(Поток сублимации)
Начало см. здесь
12.
Вы абсолютно правы – пора уже что-то предпринять! Либо прижать эту девушку где-нибудь в тёмном месте к стенке (о, господи, что это я?) и спросить напрямую, чего она хочет, либо… Нет, розы я уже дарил, на колени становился, весь мир предлагал – не помогло. Ещё я блистал красноречием, брал инициативу на себя, составлял и осуществлял различные планы по завоеванию, «пробуждению» и т.д., но если и был успех, то временный и неустойчивый. Короче, I can’t get no…
Однако есть ещё в моём арсенале пара штучек… О моделировании я, может быть, как-нибудь расскажу, правда, это вещь опасная, с непредсказуемыми последствиями, к моделированию лучше прибегать в самых крайних случаях, когда уже нет другого выхода; а вот интеллектуальные провокации – это как раз подходящий вариант. Они «провокатора» ни к чему не обязывают, вся ответственность ложится на провоцируемого, на его реакцию (как говорится, «тостуемый пьёт до дна!»). В нашем случае – на её реакцию, которая и является моей конечной целью.
Делается это всё достаточно просто (записывайте рецепт): для начала я тщательно подготовил пару «экспромтов» и попробовал с их помощью «подсадить» её на особый вид писем, устроив своеобразную «конспиративную переписку» (незаметно, как бы между прочим передаваемые друг другу с загадочным видом при встречах записочки или листочки с текстами; при этом желательно, чтобы эта «незаметность» бросалась в глаза заинтригованным коллегам и друзьям, что добавляет эмоций к игре). С моей стороны эти письма-«экспромты» имели несколько необычную форму – не то притчи, не то наставления, не то завуалированные воспитательные меры (придётся её воспитывать, а что делать?). Кстати, первое «письмо» было у меня уже давно заготовлено. Вы скажете, что это цинично? Зато от души!.. Нет, на самом деле этот текст Градиве и был адресован, точнее, посвящён, так что все приличия соблюдены, всё по-честному. Просто раньше я не решался ей его показать, а теперь вот решился. Посмотрим на её реакцию…
Да, чуть не забыл – вот текст письма (как видите, доверяю вам самое сокровенное!):
Воспаление смерти
Я полюбил её.
Сердце разбухало, становясь то белым лотосом, то белою же птицей.
Улетит?..
Кровь стынет в жилах.
Я уже не я. Что осталось от меня?
In pace requiescat! Ну и чёрт с ним!
Это похоже на воспаление. Но что воспалилось-то?
Меня нет.
Я скучаю по себе…
Воспарение смерти
Звёзды звенят в небе, если прислушаться.
(Так прислушайся!)
Иногда меж ними мелькают тени ангелов.
(Ну присмотрись же!)
А запахи!.. Ты знаешь, как пахнет небо?!
Высокое возможно только в высоком.
Возражение смерти
Тьма беспредельная.
Власть Вселенной безотрадна.
Ветер бесшумен, и оттого ещё больше ужаса.
Усыпальница последних надежд…
И вдруг — нежное стрекотание кузнечика где-то в углу!..
Поражение смерти
Слёзы умиления тоже душат.
Мысли — чёрные птицы, огромными когтями сжимающие птицу белую — душу испуганного мальчика.
Небо полно белых птиц, земля полна чёрных.
Не ищи меня на земле».
13.
«Поэты бесстыдны по отношению к своим переживаниям: они эксплуатируют их», справедливо писал Ф. Ницше. Поэтому не ругайте меня за то, что я эксплуатирую своё – такое личное! – чувство в общественных, так сказать, интересах, демонстрирую его почти у всех на глазах. Мы же с вами друзья, и вы не будете трепаться о моих секретах и сплетничать, верно?
Так что спешу поделиться с вами первыми результатами: кажется, сработало! По крайней мере, Градива целый день на работе как-то странно на меня поглядывала, а перед уходом домой молча вручила мне сложенный вдвое тетрадный листочек со своим ответом: «...Как ты мог взвалить на меня свой груз! Неужели ты думаешь, что я (маленькая и хрупкая женщина) способна с этим жить?! Ты поступил нечестно...» У меня тут же появилось искушение вызвать у неё ещё и жалость (нечестный приём, но используется многими мужчинами, часто бессознательно), отправив текст недавно написанной песни, где есть такие строки:
«Ты приди со мной проститься,
Оторвись от бренных пут,
Видишь, я теперь как птица –
Крылья в дальний путь зовут…»
Но, слава богу, я благоразумно передумал. И вместо этого решил: а чего меня одного жалеть, пусть всё человечество жалеет! Вот что я намеренно неловко просунул ей под столом на следующий день во время традиционного утреннего кофепития на службе (видели трое коллег):
«..., милая! Работа Духа всегда тяжела. Это не пищеварение, не мечты о лёгкой жизни. Это труд. Мне нравится этот труд. Я хотел привлечь тебя на свою сторону, хотел заставить твою душу волноваться (от слова «волна» – чтобы колебание волн Духа встревожило твою душу). Я рад, что это удалось. Я бросил груз в душу «маленькой и хрупкой женщины», чтобы узнать, как эта душа глубока (по совету Ницше). Я удовлетворён результатом, груз пролетел достаточно долго.
Возможно, я немного переусердствовал – ты расстроилась за меня. Прости, прости, прости! Не всё так просто, милая! Придётся раскрыть тебе одну тайну. Приготовься. Дело в том, что с тех пор как я узнал тебя, я ушёл на войну. Войну Добра и Зла. Я – на стороне Зла. И, пока ты не «видишь» меня, я хочу быть злым. Я буду злым. Никакого сострадания, никаких пленных! Я буду снайпером. Мои мишени – милосердие, гуманизм, любовь к детям... Я не люблю детей. Теперь я не люблю их ещё больше. Они продолжают начатое нами. А что мы начали? И так без конца.
Но ты по-прежнему упорно не «видишь» меня, хотя вокруг уже море крови. Я меткий стрелок, я перебью всех! Человечество недостойно будущего. У него нет будущего, если ты никак не можешь «увидеть» меня.
Да и к чёртовой матери всю Вселенную! Меня давно раздражает Млечный путь. Звёзды заслонили всё небо! Они заставляют мечтать и надеяться. А надежда – худшее, что есть у человека. Она испоганила ему всю жизнь, все чистые родники заплёваны надеждой, все тропы заросли ей. Человек без надежды – высшее существо, с ней – раб...
А ты... Представь: ты всего лишь, проснувшись (для меня), «увидишь» меня – и человечество спасено! И я затаюсь хотя бы на время...»
Конечно, это во многом игра, прикол, искусственное создание наших общих маленьких секретов. Но если вы всё же посчитаете, что текст Второго послания моей возлюбленной несколько витиеватый, излишне пафосный и местами назидательный, перечитайте ещё раз предыдущую запись этой печальной повести. Так и было задумано.
14.
Всё – я люблю её одну! Это совершенно точно!!! При чём тут Марина?..
Чёрт... Мы пили какой-то коктейль на лавочке в сквере под мелким дождём, потом взяли ещё по паре баночек (при этом во второй раз я назвал тот же веселящий напиток по-английски, и продавщица долго не могла понять, о чём идёт речь, так как все баночки были повёрнуты к ней «русскоязычной» этикеткой; короче, меня чуть не убили в очереди в круглосуточном магазине в два часа ночи!). Потом... Да будь оно всё проклято! Конечно, мы были с Мариной... У неё столько одиноко живущих в отдельных квартирах подружек, есть где укрыться холодной субботней ночью... А как укрыться от себя? Нет, я люблю только её, я сказал!..
Удивительно, но мои «измены» с Мариной, кажется, благотворно влияют на взаимоотношения с Градивой. Иногда она даже почти ревнует меня, шутливо укоряет, но очень издалека и неопределённо (а может, я это выдумал).
Как бы там ни было, новый план худо-бедно реализуется – на 19-й минуте «матча» счёт стал 2:0, хотя соперник несколько раз опасно бил по моим воротам и даже «обстучал» штанги и перекладину. Словом, он (она) атакует, а забиваю пока только я. Тяжёлая изнурительная борьба, прессинг, подкаты сзади, толчки исподтишка... Можно сказать, что мы встречаемся, но как-то странно (а что в моей жизни не странно?!). Иногда, как бы случайно, идём куда-нибудь вместе, держимся за руки или обнимаемся; если оказываемся наедине у неё или у меня, подолгу болтаем, показываем друг другу свои семейные фотографии, старые и новые, рассказываем о родственниках и т.д., даже достаточно опасно и с удовольствием шутим на интимные темы (типа «пробников» секса, но без секса). Только всё это под постоянное «ты не думай» или что-то в этом роде, к тому же в подавляющем большинстве случаев вместе мы бываем обычно на каких-нибудь посиделках типа пьянок-гулянок у наших общих знакомых или зависаем по барам, опять же с кучей свидетелей. Короче, никакой личной жизни! Да оставьте же вы нас наедине! Но если бы только она по-настоящему захотела...
Кстати, ответ на моё Второе послание Градива, по её словам, написала, но передумала мне отдавать и сожгла. Я тут же написал и сжёг своё Третье послание...
15.
Той же ночью из Астрала (куда меня иногда пускают по большому секрету, и обычно после этого я пишу песни... или ещё какую-нибудь фигню) пришёл образ: ранним утром я сижу в позе лотоса на тёплом песке где-то в пустыне лицом к востоку в трансе глубокой медитации, а передо мной в угрожающей позе стоит кобра и шевелит своим трансцендентным раздвоенным язычком (можно вдохнуть). Я знаю, что должен сейчас протянуть к змее правую руку и замереть в ожидании её дальнейших действий (я вижу два варианта развития событий одновременно, как бы на параллельных линиях временного континуума): либо кобра, убрав свой капюшон, нежно прикоснётся головой к моей ладони, либо сделает резкий выпад и укусит меня в руку. Каким будет её выбор, что произойдёт дальше, я не знаю. Я также не в курсе, зависит ли это от меня, и что я вообще могу предпринять в этой ситуации. Может быть, ответ придёт в следующее посещение Астрала... (Надо же, а начиналось всё как всегда с простой галлюцинации в левом ухе!)
Замечу на всякий случай: Градива родилась именно в год Змеи (помните: «Ты кого-то укусила ночью...»?), в год Змеи мы с ней и познакомились; у неё, у моей избранницы, тоже вроде бы есть альтернатива: «укусить» меня или «погладить»... Теперь вы понимаете, что заглядывать в Астрал не так уж и безопасно?
16.
Зачем меня кусать змее, если я и так дурак?!
Я сказал своей возлюбленной, что она фригидная, несексуальная и что от неё веет холодом. Какие, однако, эти имбицилы фантазёры, как они скоры на идиотские мысли и как охотно их высказывают! Она помолчала, а затем мрачно произнесла, что просто не видит во мне мужчину. Получил? Разве можно цветущей женщине, за которой ухаживаешь, выдавать такие экспромты?
Я, разумеется, попытался всё замять, объяснив запоздало, что хотел этими словами её разозлить, «разбудить» и пр., и вот что получил в ответ на это в конце рабочего дня в записочке (передана в курилке, при двух свидетелях): «Ты не знаешь женщин или не знаешь меня. То, что ты делаешь, по-твоему, кажется, называется «будить». Для меня это – «убить». Да, это не просто слово – это умерщвление меня для тебя...» Нифигасе!..
В конце записочки была приписка: «Так тебе и надо». Вот именно – так мне и надо!
На следующий день я едва дождался её на работе (звонить накануне вечером не стал, так как хотел видеть любимые глаза) и сразу же попросил прощения за вчерашнюю глупость. Причём и тут смалодушничал: готовясь к выкупу индульгенции, всё утро тщательно подбирал слова, чтобы занизить цену своей выходки. Происходило это в следующем порядке (во время пробуждения; в процессе полубреда «пять минут до будильника»; в состоянии лёгкого сна «пять минут после будильника»; в суете вскакивания и беспорядочной беготни за пять минут до последнего срока выхода из дома; в запарке утренней пробежки к остановке и пр.):
1. Прости меня, я был вчера настоящей скотиной!
Подумав немного, я смягчил оценку своего поступка:
2. Прости, я повёл себя как животное!
Через какое-то время я решил, что «скотоводческая» тема – это перебор:
3. Прости, я такой идиот!
На самом деле, когда пришёл час расплаты, я только и сумел промямлить что-то типа: «Вчера, это, в общем, я был не совсем прав...» То есть, получилось, прав, но не совсем. Она вместо ответа предложила пойти покурить и как-то странно смотрела в сторону, затягиваясь тонкой дамской сигареткой. Конечно, эти выходные мы проведём порознь...
17.
Ещё через день я вручил ей Четвёртое послание, где в завуалированной форме всё ещё просил прощения, подлизывался и каялся. Но, конечно, я был бы не я, если бы не... В общем, сами читайте:
«Как хорошо, что некоторые слова и действия со временем теряют свою актуальность. Фразы рассыпаются и никогда не соберутся в той же последовательности вновь. Как хорошо, что уходит время, тем более что его нет, есть наше представление о нём. Как хорошо, что однажды можно услышать неожиданно, просто проходя мимо: «Дорогой, твой испытательный срок подошёл к концу, ты его успешно выдержал (а ты ведь сама точно знаешь, что я его выдержу при любых условиях!), иди сюда, как это так ты «проходишь мимо»? Короче, komm zu mir!»
И потом на тебя огромным сизифовым валуном катит счастье. Ты тащил его на гору, пыхтел от усердия, терпел боль и лишения, и всё это для того, чтобы в одну прекрасную минуту развернуться и с гиком и свистом (твоим – ты здорово свистишь!) понестись с этой горы вместе с ветром, косясь через плечо – не слишком ли много счастья валит? Не завалит ли? (Впрочем, об этом ты позаботишься, ты умеешь дозировать моё счастье, к сожалению.)
И тогда я наконец-то вернусь с войны. И мы сядем с тобой попить чаю (с пирожками твоей мамы), и ты спросишь: «Ну как там было?» И я расскажу тебе всё-всё-всё, и моя голова будет у тебя на груди, и ты, поглаживая мои волосы, тихо скажешь, что всё теперь будет по-другому... (Боже, едва написав это... впрочем, у эмоций нет имени.)
И я весёлым и сильным воином продолжу войну на другом фронте. Но мне будет уже гораздо легче, потому что меня будут ждать и за меня волноваться. И маленькая нежная девочка с пшеничными волосами и теми же любимыми ресничками, что у мамы, нарисует свою первую, самую лучшую, самую дорогую картину за нас двоих и только спросит: «Почему вас так долго не было?» Отвечать ей придётся тебе...»
Необходимое примечание: эту девочку я придумал и представил в виде образа, ожидающего своей участи на небесах. Я часто упоминал о ней в наших с Градивой разговорах, намекая, что судьба бедной Полины – имя ей, кстати, дала она! – зависит только от нас (а однажды мне даже привиделся её образ... правда, в виде дерзкого сперматозоида).
Не знаю, к чему приведёт эта моя затея с посланиями, как, впрочем, неведомо никому из простых смертных наверное, что будет завтра, не так ли? И всё же интересно: что нас всех ждёт завтра?..
Продолжение см. здесь