(Поток сублимации)
1.
Я точно не понял, как это произошло. Наверное, так всегда бывает – стоишь себе где-нибудь в сторонке, куришь спокойно, никого не трогаешь, и вдруг – бац! – влюбился. Не по собственному желанию, не по принуждению, а просто – оказался в новом, так сказать, эмоциональном статусе. Конечно, со мной случалось много разных историй, но обычно обходилось как-то без особых эмоций, сухо, скорее по зову природы, чем по страстному желанию. Да и возможно ли это – страсть в моей жизни?!
В общем, растерялся я, поплыл, потерял твёрдую почву под ногами, что было совсем не в тему для мужика в расцвете лет с предполагаемым «богатым прошлым». А мне казалось, что этого «прошлого» у меня особо и не было. Никого, в общем-то, не любил, ни к кому не имел привязанности, даже жениться – и то не собирался (ну, может, пару раз), всегда считая это лишним, не моим. Так, плыл легко белым пятном паруса на горизонте жизни, не примыкая толком ни к океану, ни к небесам. И приплыл – оказался не готов к серьёзному чувству (а последнее чувство всегда самое серьёзное!), запаниковал и, как следствие, напортачил. Кто же в здравом уме и трезвой памяти начинает ухаживания с посвящения стихов ничего не подозревающей и ни в чём не повинной несчастной девушке, ставшей нежданно-негаданно твоим «гением чистой красоты»? Хуже ничего и придумать было нельзя: «Ты кого-то укусила ночью – с алых губ ещё стекает кровь...» (она родилась в год Змеи) – и далее в том же кроваво-зловещем духе.
Думаю, я сразу ввёл свою потенциальную Градиву (а у каждого поэта обязательно должна быть женщина-сновидение!) по отношению к себе в состояние «грогги», из которого она долго не могла выйти. У меня же потеря реакции зрачков на свет (читай: на мир) и невменяемость стали обычными симптомами общего умонедомогания на почве влюблённости. Оказалось, я инфантильный, недоразвитый в эмоциональном плане, так и не ставший взрослым, несмотря на годы. (Она как-то так и сказала: «Пора тебе повзрослеть!», а я до сих пор не понимаю, что это значит. Остепениться, стать до тошноты благоразумным, предсказуемо скучным, «свить гнездо», «завести птенцов»? – Это что, тупо торчать каждый вечер перед телевизором, утром бежать на работу, затем с работы домой, опять телевизор и тапочки, пара подзатыльников «птенцам» за оценки, дежурный «развнедельный» секс с женой, а между этими «событиями» всё какие-то дела, дела, дела: подклеить обои, починить кран, проводить тёщу?..)
Усугубила ситуацию одна участливая «добрая самаритянка», шепнув ей на ушко, что «этот ловелас» (то есть я) каждую вновь устроившуюся к нам на работу молодую девушку «обрабатывает» одинаковым, многократно проверенным – и оттого давно неоригинальным – способом, не утруждая себя ни селекцией (то есть «всех без разбора»), ни сменой хотя бы одного из своих примитивных приёмчиков («…он и за мной точно так ухаживал!»). Об этом я узнал от самóй Градивы много позже, когда она уже укоренилась во мнении относительно моего дешёвого донжуанства и поставила между нами непроницаемый щит из девичьей гордости и неприступности («а вот попробуй-ка, если ты такой крутой!»). Конечно, всё это было неправдой и возмутило меня до глубины души. А «самаритянку» я (каюсь!) действительно как-то «поцеловал», но случилось это один раз и в невменяемом состоянии после какой-то пьянки на работе (возможно, меня это вовсе не оправдывает). Короче, я пал жертвой навета, и мои ухаживания на время зашли в тупик.
2.
Я вдруг задумался, стоит ли писать обо всём этом с такой откровенностью. Ну что уж, раз поток моего сублимирующего сознания попёр как паровоз – с шумом и пылью, – его не остановить. Хотя пока это больше приквел, чем сама история. Так, конечно, безопаснее, но ведь рано или поздно я решусь вернуться из прошлого в сегодняшний день, особенно если хоть что-то в моей жизни сдвинется с мёртвой точки, а то паровоз паровозом... Впрочем, я почти ничем не рискую – вряд ли кто-то из моих коллег и знакомых в ближайшее время кинется искать мои опусы на весьма далёком от их интересов литературном портале. К тому же, я пишу здесь свои собственные мысли и о своей собственной жизни. Кто решится бросить в меня камень? Разве мы не имеем права быть откровенными в той мере, какую сами себе позволим?!
Но вернёмся к нашим… В общем, вернёмся к моим неудачам на личном фронте. Так – безотрадно и безответно – продолжалось пару месяцев (или пару лет, сейчас точно не могу сказать), и, когда мой разум начал впадать в беспробудную спячку от безысходности, кое-кому Свыше вдруг стало угодно присоединить к нашему несостоявшемуся дуэту третий персонаж, для пущей, так сказать, мелодраматичности...
В этом месте у меня возникла пауза, потраченная на поиски подходящих слов и эпитетов, которыми можно было бы описать... Впрочем...
Короче, не прошло и полгода, как Марина (тот самый внезапно упавший с Неба «персонаж») мне сказала: «Я тебя не люблю!», хотя я ей всего лишь предложил вместе сходить на футбол. Очень скоро выяснилось, что в её устах эта формулировка означала нечто почти противоположное по смыслу – чуть позже Марина рассказала мне, что как-то на вопрос своей дочурки «Мама, ты меня любишь?» она также ответила: «Конечно, нет!», на что дочка удовлетворённо закивала головой: «Ясно, что любишь, хуже было бы, если бы ты начала сюсюкать: типа сюси-пуси, люблю больше жизни...»
Мы обсудили эту проблему в ставшем легендарным в нашем кругу «сидении на клюшках» на даче нашего общего приятеля. (Тот вечер потом в разговорах так и назывался: «на клюшках»; мы отмечали там какой-то праздник и сидели на лавочках, собранных из старых сломанных хоккейных клюшек хозяином дачи, который работал физруком в школе.) Марина попросила меня объяснить, почему я к ней не подходил столько времени, а узнав причину (я надулся из-за этого «я тебя не люблю»), долго смеялась и наконец раскрыла истинный смысл едва не ставшей роковой в наших отношениях фразы (она, эта фраза, на самом деле, оказывается, не означает, что она, Марина, меня любит, но и не означает также, что она меня не любит – о, женщины!).
В общем, жаркие поцелуи той тёплой майской ночи поставили меня на грань раздвоения личности... Хотел поразмышлять об этом подробнее, но меня вдруг сбила следующая мысль: вы, возможно, прочитав всё это, уже вспомнили слова «самаритянки» и осуждающе покачали головой. Не спешите делать выводы... Впрочем, пока ничего не могу сказать в своё оправдание.
3.
Так вот, вскоре самому важному Режиссёру и Зрителю людских земных страданий показалось, что в нашем треугольнике маловато интриги, и Он внёс следующие изменения в свой сценарий: Градива и Марина – представьте себе! – сделались вдруг близкими подругами! Моё раздвоение разрослось в масштабах владений этого, блин, Сценариста и плавно перешло в перманентную эмоциональную истерию: с этого времени я мало что понимал, ещё меньше контролировал процесс и, раз уж это было дано мне природой, использовал на всю катушку свой талант по увеличению глупостей и ошибок в геометрической прогрессии.
А вы уверены, что повели бы себя разумнее на моём месте? Вот – посмотрите на одну из наших совместных (!!!) фотографий, сделанных на корпоративном выезде на природу (таких фоток со временем набралось достаточно для целого семейного альбома!), и вы всё поймёте. Кстати, ещё Кафка весьма точно подметил, «с какой же неопровержимой убедительностью фотография способна поведать о потаённых чувствах изображённых на ней людей!» Итак, вот этот снимок: мы стоим втроём (бросьте свои шутки!) на фоне притихшего полуодетого апрельского леса, обнадёженные запахом только что сварившейся каши в стыдливо спрятавшемся за кадром котелке, и мечтательно смотрим в объектив фотоаппарата, каждый ведая о своих потаённых чувствах. Я ведаю громче всех – совершенно блаженным (скорее идиотским) выражением лица, осторожно приобняв правой рукой стоящую чуть впереди с плошкой в руках Градиву в ярко-красном раздражающе-зовущем свитере (я-то и без этого готов рыть землю!), а левой... Левой рукой я, разумеется, обнимаю Марину, тихонько улыбающуюся рядом! Самое удивительное – я никак не могу припомнить, когда именно во время нашего позирования перед фотографом положил свою руку ей на плечо! Что хотел обнять Градиву, помню, а как обнял Марину – нет. Вот такой натюрморт...
Кстати, пока снимок перед нами, попробую описать вам моих девочек, а вы уж решайте, я просто идиот или у меня всё-таки есть хоть какие-то смягчающие обстоятельства. Хотя как можно заменить сухими, «слепыми» словами и разбить на составные части («ухо-горло-нос») то единое целое, что живёт у тебя в голове и заставляет учащённо биться твоё глупое сердце? Какой изысканностью слога можно обозначить запах, цвет и совершенство двух цветков, которые благоухают на клумбе твоей души? Просто сказать, что курносенькое веснушчатое и жутко интересное в своей «неправильности» личико одной удачно дополняет строгий греческий профиль чистого точёного лика другой, сливаясь вместе с ним в выдуманный тобой образ идеальной женщины? Или что компактность маленькой ладной фигурки первой смело вступает в спор по красоте и природной целесообразности с фотомодельными пропорциями второй? И что в одной ты находишь то, чего тебе не хватает в другой, и наоборот? И что от всего этого ты потихоньку сходишь с ума? Нет, не стану я мёртвыми словами заменять живое очарование...
В общем, уже достаточно ясно, до какого состояния я себя довёл, если решился рассказать об этом тебе, мой читатель, – единственному и самому близкому моему другу! Надеюсь, это состояние всё же позволит мне держать перо в дрожащей от перевозбуждения руке…
4.
И что, я вот так всё время о ней буду думать? Только закурю, сразу мысли о моей Градиве... А она... Всем своим видом...
Почему-то вспомнилась моя первая любовь. Девчонка та жила на окраине нашего городка, прямо у небольшого соснового леса. На его опушке между двумя кривыми сосенками кем-то была довольно ловко прилажена лавочка, на которой мы частенько сидели-обнимались тёплыми майскими вечерами. Я был тогда в девятом классе, она в восьмом, красивая такая, юная. Заботилась обо мне, волновалась. Наверное, стала бы очень хорошей женой. И наверняка кому-то стала, но не мне, потому что я от неё сбежал, даже и сейчас не пойму, почему. А тут недавно как-то встретил её в автобусе с мужиком каким-то, вероятно, тем самым, кому... Глянули друг на друга, но даже не кивнули, вроде как и не знакомы. Столько лет прошло, а она меня сразу узнала, и я её тоже. Всё такая же красивая... А он какой-то... Не очень. В общем, я отвернулся к окну и старался всю дорогу больше в её сторону не смотреть, помню, шея тогда так затекла – неделю ещё после этого ныла, напоминала о той встрече...
Закурю... О, дьявол, опять призрак Градивы! Меня женщины сегодня просто преследуют! Да если бы... Одна из прошлого, вторая… даже две... И, возможно, одна из этих двух... А что? Иногда она явно дразнит меня, кокетничает, шутит по поводу нашего предполагаемого совместного будущего. Сидели как-то на днях у общей знакомой, перекусили, она решила помыть посуду. Стоит у мойки, смотрит на меня так игриво и вдруг говорит: «Только не думай, что и у нас будет так же. Тарелки сам будешь мыть!» Все посмеялись, а у меня ещё одна бессонная ночь... Да не только тарелки, дорогая, на руках тебя буду носить... на кухню к плите! Что-то я совсем расклеился...
5.
Ладно, пойдём дальше. Точнее, полежим. Так получается, что я последнее время только и делаю, что перевожу пищу да лежу на диване. Пользы от меня никакой (вреда, правда, тоже), сил нет, энергия на исходе. Жизнь моя – ... (что тут скажешь?). Короче, я медленно, но верно превращаюсь в насекомое. И Кафка здесь совершенно ни при чём. (Хотя как это ни при чём? А кто же ещё во всём виноват?!)
Мне... уже много лет (эта сказка – для взрослых!), но меня до сих пор иногда смущают вопросом мои близкие: «Когда вырастешь, чем будешь заниматься?» Что я сделал за эти годы? Да-да, уже так много – задал этот вопрос! Или встал пару раз с дивана – но для чего? Да просто чтобы перевернуться на другой бок! И кто же я после этого? Эх, Кафка…
Теперь о другом (хотя всё о том же). За всю свою жизнь я так и не придумал надёжного способа заработать денег. И вот это уже действительно важно. Не будем лицемерить: деньги – это свобода, это талоны счастья. О, как я люблю эти проклятые талончики с циферками! Почти так же, как Градиву! (Нет, её всё-таки больше: ведь эта девушка мало того что слушает Моррисона и читает Вивекананду, так ещё и болеет за «Зенит»!) Но ни её, ни денег у меня нет. Поэтому и разлюбить их нескоро удастся. Иногда я представляю, как ласкаю её. Или трачу их. О, что за удовольствие – представлять, как тратишь деньги! Тем более если у тебя их нет, не было и, вероятно, не будет! Эти бесконечные путешествия по всему миру, эти сбывшиеся детские мечты, сны наяву и прочие маленькие радости, которые можно купить… А ещё – возможность блеснуть перед ней лёгкостью исполнения желаний, независимостью финансовых движений, широтой выбора и души!
6.
Иногда обстоятельства всё же отрывают меня от дивана на более продолжительное время. И тогда я хожу на работу. Ха-ха! Работа!.. Ну да…
Поскольку насекомому пофиг течение времени и весь остальной мир кроме него самого, совершенно неважно, когда я бываю на службе и чем вообще там занимаюсь. Кажется, по понедельникам у нас порой случаются общие собрания, хотя о нынешнем моменте точнее сказать не берусь (может, это происходит сегодня утром, может, в понедельник завтра или в понедельник вчера). Могу лишь описать своё состояние на этом собрании. Хорошая новость – я всё ещё продолжаю оставаться тем же насекомым, накануне к тому же обильно напоенным терновой настойкой и чувствами к Градиве (а заодно и к её подруге – девушке во всех смыслах... ну вы поняли, о ком я). Мы в выходной хорошо посидели, отмечая в тесном кругу чего-то там у кого-то там (насекомое не обязано это знать), и, надеюсь, хорошо смотрелись втроём. Я был на седьмом небе, которое в то прекрасное мгновение находилось между этими двумя ангелами, и мало что понимал. Какая к чёрту настойка? (Её, кстати, принесла Маринка, мастерица на все руки.) Это – для присяжных. Истинную же причину моего безумия будет знать только мой адвокат. Ну и попотеть же ему придётся, доказывая мою вменяемость двенадцати обывателям, разве им объяснишь, какие флюиды пронзают твоё тело, когда ты оказываешься между...
Впрочем, я отвлёкся. Итак, насекомое на собрании. Первое, что бросается в мои ставшие теперь фасеточными глаза – какие наивные эти люди! Говорят, говорят... И всем им кажется, что их слова чего-то там значат, от них самих что-то зависит, и что каждое следующее слово важнее предыдущего. А ведь слова на самом деле легче пыли на моих сегодняшних лапках, даже сотрясение воздуха при их произнесении весьма условно. Было бы больше пользы, если бы мои товарищи те же три часа просто тихо посидели, подумали каждый о своём, наконец, вздремнули...
На этой мысли я и заснул – прямо на собрании. И уже сквозь сон услышал знакомую комбинацию звуков. Кажется, произнесли моё имя. О, у насекомого есть имя? Ну что ж, клоп Говорун, жук Грегор и я – неплохая компания! Нет, всё-таки показалось. Даже имени не заслуживаю...
7.
Вообще-то писать о личном не так просто...
Чёрт, пауза затянулась!..
Короче, есть у меня друг Саня – примерно такой же сумасшедший во всех отношениях, как и я, мой собрат по многим несчастьям, ещё и влюблённый так же – без взаимности и надежды (как писал Пушкин: «Уважим в нём несчастья и несозревшие надежды»). Так вот, как-то в откровенном разговоре за бутылкой водки, когда мы как раз побратались по этому делу, Саня предложил такой план действий: отказаться от любых планов, послать девиц наших сердец по адресам, которые они сами себе выберут, отрезать бесповоротно саму мысль... Словом, «баб кругом полно, а тех, что портят нам жизнь, – ну их на… фиг» (цензура!).
Я горячо поддержал его и пустил скупую мужскую слезу. Как здорово – раз, и всё! И ты снова свободная личность, и никаких треволнений, тоски и отчаяния! Мы обнялись и зарыдали от счастья.
Но прошёл день, другой, и «свободная личность» запросилась обратно – в рабство. Уж больно вкусен оказался нектар отчаяния, пьёшь его, пьёшь и всё никак не можешь напиться. И хоть пользы от этого никакой, один вред, но как сладко жалеть себя, не видеть выхода, лежать, вскинув лапки кверху!..
Словом, посреди отмерянной насекомому вечности я внезапно вскочил с любимого дивана и истерично огласил вердикт – вперёд, в кабак за нектаром! И, встретившись с товарищем за чаркой нектара несколько иного свойства, мгновенно разработал следующую стратегию. Легче всего опустить руки, возбуждённо говорил я другу, пытаясь убедить прежде всего самого себя, а ты попробуй побороться! Даже не для того, чтобы выиграть, а просто – поставь себе цель, напряги себя, проверь по гамбургскому счёту! И чем задача неразрешимее (как в моём безнадёжном случае), тем лучше. Планка всегда должна быть на предельной высоте! (Представляю, в какой при этом пафосной позе я стоял с бокалом пива в руке перед своим товарищем, пробуждая в памяти у всех постояльцев кабака смутные воспоминания из школьного курса: то ли Пушкин перед Державиным, то ли Ленин на Финском вокзале…)
И вот что я в конце концов придумал. Прежде чем вычеркнуть из всех анналов и прочих списков наших несостоявшихся подруг, их надо завоевать, увлечь, сделать «состоявшимися»! А уж потом – см. несколькими абзацами выше. Чтобы знали!
Друг, уже далёкий в тот момент от земных проблем, эту затею почти проигнорировал, а я тщательно и методично начал готовиться, рыть окопы, разрабатывать дефензиву, можно сказать, в одиночку против опытного и опасного противника.
Итак, я обложился гороскопами, женскими романами, вызвал из глубин мозга все свои скудные познания в этом вопросе и... Представьте себе, матч только начался, а я уже повёл в счёте! Правда, мы едва размялись, но мой быстрый гол многого стоил! Не буду подробно рассказывать о том, как мы долго бродили под бездонным ночным небом, держась за руки, и целовались, как она немного со мной пооткровенничала (о чём тут же, думаю, пожалела), сказала мне несколько удивительных слов (что это было – слабость, игра, шутка? не верю я этим женщинам!); как затем мы расстались почти друзьями, и ночью (конечно, бессонной) мне захотелось умереть счастливым идиотом, чтобы не знать разочарований жестокого утра; ещё как в конце августа в давно отцветших садах вдруг запели соловьи, и обезумевшие коты пошли в поход на своих мохнатых подруг; как, как, как... Нет, обо всём этом я рассказывать не буду. Слова не успеешь сказать, а его уже унесло ветром. Одного не скрою – в этот день я был чуточку счастлив...
8.
Удачное начало «матча» не помешало мне совершенствоваться в исполнении глупостей и ошибок и даже выйти на новый уровень. Весь день в среду мечтая проводить свою возлюбленную домой (что обещало немало интересных минут), я вместо этого ушёл с Мариной в гости к её подруге, и мы напились до состояния... Короче, мы сидели на стульях напротив друг друга, её ноги лежали на моих бёдрах, руки обвивали мою шею, и она с нетрезвой откровенностью спрашивала сто раз подряд: «Ты меня любишь?» Я послушно кивал в ответ (что означало вовсе не... помните?) и в ужасе думал о другой. Какие же мы всё-таки, мужики!.. Уверен, если бы не третье лицо (её подружка), всё закончилось бы ещё печальней.
На следующее утро, в четверг, я стыдливо прятал глаза – не от Марины, нет, не дождётесь! – от своего двойника в зеркале. Во-первых, он очень плохо выглядел, во-вторых, я выглядел ещё хуже, а в третьих...
Градива ко мне совершенно равнодушна, это яснее ясного. Хотя видно, что ей довольно интересно со мной общаться (я же интересный!), ей нравится, как я смотрю на неё и пр. Она с удовольствием болтает о всякой чепухе, стреляет в меня глазами, смеётся, а я... никак не могу вникнуть в суть того, о чём она говорит, потому что как зачарованный просто слушаю её голос и ничего не могу с собой поделать.
Марина, конечно, проболталась (какие же вы всё-таки, бабы!), как нам хреново, а главное – почему. Мы втроём посмеялись, но мне стало ещё хуже. Мой план... Кажется, с этого момента у меня уже нет никакого плана. Не зная, чем всё это закончится, но я иду навстречу этому чему-то, хмурясь от предчувствий...
9.
К выходным мы поссорились. Повод был ерундовый (и совсем не тот, что вы подумали). Вспомнив наши недавние поцелуи, она сказала: «Только ты ничего не думай!» Я ответил, что я ничего и не думаю. Она – после паузы: «...Совсем ничего?» Я: «Нет, ну кое-что я, конечно...» Она, резко меня оборвав: «Так вот, ничего и не думай!» Я подумал-подумал и решил, что в процессах мироздания понимаю больше, чем в женщинах. И ещё что она опять со своим бывшим дружком Павликом... Взял и ляпнул ей... А она... В общем, неважно.
В тот же вечер я уехал в деревню на выходные, хоть наша компания – она, Марина, я и ещё несколько наших общих приятелей – собиралась в субботу что-то там отмечать. Ничего, обойдутся без меня...
Впрочем, как известно, от всех и вся сбежать можно, а от себя?..
С раннего утра в субботу мотнули с соседом на рыбалку. Не спасло. Да и карпа кг на семь упустил, расстроился как пацан… В общем, после обеда немного поспал, а как проснулся – уткнулся взглядом в потолок и тупо лежал, снова размышляя о своём насекомонизме. Вспомнилось, как Константин Батюшков, сошедший с ума в середине своего жизненного пути, но несмотря ни на что до конца остававшийся поэтом, заметил: «Я просыпаюсь, чтоб заснуть, и сплю, чтоб вечно просыпаться». Да это же обо мне! Раздавленное насекомое иногда шевелит лапками, пытаясь перевернуться на животик. Если исключить небольшие перерывы на приём пищи, беспросветное бодрствование и бессмысленное общение с такими же насекомыми, то жизнь – и впрямь вечный сон. И только эта чёртова необходимость думать, осознавать себя в пространстве и времени приподнимает меня иногда над местом гнездования (или где там обитают эти существа?).
А потолок ничего, беленький, ровненький. Паучок в углу... Ха-ха, братан!.. Потолок, стены и пол ограничивают меня в пространстве, как бы говоря: «Это ты, здесь и сейчас». Нет, «сейчас» говорят часы, они тихо тикают на столе, но пока на них не смотришь, времени вроде и нет. Итак, потолок – «Здесь», часы – «Сейчас». «Ты» – это я». То есть, «Я – это ты»...
Чего только не лезет в голову, когда боишься думать о главном. А что же главное? Да! Я же сегодня гигантского карпа упустил! Карпищу, которого уже держал в руках и мысленно даже успел обжарить в золотистом лучке на сковородке!! А он... испугался и... Надо всегда думать, прежде чем подумать! А то вздумал... Надо же, что удумал, а? Задумал, продумал, придумал, обдумал, передумал, снова подумал, додумал, не думал, потом подумал!.. Понесло...
Но разве карп – это главное? (Скажи это самому себе вслух!) Я потому и на рыбалку попёрся, чтобы быть подальше от своих мыслей. (Карп-то какой был!..) И ведь почти удалось! (Уже практически в руках!..) И вот... (А он...)
Телефон? Слава богу, хоть что-то отвлечёт...
– Ты дурак!
– ...? (Как она права!)
– Ты слышишь?
– Подожди, дай сообразить... Я только что как раз об этом думал...
– О чём?
– О том, что я, наверное, дурак.
– Ого! Свежий воздух пошёл тебе на пользу! Только почему «наверное»?
– Я знал, что ты так скажешь!
– А что ещё я могу сказать? Ты уехал, ничего не объяснив, как всегда всё извратил, понапридумал себе...
– Всё – майя!
– Какая ещё Майя? Ты с кем там?
– Ни с кем, а в ком...
– Слушай, брось ты эти свои... Нельзя вот так уехать...
– Но ты же сказала «не думай»!
– Ну ты конченный!
– Ты опять...
– Мы можем нормально поговорить?
– Можем. Как там Павлик?
– Ну и сиди в своей деревне!..
Ну и сижу! Отключилась... Уж отвлекла так отвлекла! О чём это я? Вечернее солнышко заглянуло в окно... Да не так всё и плохо! Хотя… Неужели я снова струсил? Испугался за свою мнимую свободу – извечный мужской комплекс? Плюс тупая гордость. Или просто по-холостяцки лень напрягаться, вылезать из тёпленького гнёздышка (которого, к тому же, и нет)?.. Короче, сдулся ещё до начала представления. Впрочем, как и всегда. Да... А ведь карп – это символ! Кажется, я что-то упустил...
10.
Виделись в понедельник на работе... Как ни в чём не бывало: «Привет, как дела?»! А мне вспомнилось: «Ты не думай...» А умище-то куда девать?!
Впрочем, вся неделя прошла как-то... Мы почти не разговаривали. Да и виделись нечасто – она брала отгулы, я ездил в небольшую командировку по делам...
А впереди осень. Скука смертная! Что-то наплыло... Нет, курить не буду... Решил, значит всё! Да и какая теперь, когда всё закончилось, так и не начавшись, разница? Кто-то умный сказал, что прошлое – уже неправда.
Трудно быть одному. Особенно остро это ощущается после праздников, после какой-нибудь весёлой пирушки с друзьями, наконец, после тёплого беспечного лета. Да, лето закончилось, господа! Огни погасли, и снова всё то же: тоска, тоска... В осени есть, конечно, своё очарование, но оно придёт позже. А сейчас всё жухнет, как-то тускнеет, теряет блеск, до октябрьского золота ещё далеко, а летняя бронза уже покрывается патиной.
Однако моё одиночество явно затянулось. Уже чего-нибудь хочется, а тут некстати эта болезнь – хандра от осенних ветров одиночества. И я, видимо, где-то постоял на сквозняке одиночества и простудился. И теперь весь больной. Тоска выжирает всё внутри. Кажется, я, как Кафка, скоро начну от скуки по десять раз подряд мыть руки в ванной. Полное бессилие. Хочется сделать что-нибудь выдающееся, а сил не хватает даже на заурядное. Я знаю – это пройдёт…
11.
Иногда жизнь, как ржавое болото, стоит на месте, и ни туда, ни сюда. Эдгар По как-то обронил: «Моя жизнь – презрение к настоящему, разжигаемое страстностью ожидания будущего». Лучше о моём нынешнем состоянии и не скажешь! Хотя мне бы хотелось ещё немного поговорить о недавнем прошлом, например, о том, как я с ней познакомился (это случилось на корпоративной вечеринке; я тогда пришёл с одной девушкой, провёл весь вечер с другой (то есть с Градивой!), целуя ей ручки и утопая в её бездонных глазах, а ночью оказался в постели у третьей, звали которую, кстати, так же, как мою зазнобу, – вероятно, я так возбудился от этой роковой встречи, что не смог пройти мимо первой же её тёзки!), как трогательно и робко вначале развивались наши отношения; как потом накатила лавина моих глупостей и ошибок, которая снесла эти отношения вместе с надеждой на перспективу к подножию горы, называемой Счастьем; как я потом хаотично пытался найти хоть одно уцелевшее здание после этой лавины и вызвал целый ураган ещё бóльших нелепостей (неисправимый идиот!); как, наконец…
Кстати, должен заметить, что из природной скромности я стараюсь не писать в этой повести-дневнике о некоторых вполне естественных вещах. Сами понимаете, в жизни мужчины в расцвете лет бывают моменты… Да-да, те самые… А вдруг нас читают дети? К тому же мне хотелось бы рассказать о своих внутренних переживаниях (разумеется, я не о пищеварении, хотя тема тоже интересная!), о поисках простого человеческого счастья, самого себя и пр. в том же духе. А то, без чего не может долго обходиться любой нормальный мужик (разумеется, детки, это хорошая книга или классическая музыка!), – так мой мини-дневник как раз без всего этого легко проживёт! (Хотя кто его знает, эти дневники такие затейники!)
Так что если вам мои герои в дальнейшем повествовании покажутся несколько инфантильными, знайте: я делаю это намеренно. Хотя, между прочим, мы и правда часто ведём себя как дети. И это прекрасно!
Продолжение см. здесь