Кто о чём, а я, дорогой мой читатель, опять о своей любимой Средней Азии. Ну что поделать, прикипел я к ней. Там прошла моя молодость, там я встретил свою любовь, да и в старости воспоминания тянут меня туда, в зыбучие пески Кызыл-Кумов, в тамошние аулы и оазисы. К простым людям и живым иллюстрациям сказок Шехеризады. Вот и намедни сижу я за дастарханом, то бишь за столом, пью терпкий чай зелёный из кружки, гжельскими мастерами расписанной. Смотрю на эту самую кружку – гжель, она гжель и есть. Ярко-синие узоры на белом фоне. Раньше дефицит был страшный, а сейчас – пожалуйста, в любой посудной лавке запросто купить можно. Подделка китайская или подлинник – не важно. Речь сейчас совсем о другом пойдёт. О кишлаке Хриштоб, что затерялся в песках, близ вымирающего Аральского моря.
Довелось мне побывать в тех местах, в одной из моих многочисленных командировок. Так уж вышло, что по соседству со мной, в доме одинокой старушки-дехканки квартировала такая же командировочная, как и я, но не из Ташкента, а бери выше, из столицы нашей Родины, из самой Москвы! Как сейчас помню, Валерией её звали. Я оборудование на местном хлебоприёмном предприятии монтировал, а она его отлаживала. Работа как работа. Жара за сорок, ветер с пустыни как пескоструйный аппарат работает. Любая еда на зубах скрипит, потому как от этого песка никуда не спрятаться, да и помыться толком негде. Узенький арык, что вдоль кишлака протекает, так он только для питья предназначен. Ну, ещё можно из него воды немного набрать да и посуду помыть. А что бы для ванны вёдра таскать, так это на вас командировочных и не напасёшься. Вот приедете домой. В свои большие города, там и помоетесь, а здесь вода, так это и есть сама жизнь. Её пуще глаза беречь надо. Аральское море хоть и не далеко, но вода в нём грязная, да и к тому же солёная. Искупавшись в нём, вряд ли чище станешь, так ещё и всё тело чесаться будет. Однако всему в этом мире есть начало, есть и конец. Оборудование мы смонтировали, линию запустили. Теперь обкатка дней пять-семь и домой, в цивилизацию. К своим родным кондиционерам, душам и шампуням. Тем не менее, моя соседка Лера почему-то особо не радовалась. По вечерам после работы зачастила на половину дома хозяйки. То конфет ей из местного сельмага понесёт, то мясорубку ручную подарит.
На мои вопросы о столь странных визитах к, скажем так, женщине явно забальзаковского возраста – отшучивалась. Мол, хочу у неё сувенир выпросить, на память. А она не даёт. Какой сувенир можно выпросить у пожилой каракалпачки? У неё не то что сувениров, даже телевизора в доме нет. Интересно стало мне.
На другой день, дождавшись, когда Валерия отправится на хлебоприёмное предприятие, спросил хозяйку напрямую.
- Азира Муртазовна, если не секрет, что Лерке от вас надобно?
- Да миску у меня выпрашивает, окаянная. Совсем совесть потеряла. Шайтан её подери. Если я ей отдам, из чего тогда собаку кормить буду.
- Какую миску? - переспросил я.
- Вон, ту самую из которой Бурхан мой сейчас бульон бараний лакает. Вот отдам я ей эту посудину и что? Животина из чего питаться станет, а? У меня для Бурхана другой тарелки нету.
Что либо понять, а тем более удивиться я не успел.
Возле двора остановилась машина директора нашего предприятия. Из неё выскочила радостная Лерка, в руках она еле удержала увесистую коробку с дефицитным набором столовой посуды «Пахтакор».
- Это вам от меня на память, - пропуская приветствие, произнесла девушка. И поставила у ног женщины свою ношу. - Так сказать, о моём пребывании в здешних местах.
На следующий день мы, завершив все дела и отметив, как полагается, свои командировочные удостоверения, покинули гостеприимный Хриштоб.
Всю дорогу до города москвичка прижимала к себе тщательно завёрнутый и перевязанный свёрток, от которого разило на всю версту. И это несмотря на все опущенные в автомобиле стёкла. На справедливое ворчание нашего шофёра она только огрызалась и обещала щедро компенсировать доставляемое неудобство.
Я же, глядя на то как Лера держит свою поклажу, философствовал.
- Собака – не свинья. Животное благородное, а запах, что запах? К нему в конце-концов и привыкнуть можно.
В аэропорту главного города Каракалпакии – Нукуса, я не выдержал и всё же спросил.
- Валерия, ну на кой ляд ты выцыганила у старушки эту поганую собачью миску? Зачем она вообще тебе сдалась?
- Потом как-нибудь при встрече расскажу - прощебетала она и поспешила к стойке регистрации. Рейс на Москву вылетал раньше моего на Ташкент.
***
Через полгода мне выпала очередная командировка, на сей раз не в Каракалпакию и не в Голодную степь, а в Москву.
Лера встретила меня в аэропорту и на новеньких «Жигулях» повезла в гостиницу.
- Никак в лотерею выиграла, или щедрые предки подарили? — съязвил я.
- А вот и не угадал. На миску собачью выменяла. Жаль, сильно повреждена была, на «Волгу» никак не потянула.
Я молча уставился на девушку, всем своим видом требуя разъяснений.
- Понимаешь, Саня, я по первому своему образованию искусствовед. Но сам видишь, наладчикам платят в этом государстве много больше, чем специалистам по древнему Китаю.
Однако тарелочку династии Минь, конца шестнадцатого – начала семнадцатого века, я узнавать не разучилась.
Внимательный читатель, конечно, спросит: автор, а при чём тут наша родная Гжель?
Отвечаю – и наши мастера, и китайские, создавая свои шедевры используют роспись синий глазурью, по белому фарфору. Кто у кого научился, о том пусть специалисты спорят. Я же ещё раз хочу подчеркнуть, что знание это – сила!