Захарыч натурально пьянствовал. «Имею право!» - рычал он на всяк заглядывающего в его забздоханную комнатёнку. В редкие проблески сознания шёл он ссать, целился в дырку унитаза, но, как всегда, промахивался. Долго топтался в луже мочи, забывал застегнуть ширинку и шаркая босыми, воняющими испражнениями, ногами, придерживаясь за коридорные стены, тащил себя в нищенские апартаменты.
Коммуналка гудела. Очередной запой соседа вскрывал наболевшее. Бабы кипели, орали и брызгали слюной – кому охота туалет после алкаша мыть? Костерили на чём свет стоит и самого виновника, но причину раздора скоро забыли, грызлись между собой и рукоприкладали. Взглянул Захарыч на окружающий мир подёрнутым мутной плёнкой оком и бездумно ринулся поучаствовать в квартирных разборках. Уж очень его муха доняла. С трудом встал и шатаясь пошёл на крики.
- А ну, цыц! – рявкнул он на всю кухню.
От неожиданности бабы замерли на мгновенье, а потом разразились громче прежнего, презрительно не замечая вновь прибывшего.
- Я сказал - тихо!!! – ещё раз попытался смельчак.
Задребезжали крышки от кастрюль, с полки свалилась пачка вермишели.
- Ой, а кто тут тявкает? – наигранно жеманным голосом пропела Танька-малафейка, - Срань вытекла из каморки и воняет тут!
- Я те покажу срань! – угрожающе сжал кулаки Захарыч и двинул на Таньку.
- Люди, караул! Он ещё и лупится! – на всякий случай закричала баба, обращаясь к соседкам.
Те стояли у своих столов, скрестив руки на груди, а иная – подбоченясь, не выказывая желания заступаться. Их глаза светились злорадством.
Всеми фибрами своей пропитой души Захарыч почувствовал подкрепление и рванул на Таньку.
- Задушу, гадина! – рычал в...