Телефон в основном молчит. В теории предполагается, что моя главная задача – слушать, но на самом деле большую часть дежурства я жду.
Ожидание многих подобных мне дежурных насквозь пропитало комнату – стоит войти, сесть на чуть продавленный (и оттого вдвойне удобный) диван, и ты уже целиком оказываешься во вселенной ожидания. Эта вселенная имеет четкие границы – она живет двенадцать часов. С семи вечера до семи утра.
У зефира в шоколаде, оказывается, замечательный выжидательный вкус, а на Цейлоне умеют выращивать очень хорошее листовое ожидание.
Иногда телефон резким пиликаньем сообщает мне, что ожидание временно изменилось. Я подымаю трубку, здороваюсь и снова жду, но уже по-другому. Я жду, что мне расскажут.
Телефон похож на рыболовную сеть, которой я рыбачу в океане ожидания, а звонки, разнообразящие мое время кусочками чужих судеб, похожи на попавшие в сеть бутылки с записками. Я вылавливаю их, читаю записки, а потом отпускаю обратно. Они не мои, и я не имею права ни присваивать их, ни передавать кому-то постороннему. Я могу только вкладывать маленькие порции себя в довесок к запискам, но только очень маленькие, потому что иначе меня надолго не хватит.
Кроме того, я пишу и свою записку.
Не знаю, долго ли вам пришлось ждать, но сейчас вы читаете то, что вытащили из моей бутылки.
В конце концов, наше непрерывное ожидание завершится только со смертью.
А пока подождем.
