И как не смотри, эта блёклая даль беспросветна,
И воздух чуть-чуть подслащёный, тяжёлый без ветра,
С балтийских озёр, где растёт в тишине восковица.
И, кажется, серость впиталась судьбою в подкорку,
И здесь ощущается это стократно сильнее.
Сутулясь, сбегают к речной мостовой три ступени
Подобны подобным покорным холодному року.
Гудят колокольни, да толку-то, чёрт, ни на йоту.
Оглохли тут все, причастившись наливкой свободы.
И камни здесь седы, и в копоти белые своды,
И долго ещё, ох как долго терпеть-то народу.
Гудят переливом троллейбусов звонких маршруты,
Улитка рога подвернула и скрипнула снуло.
Водитель сурова – верёвкой кручёной стегнула,
Все ждут под навесом, как будто на рынке Калькутты.
Где пряности в воздухе так же как и поцелуи,
В которых мы в юности так незаметно хмелели,
Киоск шаурмы не жалеет нам хмели-сунели,
И в воздухе вьются убийственно запахи дури.
И лаковым блеском натёрты штиблеты на воре,
И город хрипит под мотивы блаженства и горя.
