал:
– Ыыыыыы…
Испугавшись, я рефлексивно отодвинулась от него вглубь кухни. Тогда он махнул рукой и, уходя, закрыл за собой дверь.
Наконец-то я перевела дух. Что это было? Неужто инвалид хотел мне помочь и пришёл, чтобы зажечь свет, а я испугалась его, как последняя трусиха? Впрочем, я решила себя сильно не корить: совсем недавно меня также преследовали в Туманном городе, подобное не скоро забудется.
Я нашла кувшин с водой и поднесла тот поближе к светильникам, затем стала развязывать бинт. Он был наложен довольно туго, и мне пришлось воспользоваться ножом, чтобы разрезать его. Только потом до меня дошло, что теперь я не смогу сделать из бинта новую повязку. Вот проклятье!
Из-за обнажившейся раны я расстроилась ещё больше. Зрелище было не самое приятное. Да и запах тоже. Неужели она никогда не заживёт и останется со мной навсегда?
Найденную на столе чистую тряпочку я промокнула водой и провела по ране. Наступило незначительное облегчение. Я попробовала снова соединить бинты, но моя попытка провалилась, поэтому пришлось просто прикрыть ожог бумажной салфеткой. Прижимая её, я задула один светильник, второй взяла с собой и быстро-быстро вернулась в нашу комнату. Перед входом я потушила свечи, осторожно вошла внутрь и сразу закрыла дверь на замок.
Родители по-прежнему спали. Мне же сон не шёл ни в какую. Я уже и пробовала считать до тысячи, и уровнять дыхание, но нет, ничего не помогало. Так я и маялась до шести утра, когда за окном потихоньку начало светать.
– Ты куда? – шёпотом спросила Розамунда, заметившая, что я одеваюсь.
– Вернусь к Арендту. Рука ужасно болит, – сказала я, поцеловала её на прощанье и выбежала прочь.
На улице меня встретил холодный ветерок со снегом. Поначалу по пути я не встретила ни одной живой души. Хотя после ночного происшествия мне уже было всё равно. С максимальной скоростью я направлялась к дому доктора, несмотря на то, что снежные сугробы замедляли мой каждый шаг.
Потихоньку городок оживал – появились повозки фермеров, рабочие шли в цеха, открывали ставни лавочники… Я же пробегала мимо всех голодная, не выспавшаяся и измученная болью. Сейчас особняк Драйзера представлялся волшебным местом, где я смогу избавиться от своих напастей разом.
Когда я постучала в дверь, Ханна в наспех наброшенном халате впустила меня внутрь (к тому моменту я уже знала, как калитка отпирается снаружи). Она удивилась, однако, не произнесла ни слова. Я бросила ей «Здравствуйте, спасибо», проходя через гостиную ухватила печенье из вазочки и побежала в отведённую мне комнату. Сбросив накидку, я съела печеньку, плюхнулась в мягкую кровать и уснула, забыв про всё.
А затем очнулась от того, что Арендт легонько дотронулся до меня. Его строгое лицо не предвещало ничего хорошего.
– Прости, я стучал, но, очевидно, ты крепко спала, – сказал он жёстким голосом.
– Да, наверное, – пробормотала я, с трудом продрав глаза.
Доктор взял стул и сел напротив:
– Что случилось? Почему вчера ты ушла и никого не предупредила? Мы не знали, что думать, где тебя искать.
Так я и предчувствовала, что без нотаций не обойдётся. Пришлось оправдываться:
– Когда я отправилась к родителям, то надеялась, что успею вернуться к ужину. Но мы долго репетировали, а потом…
Арендт вопросительно смотрел на меня, нахмурив лоб. Ох, не к добру этот взгляд!
– ….потом как-то уже было поздно. Я решила, вы догадаетесь, где я.
Мужчина встал и поправил жилет:
– Конечно, мне пришлось навести справки и убедиться, что ты в санаториуме. Но пока живёшь здесь, ты находишься под моей ответственностью. Поэтому будь добра, предупреждай меня или Ханну о том, что отлучаешься с ночёвкой. Если это обременительно или ты предпочитаешь постоянно быть с родителями, то не смею тебя удерживать.
Суровые слова хозяина дома сильно расстроили меня. К тому же, мне стало стыдно за свой проступок. Ведь доктор знал, что всего неделю назад в Туманном городе бесследно исчезла Ребекка. И если бы тоже самое повторилось здесь, даже трудно представить, что бы он чувствовал и как объяснялся с моими родителями. Вот проклятье! Я повела себя просто по-дурацки, подставляя его подобным образом.
– Простите, – пролепетала я, – такого больше не повторится.
– Очень на это надеюсь, – чеканно произнёс доктор и уже было хотел уходить, как обратил внимание на мою открытую кисть. – Что случилось?
– Она жутко чесалась, мне пришлось промыть её, – нехотя промямлила я.
– Чем? – неподдельно ужаснулся Арендт. – Обычной водой?
– Ну да, – пожала плечами я. – Взяла из кувшина на кухне санаториума.
Он ринулся ко мне и убрал остатки салфетки. Я же отвернулась, чтобы не смотреть на повреждённую конечность. Судя по громкому выдоху доктора, тот намеревался сказать какое-то крепкое выражение, однако, сумел сдержать себя.
– Быстро одевайся и приходи на перевязку, – распорядился он. – Промывать незажившую рану нестерильной водой! Ты же могла занести инфекцию!
С этими словами Арендт развернулся и поспешно вышел из комнаты. Молнией я выскочила из кровати – уж слишком много я слышала историй про фатальные случаи заражения. Но ведь со мной такого не произойдёт, да? Наспех отряхнув и расправив платье, я кубарем помчалась вниз по лестнице.
По пути мне попался поднимавшийся наверх Поль, который сказал:
– Изабелла, привет. Что с тобой случилось?
– Некогда! – лишь успела бросить ему я и продолжила забег.
Запыхавшись, я ворвалась в лабораторию. В тот момент Драйзер высыпал жёлтый порошок из вощёного пакетика.
– Давай сюда руку, – нарочито небрежным голосом произнёс доктор, хотя я чувствовала, что он уже не сердится на меня по-настоящему.
Арендт протёр рану жгучей жидкостью, а затем присыпал её края порошком. Перевязав мою кисть плотным бинтом, мужчина отошёл, давая понять, что процесс завершён.
– Имей в виду, минимум ещё два дня тебе нужно делать эти процедуры, – хмуро заметил он, убирая пакетики и склянки обратно в шкаф.
– Хорошо, – с горячностью сказала я.
– И постарайся не пренебрегать своим здоровьем, – уже более мягким тоном продолжил Арендт.
– Конечно, конечно, – залепетала я. – Простите, это всё из-за моей глупости.
– Ладно, – он повернулся и слегка улыбнулся. – В твоём возрасте пока простительно. А сейчас – иди на завтрак, хотя его время прошло.
Вместе мы прошли в гостиную, из которой доктор, взяв верхнюю одежду, отправился по делам в город. С понурым видом я добралась до столовой, где Ханна нехотя стала сервировать еду. Теперь я уже была рада и яичнице с беконом, и горячим тостам, и крепкому кофе.
Поль пришёл составить мне компанию. Жестом показав, что не могу разговаривать, так как ем, я передала инициативу в общении ему.
– Мы чего только не передумали, – начал он, сев за стол напротив меня и крутя в руках вилку. – Дома тебя не было, значит, ты, скорее всего, с труппой. Но когда не пришла и к ужину, Арендт сильно нервничал.
– И что потом? – уминая ещё теплую яичницу, с набитым ртом спросила я.
– Арендт отправил Шарля в санаториум; выяснилось, что ты там. И настроение вчера у него, понятное дело, было испорченным.
– Что, и тебе досталось? – полюбопытствовала я.
– Да уж, – отмахнулся Поль, не желая развивать эту тему.
Если бы могла, я сама бы себя прилюдно выпорола за такой поступок. Но что сделано – то сделано. Будет мне урок на будущее, когда доктор в следующий раз не предложит свою помощь.
Минутой ранее мы слышали в гостиной шум, а теперь в столовую зашёл Лоран. Его небритое лицо, взъерошенные волосы и нетрезвое поведение давали основание полагать, что он где-то гулял всю ночь и только сейчас заявился домой.
– О, птенчики сидят и чирикают. Как мило! – с омерзительной улыбкой восхитился мужчина и, грохоча, приземлился не на своё место, а на стул по соседству со мной.
От неожиданности я остолбенела. За пару метров от него несло неприятным запахом табака и алкоголя, а развязные манеры никак не соответствовали обычному облику.
– Завтракаете? – ежесекундно меняя взгляд, он осматривал стол. – Что у тебя такое вкусное, Изабелла?
Мужчина наклонился вплотную, прямо руками взял из моей тарелки кусок бекона и отправил себе в рот. Его наглость ещё больше ввела меня в ступор. В отчаянии я посмотрела на Поля, который тоже, очевидно, не привык общаться с «таким» Лораном. Одна надежда оставалась на то, что войдёт Ханна и как-то приструнит грубияна, но, как назло, экономка не появлялась.
– Почему ты не ешь? – жуя, спросил он. – На!
В его теперешнем состоянии это был жест внимания – Лоран протянул к моему рту кусок хлеба из моей же тарелки. Тут у меня закончилось терпение. Я уже собиралась выхватить тост и бросить ему в лицо, как в разговор вступил немного покрасневший Поль:
– Пожалуйста, не ведите себя подобным образом с нашей гостьей.
– Что? – Лоран удивлённо взглянул на него. – Нашей гостьей? Ты не забыл, что сам – гость в этом доме? Что тебя приютили из жалости? Если бы не мой братец, ты бы прозябал в каком-нибудь приюте. Так что уж молчи!
Как никогда мужчина напоминал мне борщевик – ядовитое растение, опасное для всех, кто до него дотронется. У Поля не нашлось, что ответить.
Не в силах выносить накаляющуюся атмосферу, я положила столовые приборы и решила выйти из-за стола. Но Лоран схватил меня за подол платья:
– Стой, ты же не доела. Не очень-то воспитанно с твоей стороны…
– Немедленно отпустите! – возмутилась я. И этот человек будет напоминать мне про манеры?
– И твой наряд, – скривился мужчина. – Ты надеваешь его уже третий день подряд. У тебя что, нет другого?
– Представьте себе, нет, – с вызовом заявила я, хотя это не являлось правдой.
– Ты же – певица, – возмутился Лоран. – А выглядишь в нём словно фермерша. С тобой стыдно сидеть за одним столом.
Да, у меня была всего пара повседневных платьев – ведь мы не могли возить с собой лишние вещи. Изо всех сил я пыталась вырваться, но грубиян превосходил в силе. Краем глаза я видела, как Поль начал вставать из-за стола, чтобы прийти мне на помощь.
– Отпустите уже! – воскликнула я и вырвалась.
На удивление, Лоран легко отдёрнул руку. Однако лишь затем, чтобы ощупать свои карманы и вытащить оттуда пригоршню купюр.
– На, возьми. Купи что-то достойное, не позорь нас с Арендтом.
Только я открыла рот, чтобы сказать ему всё, что думаю, как подбежавший Поль встал между нами и взглядом попросил не разжигать скандал. Топнув ногой, я поспешно покинула столовую. Уходя, я заметила в зеркале буфета, что Лоран кинул деньги мне вслед.
Поль отправился за мной. Но в данный момент я не хотела никого не видеть. Немедленно собираю вещи и ухожу, ноги моей не будет в этом доме! Демонстративно хлопнув дверью перед носом молодого человека, я стала скидывать нехитрые пожитки в чемодан.
Это его не остановило, и он осторожно зашёл в комнату. Не решаясь подойти ближе, юноша остался на расстоянии и молча наблюдал за моими действиями.
– Послушай, не стоит принимать решения сгоряча, – наконец, подумав, сказал он. – Откровенно говоря, Лоран очень редко бывает в неадекватном состоянии. И если бы здесь был его брат, он бы себе такого не позволил.
– Мне это не интересно, – с жаром произнесла я. – Да пусть у меня вся рука отсохнет, сюда я больше не вернусь.
– Доктор же тут не виноват, – Поль пытался утихомирить мой гнев. – Мы с ним полностью на твоей стороне.
Я посмотрела на него и невольно улыбнулась. Хотя мы познакомились недавно, я чувствовала, что между нами существуют понимание и симпатия. Почему-то я была уверена, что Поль никогда не причинит мне зла, поэтому не следовало срывать на нём.своё возмущение
– Будет лучше, если я уйду, – вздохнув, решила я. – Незапланированное проживание беззащитной и больной артистки оказалось здесь некстати.
Молодой человек улыбнулся и мягко попросил:
– Пожалуйста, останься.
Не знаю, почему, однако, моё сердце сразу растаяло. Или разум взял вверх над эмоциями, припоминая, какие скудные условия ждут меня в санаториуме?
Видя эти колебания, Поль спросил:
– Что я могу для тебя сделать?
– Ничего, – смутилась я. – Просто сейчас я вся на взводе. Мне надо прогуляться и успокоиться.
– Давай пойду с тобой? – предложил юноша.
Но я отказалась. Мне хотелось отдохнуть от всех. Наверное, основная причина в том, что я плохо спала прошлой ночью и поэтому так нервно воспринимаю происходящее. Я дружески похлопала Поля по плечу, ещё раз сказала, что не уеду, только нужно побыть одной, и отправилась к выходу.
Проходя через гостиную, я обратила внимание, что Лорана нигде не было видно. Лишь бы не встретить его в саду особняка, куда я направлялась. Иначе придётся гулять по нечищеным улицам Лесного города.
Едва я подошла к входной двери, как та сама распахнулась и передо мной предстала дородная женщина лет пятидесяти. Незнакомка была одета в меховое манто, на её светлых волосах, собранных сзади, красовалась чёрная шляпа с маленькой вуалью. Позади гостьи во дворе стоял роскошный экипаж.
Несколько секунд мы стояли друг напротив друга, не двигаясь. Наконец, оглядев меня пронзительными голубыми глазами с ног до головы, низким голосом женщина задала вопрос:
– С кем имею честь?
– Изабелла, – в горле запершило, и мой ответ прозвучал так, словно по дороге проехало несмазанное колесо.
Дама жеманно взмахнула рукой:
– И?
– И? – непонимающе переспросила я.
– Фамилия у тебя есть, Изабелла? Кто ты и что тут делаешь?
– Изабелла Конрой, – стараясь звучать твёрдо, представилась я. – Певица бродячего театра. Временно живу здесь.
На этих словах брови гостьи удивлённо поползли вверх и, бесцеремонно отстранив меня, незнакомка прошла в гостиную, снимая на ходу замшевые перчатки. Её возраст и явно высокий статус не давали мне права в свою очередь поинтересоваться, кто такая она. И я уже было хотела уйти. Но почему бы и нет?
– А вы кто? – наивно спросила я, одной ногой стоя на улице.
Мягко улыбаясь, женщина посмотрела на меня и даже с каким-то сожалением покачала головой. Мол, какая простота!
– Собственно говоря, это хозяйка дома, Анабель Драйзер, – сказал подошедший Лоран и поцеловал ей руку.