Метрах в тридцати-сорока слева угрюмой отсыревшей громадой возвышался пятиэтажный дом. Отвалившаяся местами штукатурка и незрячие проемы окон придавали ему ветхий вид, хотя на самом деле дом был почти новым, и лишь несколько теплых желтых оконных прямоугольников спасали здание от окончательно тоскливого общего впечатления. От Влада дом отделяла обширная автостоянка, уже почти полностью скрывшаяся под дождевой водой. Несколько одиноких сиротливых автомобилей, казалось, стояли посреди вспениваемого ветром озера, ожидая своей неминуемой участи – медленного погружения на дно. Влад мельком обежал взглядом края этого дождевого моря и мимоходом отметил, что ему еще предстоит как-то переправляться через него по пути домой. Идея была неприятной, но за последнее время он привык к подобным неудобствам. Влад отвернулся от ударившего в глаза света мощных фар новехонькой иномарки, пронесшейся сквозь дождь, и поднял голову. В одном из окон угловой квартиры на третьем этаже все еще горел свет.
Влад знал, что за освещенным окном – кухня. Он узнал это еще летом, в один из тех палящих дней, когда люди распахивают все окна в надежде глотнуть хоть немного прохлады. Сейчас же комната скрывалсь за плотно сомкнутыми веками штор, но время от времени, словно на экране театра теней, на занавесях мелькал темный силуэт. С такого расстояния трудно было определить даже, принадлежит эта тень мужчине или женщине, но Влад уже настолько хорошо изучил ее осанку, жесты , манеру передвигаться, что мог с уверенностью сказать – это Ингрид.
На самом деле ее звали не так. Это имя Влад дал ей сам, до того, как узнал настоящее – то есть несколько месяцев назад, еще летом. Тогда он знал лишь, как она выглядит и где живет, но все же не мог думать о ней, как о некой безымянной незнакомке. Он не смог бы объяснить и самому себе, почему выбрал именно это имя; оно словно пришло откуда-то извне, непрошенное, без всяких усилий – и осталось жить в сознании наряду со многими другими именами знакомых.
Теперь он знал об Ингрид гораздо больше. Знал, как ее зовут на самом деле, и где она работает. Знал, что она замужем, и что у нее есть трехлетний сын, знал тысячи фактов из ее жизни, хотя охота за ними никогда не была его главной целью. Он наблюдал за ней уже пять месяцев, и за это время буквально сросся всем своим существом с жизнью Ингрид, хотя, вообще-то, чувствовал себя неразрывно связанным с ней самого первого мгновения своего заочного знакомства. Его собственная жизнь, его родственники, друзья, знакомые – все бледнело, растворялось в тумане, в то время как жизнь Ингрид становилась все ближе и четче. В первые недели его одолевала жажда активности, он хотел что-либо предпринять, советовался с друзьями, строил планы, мечтал, как заговорит с ней, познакомится… Однако проходило время, и энергия стала понемногу иссякать, а с ней улетучились и мечты. Постепенно он все сильней втягивался в жизнь чужой тени, призрака-наблюдателя, неотступно идущего по пятам за своим кумиром. Он не мог допустить, чтобы его заметили, но не мог и отказаться от нового образа жизни. Обнаружение могло все разрушить, и он прилагал все усилия, чтобы сохранить хрупкое равновесие между ним и Ингрид.
Шторм отнюдь не собирался утихать, но Владу вдруг показалось, что режущий ветер, насыщенный миниатюрными ножами дождевых струй, обходит его стороной. Секундой позже, списав это на счет своей приспособляемости, он вновь погрузился в наблюдения. Воспоминания вяло перекатывались где-то на заднем фоне сознания.
Вскоре после его погружения в отрешенную реальность наблюдений за Ингрид, он начал терять контакты со своими знакомыми из прежнего мира повседневного быта. Телефонные звонки и визиты друзей отвлекали его и нарушали сосредоточенность, столь необходимую для наблюдений. Сперва он пытался как-то предотвратить их, спорил, ругался, но, в конце концов, просто перестал обращать на эти помехи внимание. Результат не замедлил проявиться: телефон умолк, гости забыли дорогу к его дверям. Изредка, впрочем, все же раздавались телефонные звонки, но когда он отвечал, трубку вешали, словно не слыша его голос. Подобная ситуация устраивала Влада как нельзя больше.
Жизнь наблюдателя требовала такой самоотдачи, что привычка держаться неприметно быстро стала неотъемлемой и даже доминирующей чертой его характера. Недавно он обратил внимание, что прохожие на улицах совершенно не замечают его, даже если он идет прямо на них. Даже столкнувшись с Владом, они лишь потирали ушибленное место и недоуменно оглядывались по сторонам в поисках коварной преграды. Кроме того, ему пришлось ограничиться покупками в магазинах самообслуживания, ибо все продавцы как один неизменно игнорировали его присутствие. Иногда ему в голову приходила забавная мысль: он словно нарушает закон Гейзенберга о принципе неопределенности – ученый всегда наблюдает мир плюс свое воздействие на него. Влад же иронически рассматривал себя как идеального исследователя, не влияющего на вселенную.
Окно кухни погасло. Влад перевел взгляд на спальню. Так и есть: свет зажегся минут на пять, затем погас – уже до утра. Вся квартира погрузилась в темноту. Можно было отправляться домой и забыться до рассвета в нетерпеливом зыбком сне.
Влад повернулся и, отметив про себя, что ливень почему-то совсем перестал беспокоить, зашагал через залитую водой автостоянку к проезжей части улицы. Когда он переходил дорогу, ему почудились яркая вспышка и резкий внезапный шум, но он, как обычно, не обратил на это внимания, мерно печатая шаг сквозь пронизанную дождем мглу.
…Машину вынесло на тротуар и развернуло под прямым углом к проезжей части. Некоторое время водитель сидел, не двигаясь, чувствуя, как на лбу собирается холодный пот, и не решаясь обернуться. Наконец он собрался с духом и вышел в ночь, приветствовавшую его слепящим ветром и ледяным душем.
На дороге никого не было.
Не зная, чему верить – своим глазам или своей памяти, водитель огляделся. Неужели ему померещилось? Ведь он ясно видел перед собой сутулую фигуру с надвинутым на лоб капюшоном – за миг до того, как врезался в нее под оглушительный визг тормозов. Может, его отбросило ударом? Странно, подумал вдруг водитель, а ведь удара-то не было… Все же для уверенности он осмотрел тротуары по обе стороны улицы. Тела не было.
Недоуменно качая головой, водитель подошел к своей машине. Блестящий от влаги бампер, решетка радиатора и фары, нелепо освещавшие стальные ставни киоска через дорогу, были нетронуты – ни единой царапины. Пожав плечами и облегченно переведя дух, он сел в машину. Перед тем, как снова тронуться с места, он бросил последний взгляд на противоположный тротуар, и ему показалось, что вдоль аккуратно подстриженных кустов сквера кто-то идет. Водителю даже почудилось, что он различает куртку с поднятым капюшоном, но приглядевшись, он понял, что это была просто причудливая игра неясного ночного света, отблеска фар и мечущихся штормовых теней.