Дядя Виталий был давним другом семьи. С отцом Ермония, Олегом, они и работали вместе и когда-то служили вместе. Из армии Виталий и привез Олегу прозвище «Старшой», которое к нему прилипло. А уж после рождения Ермония, Виталий стал называть Олега - Старшой Иванов, ну, а своего крестника – «младшой» Иванов или Моня.
Накануне 16-го дня рождения Ермония, Старшой Иванов с Виталием были в командировке во Владивостоке. Там и приобрели Шу - это забавное чудо техники. Крестный хвастливо утверждал, что собака из самой Японии. Старшой Иванов факт японского происхождения электронной собаки не отрицал и не подтверждал, только тихонько посмеивался в усы. Он считал сына уже слишком взрослым для «подросших тамагочи», поэтому сам подарил Иванову-младшому то, что считал посерьезней собачки - часы, со встроенным компьютером. Ермоний со своим школьным другом Ромкой тут же смекнули пользу наручного компьютера во время контрольных и сдачи экзаменов. И, не отходя от праздничного стола, тут же углубились в изучение интеллектуальных возможностей новых часов. А Шу развлекала остальных гостей, по командам Виталия вышагивая вперед-назад, напра-налево и лая на разный лад.
Мама Ермония, Алла Петровна, отнеслась к ходячей и лающей игрушке с недоверием. Так же как и её любимчик кот Тимофей. Кот долго изучал Шу издалека, не понимая всеобщего к ней внимания. Долго принюхивался, примеривался, трогал лапой, брезгливо подергивая хвостом и носом, постепенно наглел и становился у нее на пути, высокомерно наблюдая, как собака его обходит. Наконец, перестал обращать внимание, демонстративно отворачиваясь или зевая, когда кто-то разговаривал с Шу. Алла Петровна поначалу сторонилась Шу, вдруг столкнувшись с разгуливающей по дому игрушкой в коридоре или в дверях. По вечерам долго не могла уснуть, прислушиваясь к тихому жужжанию вышагивающей собаки, которая, видимо, жила по часовому поясу Японии и начинала свои привычные путешествия, когда все Ивановы уже собирались ложиться спать. Вскоре Алле Петровне надоели эти ночные прогулки, и она потребовала, чтобы вечером собаку отключали. Но не тут-то было. Чтобы разобраться во всех функциях игрушки, нужно было ознакомиться с объемной инструкцией, на которую у Ермони пока как-то не хватало времени, кнопки «вкл/выкл», как у чайника, на корпусе Шу не наблюдалось, а вынимать каждый раз из собаки батарейки, Моня считал негуманным. Поэтому игрушку на ночь стали закрывать в кладовой, где она тихонько шуршала, двигаясь по периметру.
В один из ближайших выходных Алла Петровна, посмотрев по телевизору в мире животных, из жизни крокодилов, пошла ставить чайник. Вышла в темный коридор, но свет включить не успела. Там встретила её Шу, которая радостно механическим голосом произнесла «Доброе утро» и сверкнула глазами. Алла Петровна от неожиданности только вскрикнула.
Ермоний с отцом, услышав слабый вскрик, переглянулись. Затем отец громко спросил:
– Что случилось?
Не услышав ответа, оба Ивановых, наперегонки, выбежали из зала в коридор. Ермоний включил свет.
– Ма-ам?
Алла Петровна стояла, облокотившись о стену, немного бледная. Рядом, ритмично махая хвостом, стояла Шу, задрав голову и глядя на хозяйку своими лупоглазенькими светодиодиками.
– С тобой все в порядке? – спросил сын.
– М-м, – промычала она, кивнув.
– А чего молчишь? Напугала как, – взволнованно произнес Старшой Иванов.
– А я, значит, не испугалась? – немного придя в себя, начала оправдываться Алла Петровна, – иду, никого не трогаю, задумалась, а тут мне из темноты нечеловеческим голосом: «Доброе утро».
– Ну, и что? – не понял Старшой.
– Ничего! Я от неожиданности чуть инфаркт не заработала, а он спрашивает: «Что?» Какое еще утро среди ночи? – громко возмущалась его жена.
– Ну, мам, она же в другом часовом поясе настраивалась. Вот когда перенастроим…- попытался вступиться «младшой».
– Вы мне это уже 2 недели обещаете! Или разбирайтесь с ней сейчас, или… готовьте ужин сами, – выдвинула ультиматум Алла Петровна своим мужчинам и пошла на кухню, придерживаясь стены.
Отец с сыном переглянулись. Старшой Иванов вздохнул и сказал: «Ну, часы то переставить недолго. Наверное?»
– Пошли. Настроим, – взяв Шу на руки, вслед за отцом вздохнул Моня, – все равно Ромки сегодня нет, его родители на чей-то день рождения повели.
– Ладно, – без энтузиазма в голосе согласился Старшой, – бери инструкцию, разбираться будем.
– Ма-ам, – вдруг что-то сообразив, позвал Моня, – только ты тоже будешь выбирать какие функции оставлять, какие отключать, чтоб не пугаться больше. Вдруг она решит тапочки тебе подавать, вот и будет за тобой бегать.
Алла Петровна хотела было возразить, мол, у нее и так дел по дому хватает, чтобы с какой-то там игрушкой разбираться, но подумала, что мужчин и вправду лучше проконтролировать, а то еще придумают чего-нибудь своим не вовремя проснувшимся чувством юмора. Будешь потом за электронной собакой пластмассовые какашки собирать.
Пока выбирали, какие фразы записывать на диктофон, возник спор - какого рода будут глаголы мужского или женского, по собаке же не видно мальчик это или девочка. Старшой Иванов заявил, что если он будет записывать фразы своим голосом, то глаголами мужского рода: «я соскучился…», а не «я соскучилась…». Но Алла Петровна заупрямилась: «Хватит мне в семье быть единственной девочкой!» и настояла, чтобы собака откликалась на имена Шуня и Шунечка, вновь пригрозив ужином. Мужчины-Ивановы отступили. Девочка так девочка. Какая разница?
После перенастройки к Шу быстро привыкли. И даже любопытства окружающих и знакомых, приходивших в гости, хватало только на первые пятнадцать минут.
Шу не пылилась с остальными, вдруг ставшими не очень нужными, вещами в кладовке. Она продолжала разгуливать по дому. Под ногами не путалась. Вернее, все так к ней привыкли, что заранее решали обойти её или лучше задвинуть под стол и дать команду «Сидеть». Алла Петровна вечерами специально звала Шу и в ее сопровождении шла по коридору, освещенному диодиками-глазками. Вскоре Старшой-Иванов с крестным вновь отправились в командировку. И Алла Петровна, возвращаясь домой, каждый раз умилялась, когда Шу встречала её радостным «Тяв!» и фразой: «Я соскучилась», произнесенной голосом мужа.
В один из майских выходных к Моне зашел его приятель Рома.
Ребята сидели у компьютера и разбирались в тестах ЕГЭ. На улице веселилась гроза. Рома покосился на приоткрытое окно.
– Слышь, Монь, может форточку закрыть, вдруг молния?
– Не-а. Жарко, – не отрываясь от экрана монитора, возразил Ермоний. – Пусть проветрится озоном. Да и откуда в городе молния, громоотводы везде...
В этот момент за окном блеснуло и тут же громыхнуло так, что завибрировали в окне стекла и завизжали сиренами машины во дворе. Монитор моргнул.
– Действительно, откуда? – хмыкнул Рома. – Может на всякий случай комп. отключим?
Ермоний дрогнул, но вида не подал, и, пытаясь придать голосу невозмутимость, снисходительно бросил: «Перестраховщик». Затем, как бы нехотя, стал закрывать программу и отключать компьютер.
Рома взглянул на окно и обмер. В форточку спокойно, как к себе домой, влетел огненный шар, размером с теннисный мяч и плавно поплыл по комнате. Рома попятился и чуть не сел на стол, где возился с компьютером Моня.
– Ты чего? – удивился тот, и, посмотрев на испуганно-удивленное лицо друга, резко обернулся.
Шаровая молния, долетев до двери, задумчиво покачалась, словно раздумывала в какую сторону идти, и скрылась в соседней комнате. Моня пихнул Ромку в бок.
– Что делать будем? – почему-то шепотом спросил он.
– А? – Рома удивленно посмотрел на друга, пытаясь сообразить. – В МЧС звонить, – достал телефон, но помедлил. – А в той комнате форточка открыта? А то мы сейчас позвоним, а она фьють, и поди докажи, что у нас не галлюцинации. Не поверят.
– А-га. А если на «фотик» щелкнуть?
Оба подскочили и стали быстро настраивать телефоны на фотосъемку.
Из соседней комнаты раздалось тявканье, рычание электронной собаки, затем короткий визг и тишина. Ребята на секунду замерли, затем ринулись туда. Моня по пути схватил биту и, прикрываясь ею, осторожно вошел в комнату. За ним Рома. Незваной гостьи нигде не было. На полу, не подавая признаков электронной жизни, валялась Шу. Пахло паленой пластмассой. Рома быстро захлопнул форточку. Ермоний, оглядевшись, подошел к неподвижной собаке.
– Сдохла? – сочувственно спросил Ромка.
– Сгорела смертью храбрых.
– Может еще починят. Она на гарантии?
Моня пожал плечами.
– Надо у крестного спросить. Он же покупал.
Опять сверкнуло и громыхнуло.
– Ты в своей комнате форточку закрыл? – спросил Рома у друга.
– Нет.
Ребята побежали закрывать окна.
Вечером Ермоний сообщил матери о происшествии и возможной поломке собаки. Алла Петровна, которая уже успела привыкнуть, что дома Шу всегда встречала её с признанием, как она соскучилась, расстроилась:
– Как теперь Валере сказать. Она ведь дорогая, наверное. Может, пока не будем говорить, вдруг заработает. А если батарейки поменять?
Моня про себя улыбнулся. «Во, дает! По прибору молния шарахнула, а она – батарейки! Да там, наверное, все микросхемы сгорели...»
Но, видя, как расстроена мать, вслух произнес: «Конечно, сменим».
На следующий день, Алла Петровна принесла новый комплект батареек. Ермоний, подивившись такой заботе, все же их установил и, к своему изумлению, обнаружил, что Шу вновь заработала. «Все бы проблемы так решались, - подумал Ермоний, - поставил новые батарейки, и все, можно начинать жизнь с начала».
Через пару дней, после школы, заглянул Рома и с порога заявил:
– Смотри, Монь, что нашел, - и потряс перед другом диском, - я как увидел, сначала даже глазам не поверил, думал, новая версия только летом появится.
Ромка так спешил разуться, что один его ботинок сделав сальто в воздухе, приземлился возле тумбочки, задев при этом Шу. Та обиженно тявкнула и попятилась.
Рома и Моня удивленно на нее уставились.
– Не понял, – усмехнулся Рома, – пластмасса научилась реагировать на ботинки? У нее есть такая функция? – и посмотрел на друга.
Тот пожал плечами.
– Не знаю, может я инструкцию не до конца прочел.
– А, ладно, потом разберемся, – махнул Рома рукой и поспешил к компьютеру.
Друзья, полностью погрузившись в новую компьютерную игру, начисто забыли и о Шу, и о времени. Пока не зазвонил телефон. Мельком посмотрев на циферблат часов, Рома подскочил и стал быстро собираться домой. Пытаясь нацепить ботинки на ходу, Рома вдруг вскрикнул:
– А!
– Ты чего?
– У меня ботинок мокрый, – не веря себе, Рома взял ботинок в руки, и посмотрел внутрь. – Тимыч описался в ботинок? – спросил он.
– Да не может этого быть, – недоумевая, сунулся к ботинку Моня. – Его вообще сегодня дома нет. Его мама к тете Зине отнесла. На пару дней. Мышей попугать на даче, говорит, совсем озверели. А так, может запах кота протрезвит.
– Может Шу? – Рома тряс ботинок, вытряхивая из него сырость.
– Шу не писает. Скорее всего, из цветка натекло. Смотри… – Моня кивнул на тумбочку, рядом с которой лежал ботинок. На тумбочке в горшке стоял цветок, явно кем-то обильно политый. В поддоне была вода, на тумбочке тоже.
Рома на всякий случай понюхал воду в ботинке, подозрительно посмотрел на электронную собаку, застывшую как изваяние, что-то пробурчал и, промокнув ботинок салфеткой, которую принес Моня, кряхтя, стал обуваться. Еще раз задумчиво посмотрел на Шу и убежал.
Когда Рома заглянул к Моне в следующий раз, он аккуратно поставил ботинки ровненько у стены. Однако, собираясь домой, обнаружил, что один ботинок сзади слегка погрызан.
– Шу пакостит, – сразу предположил он.
– Как? – удивился Моня. – У нее и зубов то нет. Это точно Тишка.
Кот, услышав свое имя, выбежал в коридор. Ермоний ткнул его носом в ботинок, приговаривая: «Ты зачем его погрыз?»
Кот, не ожидавший такого поворота, сначала слегка оторопел, затем оскорблено завопил: «Мяа-ау!», в котором явно слышалось: «За что?», вырвался из рук Мони, зашипел на Шу, подскочил и убежал, обиженный и возмущенный.
– Да нет. Это не он, – встал на защиту Тишки Рома. – Коты так не грызут. Да и с чего вдруг? Это точно Шу. Видел, как кот на нее шипел?
– Ромыч, ты чего? Совсем? – Моня попытался постучать пальцем по темечку друга, видимо, чтобы проверить, не будет ли звук громким от вдруг образовавшейся на месте мозга пустоты.
Но Рома увернулся. Он вообще не обратил внимания на насмешку и совершенно серьезно спросил:
– А ты после молнии в настройках Шу не копался? Может там сбилось чего?
– Не, – Ермоний пожал плечами. – Что там может сбиться?
– Все равно. Надо проверить. Завтра посмотрим, может перепрограммировать придется, – рассматривая ботинок на ноге, предположил Рома. – Пока.
Однако на следующий день им пришлось задержаться на факультативе в школе. На выходных Рома умудрился промочить ноги и простудиться, и теперь уже Моне приходилось бегать к другу. Навещать.
Лишь неделю спустя, Рома заглянул, как обычно после школы, к Ермонию. А когда собрался домой, обнаружил свою ветровку, валяющуюся на полу, под вешалкой.
– Сама упала? Ветром сдуло? Тиша? Или Шу? – подозрительно спросил он у Ермони, вспомнив об электронной собаке и её возможно сбившихся настройках.
Затем погрозил Шу пальцем, чем рассмешил Ермония. И ушел. Но тут же перезвонил и пообещал вечером вернуться. Он действительно вечером опять зашел, но разобраться с Шу не получилось.
Шу, скуля, выкатилась навстречу Алле Петровне.
– Что такое Шучик? Что случилось? – встревожилась Алла Петровна
– Тяв, – обиженно гавкнула Шу, прижавшись к ногам Аллы Петровны. Затем в динамике собаки щелкнуло и голос Мони произнес: «Сначала её надо обесточить, потом разберём». Голос Ромки ответил: «А может сразу разберем, уроним на неё что-нибудь тяжелое?» В динамике опять щелкнуло и Шу прокомментировала: «Тяв. Тяв?»
– Ах, негодники! – Алла Петровна взяла Шу на руки. – Не бойся, ничего они тебе не сделают.
Затем решительно направилась в комнату к сыну. Постучала, вошла.
– Ермоний! Как ты можешь?! Это же подарок крестного!..
Алла Петровна возмущалась громко и долго. Затем вышла из комнаты, так и держа Шу на руках.
– Еще и доносчица, – кипя от негодования, проговорил Рома, сжав кулаки. Когда Алла Петровна, наконец, вышла из комнаты, закончив свой монолог.
– Угу, – кивнул Ермоний, начиная верить Ромкиным подозрениям о нормальности собаки.
На следующий день, друзья, сбежав с последнего занятия, пришли к Ермонию пораньше, чтобы успеть до прихода Аллы Петровны «полечить» собаку.
Придя домой, не тратя время даже на чай, Ермоний с Ромой бросились на поиски собаки. Но та как провалилась. Не отзывалась, не показывалась, и даже маячок молчал!
– Сбежала, – предположил Рома.
– Не говори глупостей. Куда? Дверь закрыта. Окна тоже. Спряталась.
– Зачем? Знает, что разберем? Думаешь, все-таки соображает? А говорил: «..просто игрушка».
– Ладно-ладно. Сейчас посмотрим игрушка или куча пластика с ошалевшей программой. Она где-то здесь. Найдем.
– Обыск? Метр за метром, полка за полкой? – усмехнулся Рома.
Моня кивнул, и оба решительно направились в комнату Ермония.
Пока Моня просматривал шкаф, Ромка заглянул под его кровать. Но ничего, кроме картонной коробки с какими-то гантелями и прочими спортивными вещами не заметил, отодвинул коробку, вытащил её, заглянул внутрь, пихнул назад под кровать. Под днище кровати он заглянуть не догадался. А между тем, «Шу» примагнитившись к уголку, обесточено распласталась за лицевой панелью кровати.
К приходу матери они обыскали почти всю квартиру. Оба были уставшие и злые.
Алла Петровна, вернувшись и не обнаружив Шу с её признанием как она соскучилась, потребовала объяснений у Ермония, который только рукой махнул:
– Да откуда я знаю, где она? Спряталась и не выходит.
– Только попробуй с ней что-нибудь сделать, – напомнила мама Ермонию вчерашний разговор.
Рома, понимая, что с перенастройкой Шу опять ничего не вышло, поспешил уйти. Вечером перезвонил.
– Я отправил тебе по Ин-ету материал по шаровым молениям и их воздействию на бытовые приборы. Что нашел, – тихо, словно опасаясь, что их могут прослушивать, сообщил он Моне. – Завтра определимся что делать.
Встретившись в школе, друзья решили отложить следующую попытку настроить Шу на выходные, когда Алла Петровна уйдет в гости к тете Зине.
В пятницу, придя домой, Ермоний застал мать плачущей.
– Мам, что случилось? – перепугался он.
– Дядя Виталий, твой крестный, разбился, – всхлипывая, выговорила она. – Отец звонил, сообщил.
Моня подошел к матери, обнял её за плечи.
– Что сказал отец? – боясь услышать худшее, осторожно спроси сын.
– Валера сорвался со строительных лесов. Его отправили на вертолете в региональный медицинский центр, – сквозь слезы, с трудом выговорила мама, – врачи пока ничего не говорят, никаких прогнозов не дают.
Ермоний помолчал.
Шу лежала тихо, лишь изредка печально вздыхала.
– Шунечка, ты тоже переживаешь, – заботливо говорила мать.
– Мам, у ней эта функция не заложена, – поморщился Моня.
– Ермоний! Я тебя прошу. Ну, не приставай к ней. И давай договоримся. Ты не будешь пытаться ничего перенастраивать или разбирать. Я. Очень. Тебя. Прошу. Пожалуйста, – делая ударения на каждом слове, попросила мама и выжидательно посмотрела в глаза Моне. – А? Сын? А вдруг что с крестным, ну как бы в память о нем, а?
– Да что ты такое говоришь, - возмутился Ермоний, - с Крестным все будет хорошо, он выкарабкается, он же такой… - Моня все никак не мог подобрать нужное слово: «жизнелюбивый», «жизнестойкий», «сильный»… Так и не придумав, он просто сделал жест рукой, как бы показывая, какой крестный невероятный и потрясающий и не может он просто так сдаться, затем мельком взглянув на электронную собаку, с негодованием бросил, – сдалась мне эта игрушка. Могу, вообще, тебе её подарить!
– Дай мне слово, – продолжала настаивать мать.
– Даже не подойду! – в сердцах пообещал Моня. – Даже если попросишь батарейки сменить…– вздохнул. – Обещаю.
В выходные, как и договаривались, зашел Рома.
В коридоре его встретила Шу, неподвижная и молчаливая, с потухшими глазами.
– Ну, здравствуй, Шунька-Жунька.
Шу не двинулась.
– Ты что, её уже перенастроил? – спросил, удивившись, Рома.
– Нет. Отстань от нее.
– Не понял. – Рома посмотрел на Ермония, затем слегка поддал по собаке ногой, сдвинув её, но та опять не отреагировала. – Сама «сдохла», что ли?
Он нагнулся посмотреть что с собакой, но Моня его дернул:
– Ромыч!
Тот уставился на друга, потом на вдруг ожившую Шу, которая, не поворачиваясь, с достоинством прошествовала в зал.
– Что-то случилось? – проследив за Шу глазами, спросил немного обалдевший Рома.
– Да. Пойдем ко мне. Поговорим.
Выйдя из комнаты, Рома застал Шу в коридоре. Ему даже показалось, что та злорадствовала, поблескивая глазками-диодами. Рома остановился, осмотрелся вокруг, не слышит ли кто и тихо предупредил:
– Ты только сильно не зазнавайся. Учти. Я-то никаких обещаний не давал. Так что лучше не попадайся мне на глаза.
Он решительно пошел к двери, заметив, что собачка все-таки подалась назад, уступая ему дорогу.
– Вот! – посмотрев на себя в зеркало, сам себе сказал Рома, чувствуя, все же, что ситуация глупейшая. Не глядя на вышедшего в коридор Моню, он попрощался и ушел, почти сбежал, уже мечтая покопаться в программе своевольной игрушки, придумывая хитроумный план, как сделать это незаметно для Мони. Подставлять друга не хотелось.
Через неделю приехал Старшой Иванов. Хмурый и молчаливый. Один. Валера остался в больнице, в чужом городе. По словам врачей: «..больной пока нетранспортабелен...» Рома сунулся было со своими подозрениями относительно Шу к Старшому, но тот отмахнулся. Ему было не до игрушек, молний или Ромкиных фантазий. И Рома решил подождать выздоровления Крестного. «Уж дядя Валера его точно поддержит». Пока же постарался забыть о собаке, тем более, что начались экзамены, и стало точно не до игр.
После экзаменов – выпускной, после выпускного – сдача документов и поступление в ВУЗ. Калейдоскоп событий с короткими передышками.
В августе Валеру, наконец-то, перевезли в родной город, вернее пригород. В санаторий, где ему предстояло пройти курс реабилитации и окончательно встать на ноги. В ближайший выходной вся семья Ивановых, прихватив с собой Ромку, поехала его навещать.
Валера расположился в одном из кресел в просторной комнате для посещений. В открытые окна пели птицы, врывался аромат леса, который начинался сразу за забором санатория. Увидев дружную ватагу Ивановых, Крестный громогласно воскликнул все приветствия одновременно, и даже попытался обнять всех одновременно. Он был, как всегда, в приподнятом настроении, кокетничал с персоналом, отпускал шуточки и остроты сотоварищам-больным, проходившим или прохрамывающим мимо, заражал всех вокруг веселостью. Алла Петровна стала шутливо грозить Валере пальцем, обещая рассказать его жене о фривольном поведении с медсестрами. Старшой принялся рассказывать последние анекдоты, активно жестикулируя, и незаметно подмигивая другу, намекая на принесенный им коньяк, во фляжке. Моня с Ромой дурачились, поддавшись всеобщей радости.
Крестный, выслушав последние новости о поступлении ребят в разные институты, слегка удивился:
– Почему в разные-то? Я думал, вы - «неразлей вода». Вы же вместе готовились, сдавали. А теперь каждый по своему пути?
– Ничего подобного! – тут же стал защищаться Рома, не позволяя никому сомневаться в их с Моней дружбе. – Мы и в будущем собираемся вместе работать, но каждый своими методами. Ермоний станет архитектором, будет проектировать здания, мосты, космодромы, а я мехатроником - буду делать роботов, которые эти здания построят. 21 век все-таки на дворе. Вот, например, соберу какой-нибудь 3Д-принтер, и он по проекту Мони, построит у Вас на даче дворец в готическом стиле.
– Мне на даче нужен сарай для лопат и тяпок, а не какой-нибудь дворец, – тут же став серьезной, вмешалась Алла Петровна.
– Ну, сарай, тоже не повод для отсутствия воображения, – поддержал Рому Старшой, уже не против 3Д-принтера.
– Я вам повоображаю, – полушутливо пригрозила мужчинам Алла Петровна.
– Да сделаем мы сарай, вот только выйду отсюда, – тут же пообещал Алле Валера, а ребятам предложил, – вы лучше изобретите гамак для Старшого, с 15-ю программами для автоматического покачивания.
– О-о! Ну, тогда нам придется совсем на дачу перебраться жить. Потому что Иванова из этого гамака уже не вытащишь, – застонала Алла Петровна.
Все дружно засмеялись, уже представив Старшого в управляемом гамаке.
Время для посещений прошло быстро и весело, с прибаутками, анекдотами, шутками и дружескими «приколами» друг над другом.
Через неделю Рома еще раз навестил дядю Валеру, но Ермонию об этом не сказал.
С сентября у ребят началась новая жизнь. Студенческая. При этом, каждый плыл в своем бурлящем потоке студенческих будней. Ермоний с Ромой хоть и жили в одном городе, но учились в разных институтах, и жили в разных общежитиях. Виделись редко. Общались друг с другом в основном по телефону или скайпу.
Об электронной собаке Рома больше не вспоминал, по крайней мере, в разговорах с другом. А вот Ермонию забыть о Шу не позволила мама. Каждый раз, звоня домой, Ермоний выслушивал порцию новостей о Шу: как они вместе смотрели телевизор и как внимательно слушала Шу новости; как вместе готовили ужин и как вовремя тявкнула Шу, чтобы мясо не подгорело, как заходила соседка, чтобы рассказать, что зять разбил машину и как Шу сочувственно качала головой…
Помня, о предвзятом отношении Ромы к Шу, Ермоний не спешил делиться этими странными новостями с другом. Им и без игрушек было что обсуждать. Новые знакомые, науки, город. Время до Нового года пролетело незаметно. На новогодние «каникулы» ребята поехали домой, планируя встречу не только с родителями, но и с одноклассниками, друзьями. Новостей у всех было много, есть чем поделиться.
Через несколько дней, уставшие от общения, праздников и впечатлений, Ермоний и Рома встретились уже в поезде, на обратном пути.
– Уф, не думал, что буду рад уехать, – выдохнул, наконец, Рома, погрузившись в вагон и наскоро разбросав вещи по полкам. – На праздники больше не поеду, только в будни! Представляешь, не успел порог родного дома переступить - меня, как вымпел передового красного знамени, взяли в рукавицы и по родственникам и знакомым. По парочке гостеприимных дворов в день. Чуть живот не надорвал. Везде ж застолье. Новый год, как-никак. Почти как у Крылова. «По улицам слона водили…» А ты как? Как домашние?
– Нормально. Все как обычно. Отец с крестным были на очередном объекте. Всего на пару дней прилетели и опять уехали. Тиша в моей комнате обои подрал, мама говорит: «Скучает». Пришлось когтеточку поставить. Вот.– Ермоний замялся – Мама…
Рома удивленно приподнял бровь. Не нравилось ему постное настроение друга
– Привет тебе кстати передавала. Спрашивала, почему не зашел.
– В перерывах между застольями? Извини …
– М-гм, – эхом отозвался Моня, погруженный в свои мысли.
– Ты в науки уже закопался что ли? – возмутился Рома.
Ермоний продолжал сосредоточенно рассматривать пейзаж за окном.
– Ладно, колись, – словно разрешил Рома. – Что Алла Петровна?
– Не знаю. Нормально вроде все, – Моня вздохнул. – Сейчас ты скажешь: «Я предупреждал».
– Не скажу, – начал догадываться Рома, о чем пытается заговорить друг. – Шу?
Ермоний кивнул.
– Что-то странное происходит. Мать словно очарована этой игрушкой. Шагу без нее не делает. Разговаривает, как с живой. Вместе ужин готовят, телек смотрят. Соседка приходит посплетничать, так Шу рядом сидит с умным видом, слушает, по очереди глядя то на одну, то на другую. Мама по телефону болтает, так рядом ходит и поддакивает: «Тяв. Тяв». Бред какой-то.
– Аллу Петровну можно понять. Ты уехал. Отец в командировке. Она скучает. Хочется поговорить.
– Ну не с игрушкой же! – воскликнул Ермоний.
– Монь, может, ты просто ревнуешь?
– Кого, Ром? Кусок пластмассы?
– Пластика.
– Да какая разница! Я не могу, нет, я не хочу ревновать кусок пластмассы, который пусть даже вместе с пластиком и запичканной в него всякой электронной хренью стоит не больше ста рублей в базарный день. Оно этого не стоит.
Ермоня раздраженно ударил кулаком по столу.
Ромка посмотрел печально и помолчал, потом не выдержал затянувшейся паузы, и как бы между прочим, поведал:
– А ведь предупреждали фантасты, что техника от удара молнии может начать самовольничать. Помнишь, фильм смотрели? Правда, там роботы пакости не делали, даже наоборот. Короче, накаркали горе-фантасты. Началось.
– Что началось?
– Наступление роботов на человеческую цивилизацию, – полушутливо полусерьезно ответил Рома. – Может, еще всплакнем по поводу предстоящего конца? – Спросил он и сам себе под нос напел: «.. не думал, не гадал он, такого вот конца…»
– Ром, мне тут не до шуток. А ты…
– А что я, чего сразу я? Я что ль тебе её подсунул? Она, между прочим, мне первому пакостить начала. У-у, Шучка! – пригрозил он ей кулаком в воздухе. – Кстати, если б не твое дурацкое обещание, давно бы уже знали что происходит. Разобрали, посмотрели, нашли ошибку в программе, еще б и производителю пожаловались. Мол, хлипкую вы нам игрушку собрали, на соплях, от какой-то первой попавшейся молнии с катушек съехала.
– А ты уверен, что программа «съехала»?
– А что есть варианты? Впрочем, ты прав. Вариантов как раз много. Например, это не собака, а замаскированный шпион, который… м-м, должен свести с ума всех окружающих.
– Конечно! Чего уж там. Лучше сразу – инопланетянин в пластмассовом корпусе. А в заднице у нее трансформер-НЛО. Повиляла чем надо и! улетела. Ромыч, с твоим воображением в СМИ работать. Слушай, а чего ты на журналистский не поступил? Сейчас бы уже тренировался.
– А чего ты злой-то такой сегодня, не обедал? – Рома потянулся и достал из наружного кармана рюкзака конфету, положил на стол перед Моней. – Не рычи! Ты просил варианты? Пожалуйста! Следующий. Это – робот-диверсант. А что? Вполне реально. Представляешь? На заводе собачке устанавливают две программы: одну приличную, а другую какую-нибудь диверсионную, которая должна заработать в определенный день и час…
– А-га. И начать писать в тапки, и грызть ботинки. А разрабатывали диверсионную программу в детском саду или магазине «Кошкин дом». Или специально для «Спокойной ночи, малыши», чтобы испортить репутацию Фили.
– М-да. Несерьезно, – как-то сразу угомонился Рома. Ненадолго. – Хорошо. Есть и более правдоподобный вариант. То, о чем я тебе сразу говорил. Заглючила наша Шу. Молния убила какой-нибудь бит.
– Или, два бита, – скептически заметил Моня.
– Три бита, не перебивай, и весь алгоритм исказился.
– Что-то она не похожа на перекошенную, – пробурчал Моня
– К словам не придирайся, – не обратив внимания, продолжал Рома, – Что мы знаем о её программе? Ничего. А может, у ней супер-новая обучающая программа. Что там говорила наша школьная «информатичка»? М-м… В обучающих программах при некорректных данных система находит эти данные из внешних источников…
– Ты мне сейчас ликбез что ли устраиваешь? – почти возмутился Ермоний.
Рома махнул на него рукой, мол, не мешай, пока мысль пришла, и продолжал:
– Если разработчики пошли дальше, робототехника развивается стремительно, друг мой. Так вот. Если в системе заложен поиск не конкретных данных, а аналога, тогда… – Рома похоже мысленно уже рисовал какие-то формулы на воображаемой доске, и даже помогал себе рукой, размахивая в такт словам, – тогда при невозможности выполнить одно какое-то действие(тявкнуть), программа заменяет его на аналог действия(мяукнуть) из окружающей среды, а значит, приспосабливает робота к предлагаемым обстоятельствам…
– Ну, все, – не выдержал Моня. – Теперь наша «школьная информатичка», точно бы послала тебя… на переэкзаменовку. Какой аналог? У программы двоичный код: 1, 0, 0, 1, какой аналог ты предлагаешь нолику – бублик?
– Как ты топорно мыслишь! – устало выдохнул Рома. – И не смеш-но! И оторвись уже от вида за окном, а то у тебя уже не только в глазах, но и в мозгах сплошь елки с березками. Очнись! В этом несовершенном мире, рожденном в хаосе возможно все. А вдруг? изобретен новый тип программ-трансформеров, которые при повреждении части алгоритма, блокируют его, ну, как ящерицы, теряющие свой хвост, если его поймали. Хвост потом отрастает. А алгоритм моделируется и каких-нибудь запасных элементов. Если молния сожгла часть алгоритма действий Шу, то некая «запасная» ветка алгоритма вполне могла «скопировать» соответствующий аналог действий в окружающей среде, то есть позаимствовать их у Тишки или людей, с которыми успела пообщаться. Так что, вполне возможно, ты зря расстраиваешься. Просто твоя Шу-Жу стала вести себя немного, как человек: капризничать, вредничать, ревновать, радоваться, грустить, мстить. Может тебе с ней помириться? Ну, подари ей цветочки, девочки это любят.
– Ты издеваешься что ли? Мне не нужна очеловеченная собака. Может мне её еще Шариковым назвать, по Булгакову? Я хочу, чтобы игрушка оставалась игрушкой, робот – роботом, собака – собакой, а я – собой, Человеком, и желательно психически здоровым.
– Ладно. Ладно. Пошутил, - Рома вздохнул. На самом деле я хотел другой вариант предложить. Просто он тебе не понравится. Шу-чку кто-то специально перепрограммировал. А возможно, ею управляют, на расстоянии.
– Кто? Мама? Отец? Крестный? Тот, кто продал собаку, подложив свинью? Кто?
– Я и говорю, если б разобрали – уже знали бы. А может мне самому её разобрать? Ну, ладно. Ты дал обещание к ней не подходить. Но ведь ты не давал обещания мне мешать? Или не помочь мне теоретически, например?
– Например, как?
Рома вздохнул.
– Я подумаю. И вообще, надоели мне эти разговоры ни о чем. На голодный желудок.
– На голодный желудок? – удивился Моня. – Ты же сам сказал «чуть живот не надорвал…»
– Так это когда было. Мы уже три часа из пустого в порожнее… это… воздух пинаем. Ты вот конфету съел? Съел, - с этими словами Рома залез в карман рюкзака и достал горсть конфет, – а я что рыжий? Иди за чаем, а то я смотрю заняться тебе нечем. Думы он думает, мозги поласкает, – ворчал Рома.
– Я поласкаю? А кто тут мозговой штурм устроил? Хорошо-хорошо, – поспешил согласиться Моня, видя, как отреагировал друг.
«Хватит на сегодня лекций», – подумал Моня, развеселившись, взял еще одну конфету со стола и пошел за чаем…
Выйдя из вагона, ребята позвонили домой, сообщить, что доехали нормально.
Ермоний вдруг резко свернул разговор, быстро и сухо попрощался с матерью и выключил телефон. На его лице отразилась тихая ярость, и казалось, что телефон он сейчас швырнет.
– Ты чего? – спросил Рома.
– Нам передали привет от Шу, – зло усмехнулся Моня. – Она, оказывается, так переживала. Так переживала! Мать хотела трубку ей передать, чтобы я сказал Шу что-нибудь ласковое. Думаешь, пора вызывать психиатров? – Ермоний схватился за лоб и прикрыл глаза.
– Кому? – вздохнул Рома, – Монь, послушай, надеюсь, ты не на мать злишься? Она же не при чем?
Ермоня посмотрел на друга тоскливо и беспомощно улыбнулся.
– Уже не знаю. Но я, кажется, всерьез начинаю ненавидеть игрушку. Ром, что делать?
– Но ведь ты не готов отказаться от обещания, которое дал матери, не приближаться к Шу-Жучке?
– Нет…
– Тогда ждать, – слегка разочарованно ответил Рома.
– Чего?
– Когда зарядка кончится или обстоятельства поменяются. Мало ли. Все таки «Механизьм». Что-то может сломаться, выйти из строя, еще одна молния ударит, у Аллы Петровны настроение переменится, другая игрушка появится… Монь. Ну, не переживай, устаканится. Мы, между прочим, на автобус опаздываем, - напомнил Рома.
– Ладно, – оглянулся Моня на опустевший перрон, – Пошли. Время покажет.
Вернувшись в институт, ребята вновь окунулись в омут студенческой жизни. Домашние события ушли на второй план. Рома перестал спрашивать о Шу. Ермоний в телефонных разговорах с мамой, терпеливо пытался не обращать внимания на ежеминутное упоминание о собаке. Однако, когда весной, в один прекрасный день она радостно сообщила, что Шу научилась сама менять себе батарейки, смутное беспокойство вернулось к Ермонию и, в ближайший выходной, он встретился с Ромой, сославшись на нетелефонный разговор.
Решив соединить приятное с полезным, ребята встретились в пиццерии со странно неподходящим ей названием «Ватрушкин». И пока дожидались заказ, Моня поведал другу об очередном самосовершенствовании Жучки. Рома на новость отреагировал спокойно, словно ожидал нечто подобное. Похоже, пицца его волновала в данный момент больше. О чем-то немного поразмыслив, он попытался успокоить Ермония:
– Чего ты всполошился-то? Подумаешь, батарейки. Вон – роботы-пылесосы. Сами ищут розетку.
– Ром, ты не переворачивай с больной головы на здоровую. Они запрограммированы на это, а Шу самопроизвольно…
– Это еще не известно. Может, это было у неё в программе. Мы ж инструкцию не до конца прочли. Просто кто-то, наконец, разобрался, настроил, и Жучка освоила этот пункт «руководства по эксплуатации».
– Кто-то это кто?
– Отец, крестный, соседский мальчик-пионэр, какая разница, – Рома повдыхал ароматы и проводил глазами девушку, которая несла пиццу мимо, к соседнему столику. Девушка Роме улыбнулась. Он вздохнул. – Алла Петровна могла попросить кого угодно, лишь бы тебе приятный сюрприз сделать. Да даже если Жучка сама «настроилась». Плюнь. Что тебе до нее?
– А ты не понимаешь? Если игрушка научилась сама себе батарейки менять, от неё можно ждать чего угодно, она небезопасна. Я за родителей боюсь.
Наконец, очередь дошла и до них. Пицца заняла центр их столика. Её созерцание заставило минуту другую вежливо помолчать. Девушка пожелала ребятам: «Приятного аппетита» и захватив ответное «Спасибо», побежала дальше.
– Не паникуй. Насколько я понимаю, – Рома улыбнулся принесенной пицце, – у Жучки с Аллой Петровной полная идиллия. Они друг в друге души не чают. Не надо из Жучки монстра делать. Это все-таки игрушка. Пусть и продвинутая. Кстати, она ведь не только от батареек может энергию получать? Ты говорил, что у нее аккумулятор, как в телефоне, от розетки подзаряжать можно, так что вполне возможно, что она в отсутствии Аллы Петровны и розетку, как пылесос, ищет и жрет себе потихоньку. Как бы это узнать? Ты не мог бы осторожно, между прочим, поинтересоваться у мамы, как часто она батарейки Жучке меняет? Идейка есть…
– М-м, обязательно, – сосредоточенно жуя, ответил Ермоний.
– А как там Тиша поживает? – поинтересовался Рома, беря еще кусочек.
– Его тете Зине отдали.
– Значит, и его Жучка выжила, – задумчиво произнес Рома, отхлебнув сок.
– Что значит, выжила? – не понял Моня, размышляя съесть еще кусок или нет.
– Да ладно, Монь, – кивнув на пиццу, ответил он сразу на два вопроса: заданный и незаданный. – Ты ж все понимаешь. Тишка у вас был умница. Сразу почувствовал, что с игрушкой что-то не так, вот и шипел на нее. Но чтобы Алина Петровна от Тимофея ради игрушки избавилась…
– Не избавилась, а тете Зине отдала. Он же пакостить начал: в комнатах обои драть, мимо лотка ходить. Старый стал. А у теть Зины свой дом. Он в летней кухне живет, мышей ловит.
– Это ты старый стал. Плохо видишь и слышишь. Я тебе говорю, это Жучка его подставила.
Ермоний не донес кусок пиццы до рта.
– Ты же только что сам говорил: «Не волнуйся. Это только игрушка, просто продвинутая», а теперь «подставила»?
– Я говорил: «Не паникуй». Самостоятельная смена батареек еще не повод для этого. Нам нужен трезвый ум и точный расчет. Тем более, сейчас мы с тобой все равно не побежим Жучке мозги вправлять. Особенно ты, с твоим клятвенным обещанием любви и верности. – Рома заметил укоризненный взгляд друга и поспешил извиниться. – Прости. Но у нас с тобой сейчас есть другой повод поволноваться – сессия через месяц. А будут новости из дома…
У Ермония зазвонил телефон. Тот посмотрел на экран.
– Слышат они нас что ли? – и посмотрел вопросительно на Рому. – Мама.
– На ловца и зверь бежит. Не забудь спросить про батарейки. – Он встал из-за стола. – Я за кофе.
Ермоний разговаривал по телефону, уже минут пять, и все больше думал, зачем вообще поинтересовался Жучкой? Мать все щебетала об успехах Шу.
– Мам, ты вообще меня слышишь?
– Конечно, сыночка. Я тебя очень люблю… А как Шу тебя любит. Вот ты не веришь, а у нее глазки по-другому начинают гореть, когда она тебя слышит.
Ермоний опустил руку с телефоном, в котором мама продолжала уверять его в своей любви и не менее преданной любви Шу, безразлично посмотрел на стену или сквозь нее. Подошел Рома, который тактично не спешил нести кофе. (Варил он его сам, что ли?) Послушал, как Алла Петровна из трубки нахваливает Шу, и шепотом спросил: «Валерьянки?»
– Знаешь. Чем больше живу, тем больше не понимаю. Этот мир вообще нормальный? – произнес Моня обреченно.
– Да ладно тебе, – Роме не понравилось, что Ермонино чувство юмора не откликнулось на «валерьянку». Совсем плохо. Вслух напомнил – Телефон хоть отключи.
Ермоня порассматривал телефон в своей руке, затем поднес к уху, с чем-то согласился: «М-м», и попрощался:
– Пока мам, привет Шу, – проскрипел он в трубку, и отключил телефон.
– «Привет Шу»? – переспросил Рома, – А привет-то ей зачем передавать?
– Так ведь мать перезвонит и спросит что случилось, почему я её любимицу игнорирую? – Махнул Моня рукой.
– Да, дело серьезное, это уже на массовый психоз похоже. Интересно, твой отец из командировки тоже Жучке приветы передает?
– Не знаю, но скоро перестанет.
– В смысле? – не понял Рома.
– В смысле, из командировки. Я ж тебе говорил, его в другую начальствующую должность определили. Вот из командировки вернется и все. Станет, как все оседлые архитекторы, в кабинете работать, с 8 до 17-ти. Маме теперь скучать не придется, будет ей с кем после работы поговорить, кроме игрушки. Так что, действительно, можно не волноваться. Папа с игрушкой сюсюкать не будет, быстро поставит Шу на место.
– Ты так думаешь? – нахмурился, почему-то Рома.
– Что? Думаешь, Шу не остановится на достигнутом? А говорил, не паникуй.
– Монь, все хорошо будет. Только ты потерпи немного. Сессию летнюю сдадим и я обязательно что-нибудь придумаю.
Через месяц, в этой же пиццерии «Ватрушкин- для друга и подружки», Моня с Ромой вновь встретились теперь уже по инициативе Ромы, якобы отпраздновать первый сданный успешно зачет.
Рома вел себя несколько странно, сессия на него так что ли подействовала. Он был напряжен, время от времени оглядывался по сторонам, будто что-то выискивая, говорил быстро, много, не давая возможности Моне вставить хоть слово. Глаза его лихорадочно блестели, и в то же время взгляд был сосредоточен, будто про себя Рома продолжал решать какую-то сверхсложную задачу. Даже на пробегающую мимо разносчицу пиццы не реагировал, что на него совсем было не похоже.
Наконец, Моня не выдержал:
– Ты чего такой, загруженный?
– Обыкновенный, пожав плечами, ответил Рома. – Может, в туалет сходим, пока пиццу не принесли?
– Один не дойдешь?
– Заблужусь, – зло произнес Рома, не глядя на друга. – Пошли.
Моня удивился, но поплелся за другом. Назад Рома его почти толкал перед собой. Ермоний слабо сопротивлялся, тихо возмущаясь:
– Зачем мы там телефоны оставили? – недоумевал он. – Сопрут, ведь.
– Не о том думаешь… – почти зашипел на него Рома. – Потеря телефона еще не конец света.
Моня на полуслове замолчал. Таким тоном Рома с ним еще не говорил.
– Что-то случилось?
Рома кивнул. Лицо его было серьезным.
– Ты помнишь, что у твоей мамы на следующей неделе день рождения? Вот сейчас обсудим, как мы её поздравлять будем.
– По телефону, – недоумевая ответил Моня, опять вспомнив про оставленные в одной из кабинок телефоны, которые Ромка переключил на волну радио-*FМ, и сейчас они, наверное, дружно хором напевают что-нибудь зажигательное. – А при чем тут?...
– Нет, – перебил Рома, – Мы поедем и лично её поздравим.
– Вообще-то у нас сейчас сессия, – все больше беспокоясь, осторожно напомнил Моня, – и девятого у меня зачет … – Он все больше не понимал, к чему ведет друг.
– Значит, напишешь заявление в деканат «по семейным обстоятельствам…» и сдашь с другой группой. Ты хоть знаешь, что у тебя дома творится? – спросил он. – Или отец решил тебя не волновать?
Рома встревожился. Он вообще-то говорил вчера с отцом и голос у того был несколько расстроенный, но спросить что случилось, сил не хватило. Все внимание было брошено на зачетные вопросы.
– Твои родители собираются разводиться, – вздохнул Рома. – Из-за Жучки.
– Как это? – впал в ступор Ермоний. Чего-чего, а такого он не ожидал. – Бред какой-то. С чего ты взял?
– Дядя Валера сообщил. Я ему звонил, вчера, – и, видя, как Моня удивленно вскинул брови, поспешил объяснить: – Мы с ним, часто созваниваемся в последнее время. Я не говорил тебе, но я ездил прошлым летом его навещать в санаторий. И заодно пожаловаться на Шу. Поделился планами, как можно проверить, все ли у Шу в порядке с «мозгами». Рассказал, что ты связан словом: не вмешиваться. Вот. Мы теперь пытаемся держать друг друга в курсе событий...
Принесли заказ. Рома не улыбнулся не пицце, ни девушке. Молча кивнул на пожелание «Приятного аппетита», подождал, когда Ермоний ответит свое вежливое «Спасибо», и продолжил свое пояснение:
– Дядя Валера поведал, как однажды попытался с твоей мамой поговорить, что, мол, надо бы на профилактику Шу отдать, «почистить» программку. Так Алла Петровна с ним поссорилась, чуть из дому не выгнала. Дядя Валера едва успел все в шутку перевести, мол, он несерьезно и тому подобное.
– А я почему не в курсе? – Моня выбрал себе аппетитный кусок пиццы.
Рома тоже взял пиццу, но отложил и выпил сок.
– Из-за твоего обещания, мы с тобой тему Жучки обходим. Кстати, твой крестный уважает данное тобой слово не подходить к Шу. Я ему рассказал, при каких обстоятельствах ты это слово дал. Только сейчас нам не до реверансов, – Рома вздохнул. – Теперь я ввожу тебя в курс дела: в последнее время дядя Валера наблюдает, как ссорятся твои родители. Началось с того, что твоему отцу не понравилось «странное» поведение Шу и он решил её перенастроить. Он же более прямолинеен, чем твой крестный. Да и вообще, твоего отца можно понять. Он считает себя хозяином дома и приспосабливаться к какой-то игрушке не намерен. Короче он стоит на своем, а Алла Петровна защищает Шунечку, как тигрица тигренка, грозно и непримиримо, – Рома все говорил, иногда отхлебывая сок, а Моня внимательно слушал, сосредоточенно жуя очередной кусок пиццы. – Сначала твой отец просто считал, что жена заигралась, потом что она не в себе. А теперь поставил ультиматум: либо он, либо какая-то Жучка. И уступать никто не собирается. Короче, вчера твой отец переехал к дяде Валере… говорит, мол, «…пока жена не остынет». Только мы с твоим крестным подозреваем, что Жучка не даст ей «остыть». Предсказать, ЧТО она будет делать, мы тоже не можем. Ты же сам говорил, что эта игрушка небезопасна. В общем, мы решили действовать, не дожидаясь каникул. Тем более, что у меня уже все готово.
– Что готово? – отозвался эхом Ермоня, жуя.
– Операция по обезвреживанию Шу.
– По обезвреживанию? – спросил шепотом Моня, не донеся пиццу до рта.
– Не перебивай. Я слишком долго вынашивал этот план и просчитывал детали, – боясь сбиться, продолжал Рома.
– Ты собираешься воевать с игрушкой?
– Не воевать. А разобраться в этой странной ситуации и отношениях между человеком и роботом. Я хочу выяснить, что с программой этой электронной собаки, кто ею управляет, если возможно, вернуть ей заводские настройки. Для этого придется, конечно, её обесточить, но ничего ломать я не собираюсь. Ты получишь Шу в целости и сохранности. Вот мозги ей на место поставим и верну. А дядя Валера мне поможет.
– А я тебе зачем? – Ермоний угрюмо уставился в окно.
– Монь. Ты только не обижайся на крестного. И на меня тоже, что мы без тебя сговорились. Крестный чувствует свою ответственность перед тобой и отцом из-за Жучки. Это ж он её к вам в дом принес. Теперь чувствует себя «кукушкой».
– Кем?
– Кукушкой. Это дядя Валера мне про нее рассказал. Я сначала думал – это сказка, потом в Инете посмотрел – правда. Ты же знаешь, я биологией особо никогда не увлекался. И про кукушку знал только то, что она яйца свои в чужие гнезда подбрасывает. За это её остальные птицы и не любят, типа не уважают, что она сама о своих детках не заботится. Оказывается, не совсем так. Другие птицы просто бояться остаться без своего собственного потомства. Как только вылупляется кукушонок, он начинает выталкивать из гнезда остальных птенцов – это у него в инстинктах заложено. И так до тех пор, пока он один в гнезде не останется. И потом спокойно растет себе в тепле и заботе чужих взрослых птичек, которые относятся к нему, как к родному. Своих-то уже нет. Погибли.
– Подожди, а родители куда смотрят? А по «кумполу» за такое поведение? – отвлекся от окна Моня.
– У них клюв не поднимается эту слабую, беззащитную кроху бить. Они ж не звери. Да еще инстинкт родительский, заботиться о тех, кто в гнезде. Да и за что? Родители же не видят, что в их отсутствие, пока они мошек добывают, делает беззащитный брошенный птенчик. А он тоже вроде тоже не виноват, что инстинктивно желает безраздельного внимания чужих родителей. Своих-то у него нет.
– А собратьев-то убивать зачем? Дружно жить нельзя?
– Он и не убивает. Просто выталкивает, пока взрослые не видят. А уж как потом выпавшие из гнезда выживать будут – это не его головная боль. Дядя Валера считает, что Шу, ведет себя аналогично, стремиться быть единственным птенчиком Аллы Петровны, а он сам сыграл роль кукушки. Вот теперь и мучается чувством вины. И отцу твоему ничего рассказать не может. Бред какой-то. – Рома, почувствовав, что устал от этих странных объяснений, принялся, наконец, за пиццу.
– То есть, Шу из дома всех выталкивает, что ли? – запоздало дошло до Ермония.
– Ну, не совсем. Может просто ревнует Аллу Петровну, «свою маму», ко всем остальным, кто может отнять внимание и заботу Аллы Петровны у нее. Как бы там ни было, мы сейчас пытаемся сообща спасти твою семью. Отца вернуть…
Рома жевал. Ермоний молчал. Вся эта какая-то неправдоподобная история, похоже, со скрипом сдвигала его мозговые извилины с привычной колеи, и этот скрип отражался на его лице, печатью озадаченности и непонимания.
– И что теперь? – Моня растерянно посмотрел на жующего друга. – Ради отца я… могу нарушить обещание, – не то согласился, не то спросил он.
– М-м-м, – отрицательно замотал головой Рома. И, быстро дожевав, скорее проглотив кусок пиццы, вернулся к роли стратега. – Сейчас не надо. Не ломай мне план боевых действий. Ой, извини, просто действий. И вообще – не надо. Дал слово – держи. Ты сейчас должен по-прежнему вызывать доверие у Аллы Петровны. Увы, уже больше некому. Ты не только держишь слово, но и всячески поддерживаешь маму в её нелегкой борьбе за независимость Шу. Более того, пытаешься помириться с Шунечкой. Даже от меня можешь ей привет передать. Помни, мы едем на день рождения к твоей маме. И я по твоему приглашению тоже. Это будет такой день примирения и согласия для вашей семьи. Дядя Валера со своей стороны обработает твоего отца, уговорит помириться и не обращать внимания на «всякие мелочи». На дне рождения будет людно, шумно, весело. Для всех.
– А ты, пользуясь случаем, обесточишь собаку, а маме что скажем? Шу заболела? В день рождения?
– Ничего не скажем. Алла Петровна вообще ничего не должна заметить. Пойми, в этой истории не должен пострадать ни один Человек. И расстраивать Аллу Петровну в день её рождения мы не имеем права.
– Я уже вообще ничего не понимаю. Тогда КАК?
– А вот это я сейчас расскажу. Только, пожалуйста, будь внимателен, особенно к деталям, и своим задачам. Повторить все шаги и этапы операции мы не сможем, по крайней мере, вслух.
– Это не поэтому мы телефоны в туалете петь оставили? Или ты думаешь, что Шу в телефон жучек вживила и нас отслеживает и прослушивает? Не слишком мудрено?
– Это дяди Валерина идея. Не обсуждать детали операции по телефону или даже рядом. Он придерживается версии, что Жучка лишь инструмент чьего-то злого умысла, если не злого, то глупого. И то и другое сейчас опасно. Лучше не рисковать. Итак. Дядя Виталий нашел другую электронную собаку той же модели, точную копию, но нормальную. Во время дня рождения мы должны Шу подменить. Мы с тобой приезжаем на день рождения. В честь примирения я дарю Шу батарейки, На вид – это самые обычные батарейки, в самой обычной, невскрытой упаковке, самой разрекламированной по ТВ фирмы. Твоя задача помочь мне убедить Аллу Петровну установить их в Шу. А там. Уже никуда Шу не денется. Даже если она себе в попу термоядерный двигатель установила, эти батарейки в нужное время её обесточат. А я смогу в нужный момент подменить Шу на менее самостоятельную собаку. Далее, в течение всего дня твоя задача – отвлекать внимание мамы. Сколько сможешь. Заранее приготовь список чем: Например, у тебя заболит что-нибудь, сам выбирай что, или ты не можешь найти правый носок – заранее приготовь пару, чтобы по цвету или рисунку не совпадали, или у тебя куртка начнет по шву распускаться или кофта, или пуговица от трусов оторвется. Все равно. Сам придумаешь. Но чтобы каждые 5 минут что-нибудь! Понял?
Ермоний кивал, сосредоточенно глядя в пустоту. Рома делал небольшую паузу и продолжал знакомить со своим планом:
– Дядя Виталий постарается тост за тостом произносить, чтоб народ побыстрее веселиться начал. Все остальное тебя уже не касается. На следующий день, намечен коллективный выход на шашлыки, едем на дачу к тете Зине. Шу едет с нами. Все утро до поездки ты под ногами у Аллы Петровны крутишься, «мешаешь» ей собираться, чтобы она на излишне спокойное поведение Шу не обратила внимания. Я держусь на расстоянии. Шу едет у тебя на руках. Маме скажешь, что соскучился. А уже на даче, даже если Алла Петровна и заметит что-то в поведении Шу непривычное, дружно скажем, что это от новой обстановки, долгожданной встречи с Тимофеем, свежего воздуха и так далее. И, даже потом, сами заметим, что после дачи, Шу изменилась.
– Я смотрю, вы все продумали, – перестав вести себя как китайский болванчик, прокомментировал Моня.
– Все продумать невозможно. Дядя Виталий говорит, что «нельзя недооценивать противника». Мы же не знаем, кто или что за этой Шу на самом деле находится – недруг, инопланетянин или магнитно-электронная аномалия. Поэтому, готовимся к любой неожиданности. – Кстати, ты не знаешь? Шу также выглядит, особые метки не появились на корпусе?
– Её Каринка разрисовала в цветочек.
– Какая еще Каринка?
– Дочка у теть Зины. Да ты её помнишь, – Моня махнул рукой, – рыженькая такая, с косичками. Ну, они приходили к нам в гости. Она еще с твоего телефона хотела какой-то рингтон перекачать, помнишь?
– А-а, мелкая такая. Если честно, то смутно. И что, Шу позволила себя раскрасить?
– Наверное. Вообще-то мне показалось, что они ладят. По крайней мере, мама так высказалась.
– Слушай, а может это она Шу перепрограммировала? – пришла Роме в голову мысль.
– Зачем?
– Из вредности. Девчонки, они знаешь, существа не логичные. И возраст здесь ни при чем, уже в песочнице коварству учатся, чужие замки разрушать. Мою соседку снизу помнишь, которая в 8-м классе в меня якобы влюблена была, а я её не замечал. Так она мне козни всякие строила? А уже после выпускного прощения попросила. Глупая, говорит, мол, была, теперь даже вспоминать смешно. Смешно ей. А мне в 8-м не смешно было. Помнишь, как она нам леской велосипеды связала? А дневник в рюшечках?
– Да уж. Крови попортила. Это точно, – согласился Моня, налив себе в стакан минеральной воды.
– Я к чему это. Ты у Каринки никаких «нежных» чувств к себе не замечал?
– Ты что? – Моня чуть не поперхнулся водой. – Она ж малявка. Она класс в пятый пошла, наверное. Рановато еще, – он почему-то смутился, – в смысле, для перепрограммирования.
– А-га, – ехидно заметил Ромка, – именно для перепрограммирования. А может, ты её недооцениваешь? Современные детки в электротехнике секут. Это, кстати не у нее кукла была шагающая, и песенки пела? А эта, рыжая, с косичками, приставала к тебе, чтобы ты её куклу перенастроил, и та могла колыбельную пупсику спеть? Ты ж сам рассказывал.
– Ну, была у нее кукла. А у тебя похоже паранойя. Ты думаешь, Каринка мою игрушку перепрограммировала за то, что я когда-то для её куклы песенок не скачал?
– Я не знаю. Только я не хочу, чтобы операция провалилась из-за какой-то девчонки. Подумаю еще запасные варианты, на случай если и эта рыжая в гости к твоей маме припрется. А пока придется комбинезон покупать. В подарок Шу.
– Это еще зачем?
– Чтобы подмену не сразу заметили. И еще попроси маму показать тебе Шу по скайпу, или фотку совместную пусть пришлет. Посмотрим, где у нее эти цветочки… – Рома тяжело вздохнул, будто проделал большую работу и на горизонте уже замаячил долгожданный отдых. – Ну, что, кофе?
Моня кивнул. Посмотрел на стол с опустевшими тарелками, на очередь у кассы в бар с напитками, на Рому.
– Ладно, – усмехнувшись, согласился Рома с явным нежеланием друга идти за напитками, – я за кофе, а ты подумай еще, может, остались какие-то непонятные детали твоего участия в операции. Разберем.
Рома вернулся с целым подносом чашек кофе. Ермоний развеселился, но поспешил обрадовать друга-стратега, что все понял и готов сам повторить весь план.
– Таким образом, – подытожил он после второй чашки кофе, – моя основная задача - сделать для матери незаметным отсутствие настоящей Шу, пока ты вправляешь электронной собаке «мозги». То есть, я свое обещание, данное матери, сдержу: к Шу даже не подойду.
– Мы, – поправил Рома. – В её «мозгах» будут спецы разбираться. Я привлек кое-кого из студенческого научного сообщества, и нашего куратора - преподавателя по электротехнике. Кстати у меня с ним пари. Если они не найдут в пластмассовых «мозгах» этой игрушки ничего, кроме программы, я ему еще и доклад готовлю на конференцию. А если там действительно что-то незапрограммированное затесалось – он мне экзамен автоматом отлично ставит. Так что у меня еще и меркантильный интерес есть, – грустно усмехнулся Рома.
– Похоже, в операции задействованы крупные силы?
– О-о! Не то слово. Но не многочисленные, поэтому, будем надеяться, информация не утечет. Ладно, пошли телефоны забирать. А то они уже столько глупостей, наверное, друг другу наговорили, вернее напели.
«Да, – подумал Ермоний, – серьезный предстоит день рождения. Бедная Шу…»
Только в сказках у героев получается все и сразу(кроме старика, который рыбу неводом ловил).
У Ивановых, сразу и у всех, помириться не получилось.
Алла Петровна еще долго переживала за Шу, которая «простудившись» на даче у тети Зины, так до конца и не оправилась. Поэтому, каждый раз выпуская Шу на балкон, Алла Петровна повязывала ей шарфик.
Старшой уехал в очередную командировку с Виталием.
Ермоний попросил крестного больше не привозить ему ничего супер-электронного.
Рома все же сдал свой экзамен «автоматом» на отлично.
К концу лета Ермоний с отцом смогли уговорить Аллу Петровну поехать на море, пусть даже с Шу. Почему нет? Хорошая игрушка. Имеет право на существование, раз нужна людям.