Последний червонец (Памфлет)

В новом моём сочинении за основу сюжета взята шахматная партия, сыгранная мною в одном из турниров по переписке в тяжёлые годы приватизации. Чтобы лучше понять написанное, литераторам рекомендуется расставить шахматные фигуры в начальное положение и ход за ходом её проигрывать, переживая вместе с автором все перипетии сражения. Шахматисты меня поймут, не расставляя шахмат…

[img size=320]http://www.grafomanam.net/components/com_simpleboard/uploaded/images/020.jpg[/img]

ПОСЛЕДНИЙ ЧЕРВОНЕЦ

1. Мечта

Было время я переписывал свои шахматные партии в тетрадку в тайной надежде, что они не умрут… Но чем лучше я играл, тем больше понимал, их заурядность. И всё же… Какими бы уродцами не были мои партии, я их любил, детская мечта чего-то добиться в шахматах, нет-нет, да и грела меня в тяжёлые дни невзгод. Однажды я набрал на компьютере базу данных своих немногих встреч… Впопыхах, перед отъездом в Тобольск на заработки. Это было в тяжёлом 1996 году… Денег нам не выдавали полгода…

2. Похороны

Колька лежал в гробу синий и холодный. Молчали певчие. Пастырь перекрестил покойного - и в дорогу… в никуда. «Он покончил с собой! - запричитали адвентисты седьмого дня – «братья и сёстры» покойного. - Грех!.. Это большой грех!», - и не стали отпевать. Многие из них не поехали даже на кладбище - был мороз. Вырытая могила за ночь остыла. Ещё вчера парящая и тёплая земля стала каменной и тяжёлой. Когда опускали в яму гроб, верёвка оборвалась, тяжёлый ящик громыхнул и раскрылся. Покойный ударился головой о стенку ямы, и снова запричитали «святые»: «Бог – он всё видит и всё знает!». Кто-то прыгнул в могилу, поправил тело. Недоразумение было исправлено – гроб забит повторно, и забарабанили стылые каменья о его крышку – народ прощался с покойным…

3. Поминки

Спустя неделю мы – немногие его друзья, справляли поминки.
- Вот книги, - сказала мне вдова Ирина. – Возьми их себе.
На полках лежали потрёпанные югославские информаторы, энциклопедия шахмат, серия книг «Выдающиеся шахматисты мира», журналы: советские и русские.
- Ты же знаешь, я бросил шахматы… Я охладел к ним…
- А письма идут…
Она тяжело вздохнула. На столе лежали четыре открытки из Европы.
- Два больших мешка…
Его старая переписка хранились в кладовке. Я знал об этом.
Ни при жизни, ни после смерти Ирина ни разу не упрекнула мужа в бессмысленной трате денег. Вся его пенсия сгорала в любви к шахматам. Он тянулся к далёким странам, подогревая в себе жизнь тем, что общается с цивилизованными людьми, с лучшим, нежели мы, миром.
- Ты понимаешь по-английски? – спрашивал его я.
- Нет, - отвечал он мне, - одна учительница переводит.
Он не любил эту женщину. За свои труды та деликатно просила почтовые марки и перепродавала их детям из филателистического кружка.
- Ты всё раздаёшь? – поинтересовался я у вдовы. – И марки тоже?
- Уже звонила, - вздохнула она и назвала имя той женщины. – Соболезновала, обещала прийти…
- Отдай мне марки…
Я уже трамбовал в мешок многолетнюю переписку – его богатство, когда Ирина достала из комода чистые почтовые карточки, на которых шахматисты пересылают свои ходы друг другу. Их было много. Тысячами, впрок, «по дешёвке» покупал покойный открытки, когда стремительно взлетали цены на всё.
- Возьми… Может быть ещё захочешь играть… Колька дважды бросал - не бросил…
Я тащил на себе этот скарб домой через весь город, ещё не догадываясь, насколько пророческими окажутся её слова завтра.

4. Дебют

Приглашение сыграть в четвертьфинале России по переписке пришло на следующий день. Я дал согласие, и спустя три недели игра началась.

1. Kg1 – f3 d7 – d6 2. d2 – d4 Cc8 – g4 3. 3.c2-c4 Cg4:f3 4.e2:f3 Kg8-f6 5.Фd1-b3 Kb8-c6 6. Сс1 – е3

Через несколько лет в новотроицкой газете «Металлург» я прочитал оду рабочим «Уральской стали». Так сегодня называется наш металлургический комбинат – градообразующее предприятие. Новые собственники решили провести литературный конкурс, и лучшим оказалось стихотворение, которое начиналось так:

У мартеновских печей
Вы не встретите бичей…
У мартеновских печей
Очень много кирпичей…

И ещё два десятка строчек про героя Гаврилу, посвятившего жизнь любимому заводу.

Наше подразделение было сокращено, в работе на комбинате - отказано, и мы с «надеждой» поглядывали в Сибирь, куда уехал искать подряды один из «новых русских» – Балу. Я не называю его настоящего имени. Балу это кличка. В Тобольске у него жил брат, на короткой ноге общавшийся с директором Нефтехима.

Час настал.
- Завтра в дорогу!
Все нормальные люди подшивали валенки и штопали ватники, а я впопыхах собирал свои только что начатые в турнире партии в базу данных и «обучал» родную сестру «оперативному искусству».
- Присланный соперником ход ты перетягиваешь мышкой по указанным на карточке координатам и дожидаешься ответа компьютера. Как он сыграет – тому и быть… Совсем не надо знать куда и как ходит конь!

Моя сестра никогда не играла в шахматы. Она по сей день с гордостью вспоминает, что выдержала это испытание…

5. Ирония судьбы

6… b7 – b6

Только шахматист в состоянии понять ужас и юмор этого хода. Позиция чёрных уже безнадёжна. До сих пор ещё люди берутся доказывать, что человеческий мозг совершеннее машинного, проигрывая компьютеру с сухим счётом. Пересказывают известные тезисы на эту тему – делайте игру на позиционной основе, он ошибётся!.. обязательно ошибётся! Но на шестом ходу? Такую медвежью услугу ожидать было трудно. Я почему-то надеялся, что первые десять-пятнадцать ходов будут сделаны по теории, и не научил сестру затягивать партии. Как и любое подсудное дело, шахматы по переписке имеют свою правовую базу и до безобразия навороченный процессуальный кодекс, который, однако, позволяет оттягивать взыскания судьи на немалые сроки. Моя сестра играла честно, и к первому моему возвращению из командировки домой я стоял подозрительно почти во всех партиях турнира.

6. Постель

7.g2-g3 Фd8-d7

Уезжали мы впятером. Следом за нами, спустя неделю, в Тобольск на заработки подъехали еще шесть человек. Десять командированных из нашего города уже работали на Нефтехимическом комбинате, «морозили сопли», добывая копейки на жизнь. Дома у меня остались пожилые родители – инвалиды второй группы. У матушки был сахарный диабет, отец перенёс два инфаркта. На дорогу мне дали сто рублей, пятьдесят - мама и пятьдесят - папа. Наиль, мы его назначили старшим, не имел денег вообще, а старики Вакула и Савела свои кошельки поистратили в пути, выпивая…
Катится вагон, стучат колёса. Мнут худые бока на полках бичи дальнего следования. Жёстко им, неуютно. Под головою рюкзак. Иные торбы набиты инструментом, рабочей одеждой, снедью: лапшой и салом - чтобы хотя бы неделю продержаться на чужбине, если не ко двору...
Ударит в голову хмель человеку, хоть смейся, хоть плачь… Савела решил взять постель. Он достал из кармана последнюю сторублёвку и начал ей размахивать перед лицом у проводника, как на митинге.
- Я вас проводников знаю!..
- Да подожди ты, дед, сдачи нет!.. – ответил ему дежурный.
- Меня не обманешь!..
Он сволочил его минут пятнадцать, пока тот, наконец, не обзавёлся разменной монетой. Терпеливо выслушивая глупости нетрезвого старика, проводник отсчитал ему сдачу… Копейка в копейку!.. Савела пересчитал её и пошёл восвояси.
- Правильно! - талдычил он встречным. - Не обманул меня, зараза! С ними надо быть построже!.. По миру пустят…
- Дед, а дед!.. - заорал ему вслед проводник, багровея от гнева. –  Постель-то возьми…
- Себе её оставь, собака! – ответил Савела и скоро уснул на полке, так и ничего не подложив себе под бока.
Его бельё забрали более трезвые мужики. Ночью вагон проснулся от грохота. На пол упал человек.
- Больше некому! – сквозь дрёму догадался я и тоже скатился с верхней полки вниз по зову сердца. Савела лежал на полу в крови и кашлял. Ухо у него было величиной в кулак… Кое-как втроём мы его водрузили обратно на верхнюю полку и привязали к ней простынёй…
- Кто меня бил? – спросил он утром, пытаясь бузить…

7. Два ударника

8.Сf1-g2 e7-e5 9.d4-d5 Кc6-e7 10.Кb1-d2 Кe7-g6

Тобольский нефтехимический комбинат находился за городом: цеха, дымовые трубы, коммуникации и пузатые «шарики» - огромные ёмкости для хранения конечного продукта переработки газа – бутадиена. Два пожарных дивизиона дислоцировались на территории комбината. Проходя мимо одной такой части, мы остановились у стенда, на котором увидели фотографии – пепелище и завёрнутые в ткань люди. Это были сгоревшие на тушении пожара сотрудники.

- Вы знаете анекдот, - обратился к нам водитель пожарной машины. – «Ты кем работаешь?» - спрашивает один одноклассник у другого после нескольких лет разлуки. «Пожарником», - отвечает тот. «Ну и как?», - улыбается ему первый. «Работа хорошая – нравится, - отвечает второй, - но как пожар – хоть увольняйся!».

Мы рассмеялись.
- Бог создал два ударника – милиционера и пожарника! -  весело закончил он развлекательную часть беседы и более серьёзно напутствовал, показывая на сигареты, выглядывающие наружу из кармана у деда Вакулы:
- Курить нельзя…
Пожарники получали денежное довольствие без задержек, в отличие от остальных.
Каждый «шарик» на комбинате был обнесён противопожарным валом в виде ванны, чтобы горящая жидкость во время аварии не растекалась далее пятидесяти метров в диаметре. Следом за валом - ров и в нём - вода, а по периметру пушки-гидранты.
- Чтобы огонь не перекинулся на другие шарики, - заметил Балу.
Двенадцать опор поддерживали над землёй эти огромные ёмкости. Изначально опоры были полностью металлическими, но коррозия ела их и гнула и однажды (была ли это отмывка денег или рацпредложение?) опоры решили облицевать керамическим кирпичом. Но: то ли климат здесь такой или кирпич оказался хрупким - работа пошла насмарку, рыхлый кирпич осыпался пластинами, вызывая тревогу у руководства. Вот тут и появился на сцене чудо-предприниматель – Балу и …люди из Новотроицка.
- Знаете, - сказал он директору нефтехима, - агрессивная всё-таки здесь среда, даже керамика не выдерживает. Но у меня-то есть огнеупорный кирпич и!.. – огнеупорщики.
Они ударили по рукам.
- Я дам тебе денег, - решил директор, - только и мне что-нибудь построишь на память, пока я у власти…

8. На самоконтроле

11.h2-h4 (Как тут играть чёрным?)

Подъезда к объекту не было. Нарушать целостность противопожарной защиты: перекапывать ров или срезать вал, нам было категорически запрещено. Кирпич выгружался вручную в том месте, куда удавалось прорваться машине по стылому грунту («Летом будет хуже, – заметил хозяин, - болото»), и далее по цепочке перекидывался к объекту. Механизации не было - не всем достались пакеты акций крупных российских компаний и их техническое вооружение. На заре отечественного капитализма первоначальный капитал заколачивали, не считаясь со здоровьем бесхитростных работяг, отмывая деньги через бесконтрольно-навороченные сметы, в которых присутствовали и краны, и машины.
- Что ты видишь? – спросил Балу у Наиля, показывая на колонну, полностью выложенную нашими предшественниками.
- Колонну, Анатолий Геннадьевич…
- А я вижу три тысячи рублей и не более… А вот эта?
Рядом стояла на две трети облицованная колонна.
- Не успели доделать, - заметил я.
- Не хотели доделать, - поправил хозяин.
- Две тысячи, Анатолий Геннадьевич! – улыбнулся Наиль.
- Накось выкуси – ноль копеек.
Он ударил себя при этом по ширинке пальцами так, что застонал от боли – пафос был ясен…
- Но, если вы её доложите, я дам вам две!
Лесов на объекте не было. Соседней бригаде удалось кое-что собрать из инвентарного металлолома. Четыре яруса риштовки, привязанные проволокой к металлическим конструкциям опор шарика поскрипывали, раскачиваясь, в такт движению рабочих, клавших кирпич.
- Техника безопасности на самоконтроле, - добавил предприниматель, глядя наверх, где измученный человек тянулся руками к верёвке, на которой болтался кирпич, затянутый удавкой Другой рабочий, разинув рот, удерживал эту верёвку внизу на оттяжке – он стоял на подаче. Скрипел блочок…

9. Жалейте тело

11…Кf6-h5! (Сам себя не похвалишь – никто не похвалит).

Я не ругался и не ворчал. Моя сестра обрадовалась, как ребёнок. Всё хорошо!.. Про себя я уже поставил крест на этом турнире. Ещё две партии показались мне безнадёжными. Компьютером я решил больше не пользоваться, и на срок следующей вахты взял перерыв в игре.
- Ты знаешь, - как-то признался мне Вакула, - после армии я никогда так далеко от дома не ездил.
Он был опытным шабашником и не боялся работы. Я не поверил.
- Ты никогда не мотался в командировки?
- Да… Я и сейчас бы вернулся домой к старухе… - ответил он. - Но только с чем?.. Ни с чем. Мне стыдно. Сегодня на одну пенсию не проживёшь.
Он доставал из походного мешка банку с мёдом и жевал его по одной чайной ложке два раза в день: утром и вечером. Это давало ему силы выстоять на стройке до темноты и проснуться окрепшим.
- Кто меня на работу возьмёт?.. И где?
Он вспоминал про город, где оставил супругу и сетовал:
- Вы - молодые не ко двору… А я?
Вакансий на родине не было.
Мы рубили лес, благо, что его в Сибири – море, подмащивались и хоть медленно, но ползли вверх, зарабатывая рубли.
- Не газуйте, - учили соседи. – Хозяин вам лишнего не заплатит: оштрафует или попросит работать «по среднему» на саду и в быту, облагораживая хозяйство.
Они называли сумму, которую платил Балу за послушание.
- Жалейте тело!..
Если бы я щадил его тогда и далее в жизни, разве бы я писал это, сидя на костылях? Без государственного пособия и без надежды его когда-либо получить…
- Первый день прогула – двести рублей штрафа, второй - пятьсот и до свидания. Зарплата в последнюю очередь… Хромые, косые и однорукие мне не нужны… За жильё и кормёжку высчитаю с лихвой…
Я давно уже забыл запах жареных пирожков и ощущение лености после обеда. На остатки суточных талонов мы набирали в буфете горох, и вечером в десятом часу варили суп, поглощая его за один присест. Кто-то из местных жителей подкинул картошки, пришла весна, и первые деньги...

10. Играем в долг

12.Фb3-c2 f7-f5 13.Сg2-h3 Кg6-e7 14.f3-f4 e5:f4 15.Сe3-d4

Однажды мы три недели работали без выходных, потакая блажи хозяина. Он заметил усталость и снизошёл, отпуская на выходные.
– Обовшивите!.. Постирайтесь!
Все поехали в общежитие спать, а я вышёл из автобуса в городе около памятника Менделееву и наткнулся на… шахматный клуб. Время прихода людей ещё не настало. Я кружил около закрытого помещения целый час и тянул на себя по очереди служебные и парадные двери «спортивного храма», боясь оказаться по эту сторону мероприятий, проводимых внутри. Скоро пришёл директор и заметил мои потуги:
- Мужик!.. Пивная вон там!
Он показал на торец соседнего здания.
- Я не пью.
- А чего тогда ошиваешься?
- Я хочу поиграть в шахматы.
- Да-а?.. – вопросительно заметил он, оглядывая меня с головы и до ног. «Грач» не «грач», а гастарбайтер стоял перед ним виноватый в том, что экономический кризис выдавил его на чужбину в поиске лучшей доли. Нечесаные седые волосы выглядывали наружу до самых плеч из-под старой лыжной шапочки, какие в Сибири носят только бродяги. Замок у моей «парадной куртки» сломался, молния разъехалась в разные стороны, словно рана, распоротая хирургом. На уровне живота наружу выглядывали заплаты – рабочий свитер был штопан и перештопан десятки раз.
Хозяин открыл дверь клуба и исчез в его лабиринте. Я робко пошёл по «храму» за ним, считая комнаты и рассматривая на стенах фотографии шахматистов, увлечённых борьбой. В каждом российском доме чтят героев. Бывали тут званые гости Анатолий Карпов и Пётр Свидлер – их отутюженные лица светились на передовице… Они обнимают мальчика – это талант. Я прочитал о его успехах. Рядом градоначальник – великие люди достойны друг друга. Когда я внимательно изучал таблицы соревнований (зачем они мне?), директор окликнул меня вторично.
- Эй, мужик!.. Туалет в углу… Только для членов клуба! Ты взносы платил?
- Я помочился на улице, - любезно ответил я.
- Как знаешь…
Вскоре появились первые прихожане. Один из них самоуверенно нырнул в кабинет руководства и через неплотно закрытую дверь в коридор потянулся тонкий шлейф ароматного дыма.
- На короткой ноге,  – догадался я.
В третий раз увидел меня директор.
– Слышишь, - сказал он гостю, - говорит, что играть умеет!
Они изучали меня, как тибетскую лошадь, предназначенную на мясо.
– Потренируй-ка его, чтобы не скучал.
Не вынимая изо рта сигареты, одухотворённый еврей творческого склада морщин на лице, сделал мне одолжение.
- Какие ставки? – взял он быка за рога, выпуская облако сизого дыма.
Матушкины деньги почти закончились. Были ещё какие-то копейки, чего греха таить, гремели за пазухой, но отнюдь не первоначальный капитал натирал карманы, залазить в долги не хотелось. Сказано было серьёзно, и я предложил ему свитер. Он кисло поморщился и опустился с небес на землю:
- Хорошо!.. Играем в долг.
Ближе к вечеру я купил себе молока и печенья. На мгновение криминальный российский капитализм повернулся ко мне лицом - тобольские законодатели шахматной моды не оставили меня голым.

11. Подарки

15… O O O 16.Кd2-e4 h7-h6 17.O O O Крc8-b8 18.Л d1-e1

На Пасху Балу нам выдал «подарки». За наш счёт… Сами мы боялись брать у него что-либо под расписку, чтобы не попасть в долговую зависимость. Видя эту стеснительность и страдание, он смилостивился и «…пошёл навстречу».
- Не жрёте вы и худеете... Молодцы! Уже столько работы сделано…
В пакетах лежали какие-то консервы, спагетти, иная снедь, и (вот уже что действительно зажигало глаза любовью) водка. Она была выпита, а всё остальное старики решили вернуть хозяину.
- Он с тобой советуется, - начал издалека Вакула. – Как лучше украсить кладку, как дальше жить… Ты ему и объяснишь - что и зачем…
Язык у меня на самом деле был подвешен, за словом в карман не лез, и хозяин любил побалагурить со мной.
- Ты бы вернул ему подарки. Зачем они нам?.. – закончил Вакула.
Я плохо себе представлял, как это сделать, но согласился.
Мы строили детскую площадку около дома предпринимателя. Вечером, когда все ушли домой, спрятав злополучные сумки с подарками под лавку, я сидел около подъезда, размышляя о прожитой жизни.
- Ты всё думаешь, - начал он, подъехав ко мне из машины и, не дожидаясь ответа, продолжил, - вот и я ночами не сплю, пересчитываю копейки... Чтобы тебе заплатить.
- Жалко мне денег, - сознался хозяин. – Завтра я выдам вам корешки - я справедлив.
«Самое время»,  - решился я.
– Анатолий Геннадьевич! Забери подарки…
Тот от неожиданности крякнул и поперхнулся слюной - не высокие материи пленяли меня. Достав из-под лавки злополучные пакеты с продуктами, я стоял перед ним, как навьюченный осёл перед дальней дорогой, не зная, куда пошлют.
- Хорошо!.. Отнеси их жене в квартиру – пускай возьмёт…
- Вы же не высчитаете их из зарплаты?
- Только за водку…
- Спасибо…
- И с глаз долой… - зарычал Балу.
- Вы грязные и неблагодарные свиньи, - добавила мне его супруга, выпроваживая за дверь…
- До свиданья, Светлана Михайловна…
- Ты пей да закусывай!..

12. Последний червонец

18….Лh8-g8 19.Фc2-d1 f4-f3 20.Кe4-d2 c7-c5 21.Сd4-c3 g7-g6 22.Фd1:f3 Сf8-g7 23.Сc3:g7 Лg8:g7 24.Лe1-e6 Кe7-g8 25.Лh1-e1 Кg8-f6 26.Фf3-e3 Лd8-h8 27.Фe3-c3 Лh8-f8 28.Фc3-e3 Лf8-h8 29.Фe3-c3 Лh8-f8 30.Крc1-b1 Лg7-f7 31.Кd2-f3 Фd7-d8

- Скоро обед!
Утренний холод растаял, и солнце топило спину по-весеннему радостно, в полную силу. К полудню я стянул с себя тёплый свитер и остался в одной рубахе. Где-то в кармане потел последний червонец – на чёрный день. Словно горчичник, он грел мою душу надеждой. Я часто задумывался, на что же его истрачу (полезное!) и, словно буриданов осёл, разглядывал на базаре ряды и прилавки, не решаясь что-либо купить. Но у меня оставалась свобода выбора, та маленькая соломинка, за которую я цепко держался изо всех сил в урагане передела собственности – мой час ещё не настал…
- Вот только закончатся деньги – научусь воровать, а куда мне деваться? - утешал я себя. - И буду жить как все…
Однако, что украду в первую очередь - не знал, и поэтому побаивался грядущего...
Последний червонец, как промокашка, раскис. Я решил его посушить на солнышке, положил на кирпич и придавил расшивкой для кладки, чтобы ветер не баловал…
- Того и гляди порвётся, - заметил напарник.
У него уже давно не было денег. Срок нашей командировки заканчивался. Детская площадка была построена. Мы наводили порядок на её территории: убирали строительный мусор, поливали саженцы - два десятка причёсанных нами ёлочек зеленели около забора снаружи по периметру стройки.
- Дай мне его взаймы… - попросил старик.
Я молчал.
- Шёл я сейчас мимо базара и вижу, водку продают, по восемь рублей баночка. Железная… Новая… Ты знаешь, грамм двести пятьдесят. У нас в таких пиво на Новый год по талонам давали, помнишь?
Сегодня никого не удивишь дюралевой тарой. В ней продаётся не только пиво: соки, минеральные воды, газированные напитки. А в те годы… На заре капитализма человека пьющего из такой баночки считали преуспевающим в жизни.  
- Не по средствам живёшь… - заметил я. – Где ты видел такую дешёвую водку? Ты одного нуля на ценнике не заметил…
- Не-ет!.. Я четыре раза обошёл киоск. Со всех сторон поглядел – настоящая водка. Чёрная смерть!..
- И в самом деле!.. – согласился я. - Соки у нас так не называют…
Старик забрал червонец и похромал в сторону базара. Упустить возможность купить дешёвую водку - значит корить себя всю жизнь за бездеятельность в двух шагах от рая. Через десять минут он помолодевший вернулся назад с оттопыренными карманами. Свежая зелень сверлила повсюду оттаявшую землю. Мы нашли лужайку посуше и развалились на ней в желанной истоме. Из одного кармана старик достал банку с водкой, а из другого стакан.
«Попросил у жильцов», - догадался я.
– Там пацанва прямо из банки хлещет… Лужёные глотки... В молодости, бывало, и я тянул из горлышка да поперхнулся однажды…

Водка плевалась из стороны в сторону прерывистыми бросками. Стакан звенел.

- Мне без водки нельзя… Ночами не сплю и ворочаюсь с боку на бок – суставы ломит… боль адская; лекарство от неё только водка да баня… Суженные сосуды распариваются, и хочется жить…

Я не составил ему компанию. Сон меня хорошо охмурил без всякой выпивки, и когда полчаса спустя я очнулся, мой сосед сидел, в три погибели согнувшись, и плакал. Рядом стоял стакан с остатками водки, пустая банка из-под неё валялась рядом.

«Эко его разобрало»,  - улыбнулся я.
- Ты попробуй, -  сказал старик, пододвигая ко мне напиток. – По-моему это не водка…
Я осторожно допил остатки.
- Нет!.. Конечно же, это не водка… Лимонад!.. – вот что это такое…
- Дважды переспросил мерзавца: «С градусом или нет?», – простонал Вакула. «Да-а, конечно с градусом», – промычал тот!.. Не-ет гра-адуса!..

Я взял в руки пустую банку – «Чёрная смерть». Весёлый скелет молодцевато склабился  мне навстречу, вселяя в опустошённую работой душу жизненно необходимый оптимизм.

- Да нет же, с градусом, - увидел я.
- И ни в одном глазу…- сокрушался старик.
– Восемь градусов… Ты погляди! Джин-тоник…
- И это водка?.. Даже здесь одурачили они нас… Во всём… Как жить?.. А я-то думал…
- Чёрная смерть!..
- Вот то-то…
Мой последний червонец пропал прахом.

32.Фc3-c1 Лf7-h7 33.Сh3-g2 Лf8-e8 34.Кf3-g1 Кh5-g7 35.Лe6-e2 Лe8:e2 36.Кg1:e2 Кf6-g4 37.Кe2-f4 Фd8-f6 38.Фc1-c2 g6-g5 39.h4:g5 h6:g5 40.Кf4-e6 Кg4-e5 41.f2-f4 g5:f4 42.g3:f4 Кe5-g6 43.Фc2-a4 Фf6-e7 44.Фa4-d1 Фe7-f6 45.Лe1-e2 Ничья.

Текст партии: Рожнев Иван Николаевич - Муленко Александр Иванович (соrr., ЧФР 4/11)

13. Послесловие

Деньги нам выдавали порциями два года. Окончательный расчёт я получил в сентябре 1998 года после падения рубля… Из четырнадцати партий, сыгранных мной в турнире, восемь закончились вничью, шесть я выиграл и занял третье место.

корреспондент газеты "Металлург" Александр Проскуровский об очерке:

Интересна форма произведения. Помнится, кто-то из иностранных классиков создал роман-джаз. Поэт и переводчик из Орска Юрий Лифшиц — роман-компакт диск «И мы». Александр Муленко красной нитью провел через свое произведение шахматную партию. Поздравляю автора с новаторским шагом!

Александр Муленко, автор, спустя десять с лишним лет

18 июня 2010 года нашёл в архиве ещё пять партий из этого турнира, которые привожу ниже. Кажется я один, кто выиграл у победителя турнира Толстова М. В.

D47
Mulenko A.I. - Kalashnikov E.N.
Corr., Четвертьфинал России по переписке, 1998

1.d2-d4 d7-d5 2.c2-c4 e7-e6 3.Êb1-c3 Êg8-f6 4.Êg1-f3 c7-c6 5.e2-e3 Êb8-d7 6.Ñf1-d3 d5:c4 7.Ñd3:c4 b7-b5 8.Ñc4-d3 Ñc8-b7 9.O-O a7-a6 10.e3-e4 c6-c5 11.d4-d5 c5-c4 12.Ñd3-c2 Ôd8-c7 13.Êf3-d4 Êd7-c5 14.b2-b4 c4:b3 15.a2:b3 b5-b4 16.Êc3-a4 e6:d5 17.e4:d5 Êf6:d5 18.Ôd1-g4 Ôc7-e5 19.Ñc1-b2 Êd5-f6 20.Ôg4-h4 Ôe5-d5 21.Ëf1-e1 Ñf8-e7 22.Ôh4-g3 Êf6-h5 23.Ëe1:e7 Êðe8:e7 24.Ôg3-c7 Êðe7-e8 25.Ëa1-e1 Êc5-e6 26.Ñc2-e4 Ôd5:e4 27.Ëe1:e4 Ñb7:e4 28.Ôc7-e5 Ñe4-g6 29.Êd4:e6 f7:e6 30.Ôe5:e6 Êðe8-f8 31.Êa4-b6 Ëa8-d8 32.Êb6-d7 Лd8:d7 33.Фe6:d7 Кh5-f6 34.Фd7-c8 [1:0]

D27
Козлов Алексей - Муленко Александр
Corr., Четвертьфинал России по переписке, 1999

1.d2-d4 d7-d5 2.c2-c4 d5:c4 3.Êg1-f3 Êg8-f6 4.e2-e3 e7-e6 5.Ñf1:c4 c7-c5 6.O-O a7-a6 7.a2-a4 Êb8-c6 8.Ôd1-e2 Ôd8-c7 9.Êb1-c3 Ñf8-d6 10.Ëf1-d1 O-O 11.h2-h3 b7-b6 12.d4-d5 e6:d5 13.Ñc4:d5 Ñc8-b7 14.e3-e4 Ëa8-e8 15.Ñc1-g5 Êc6-d4 16.Êf3:d4 Êf6:d5 17.Êc3:d5 Ñb7:d5 18.Êd4-f5 Ëe8:e4 19.Ôe2-h5 f7-f6 20.Ëd1:d5 Ñd6-h2 21.Êðg1-h1 f6:g5 22.Ôh5:g5 Ñh2-f4 23.Ôg5-g4 Ëf8-e8 24.g2-g3 Ñf4-c1 25.Ëd5-d7 Ëe4:g4 26.Ëd7:c7 Ñc1:b2 27.Ëa1-d1 Ëg4:a4 28.Ëd1-d7 Ñb2-e5 29.Ëc7-b7 b6-b5 30.Êf5:g7 Ëe8-b8 31.Ëb7-a7 Ëa4-d4 32.Ëd7-e7 Ñe5-d6 33.Лe7-e6 Лb8-f8 34.Кg7-e8 Лf8-f7 35.Кe8-f6 Крg8-g7 36.Кf6-h5 Крg7-g8 37.Кh5-f6 Крg8-g7 38.Кf6-h5 [Ѕ:Ѕ]

B22
Шнырев Виктор - Муленко Александр
Corr., Четвертьфинал России по переписке, 1999

1.e2-e4 c7-c5 2.c2-c3 Êg8-f6 3.e4-e5 Êf6-d5 4.d2-d4 c5:d4 5.c3:d4 e7-e6 6.Êg1-f3 b7-b6 7.Ñc1-g5 Ñf8-b4 8.Êb1-d2 f7-f6 9.e5:f6 g7:f6 10.Ñg5-h4 Ñc8-b7 11.Ñh4-g3 Êb8-c6 12.a2-a3 Ñb4-e7 13.Ñf1-c4 Êc6-a5 14.Ñc4-d3 Ëa8-c8 15.Ëa1-c1 Ëc8:c1 16.Ôd1:c1 f6-f5 17.b2-b4 Êa5-c6 18.Êd2-c4 O-O 19.Êc4-d6 Ñb7-a8 20.Ñd3-b1 Ñe7-f6 21.Ôc1-d2 Ôd8-e7 22.Ñg3-e5 Ôe7-g7 23.Ñe5:f6 Êd5:f6 24.b4-b5 Êc6-e7 25.Ôd2-g5 Ña8-d5 26.Ôg5:g7 Êðg8:g7 27.Êf3-d2 Êe7-c8 28.Êd6-c4 h7-h5 29.f2-f3 Ëf8-g8 30.Êðe1-f2 Êðg7-f7 31.Ëh1-c1 Êðf7-e7 32.g2-g3 Кc8-d6 33.Кc4:d6 Крe7:d6 34.Кd2-c4 Сd5:c4 35.Лc1:c4 Лg8-a8 36.Сb1-c2 a7-a6 37.b5:a6 Лa8:a6 38.a3-a4 Лa6-a8 39.Лc4-b4 Кf6-d5 40.Лb4-b5 Крd6-c6 41.Сc2-b3 Кd5-c7 42.Лb5-b4 [½:½]

E92
Mulenko A.I. - Tolstov M.V
Corr., Четвертьфинал России по переписке, 1999

1.d2-d4 Êg8-f6 2.c2-c4 g7-g6 3.Êb1-c3 Ñf8-g7 4.e2-e4 d7-d6 5.Êg1-f3 O-O 6.Ñf1-e2 e7-e5 7.Ñc1-e3 e5:d4 8.Êf3:d4 Ëf8-e8 9.f2-f3 c7-c6 10.Ôd1-d2 d6-d5 11.e4:d5 c6:d5 12.O-O d5:c4 13.Ñe2:c4 a7-a6 14.Ëa1-d1 b7-b5 15.Ñc4-b3 Ëa8-a7 16.Ñe3-f4 Ôd8-b6 17.Ôd2-f2 Ëa7-d7 18.Êd4:b5 Ôb6:f2 19.Êðg1:f2 a6:b5 20.Ñf4:b8 Ñc8-a6 21.Ñb8-d6 b5-b4 22.Ñd6:b4 Ña6:f1 23.Êðf2:f1 Ëd7:d1 24.Êc3:d1 Êf6-d7 25.Ñb3-a4 Ëe8-b8 26.a2-a3 Êd7-b6 27.Ña4-b3 Ëb8-c8 28.Êðf1-e2 Êb6-c4 29.Ñb3:c4 Ëc8:c4 30.Ñb4-c3 Ëc4-c8 31.Êðe2-d3 Ëc8-d8 32.Êðd3-c2 Лd8-e8 33.Сc3:g7 Крg8:g7 34.Кd1-c3 Лe8-e1 35.b2-b4 Лe1-h1 36.b4-b5 Лh1:h2 37.b5-b6 Лh2:g2 38.Крc2-b3 Лg2-d2 39.a3-a4 Лd2-d8 40.a4-a5 h7-h5 41.b6-b7
[1:0]

D49
Муленко Александр - Квашнин Алексей Михайлович
Corr., Четвертьфинал России по переписке, 1999

1.d2-d4 d7-d5 2.c2-c4 c7-c6 3.Êg1-f3 Êg8-f6 4.Êb1-c3 e7-e6 5.e2-e3 Êb8-d7 6.Ñf1-d3 d5:c4 7.Ñd3:c4 b7-b5 8.Ñc4-d3 a7-a6 9.e3-e4 c6-c5 10.e4-e5 c5:d4 11.Кc3:b5 a6:b5 12.e5:f6 g7:f6 13.Кf3:d4 Фd8-b6 14.Кd4:b5 Сf8-c5 15.Сc1-e3 Сc5:e3 16.f2:e3 Сc8-b7 17.O-O Лh8-g8 18.Лf1-f2 Кd7-e5 19.Сd3-f1 Лa8-d8 20.Кb5-d4 Кe5-g4 21.Фd1-a4 Крe8-e7 22.Фa4-a3 Фb6-d6 23.Фa3:d6 Лd8:d6 24.Лf2-d2 Сb7-e4 25.Лa1-e1 Лg8-d8 26.Сf1-d3 Сe4:d3 27.Лd2:d3 Кg4:e3 28.Лe1:e3 Лd6:d4 29.Лd3:d4 Лd8:d4 30.Крg1-f1 e6-e5 31.Крf1-e2 Крe7-e6 32.Лe3-h3 f6-f5 33.Лh3:h7 f5-f4 34.Лh7-h3 e5-e4 35.Лh3-c3 f7-f5 36.a2-a3 Лd4-d8 37.b2-b4 Лd8-h8 38.h2-h3 Лh8-g8 39.Крe2-f1 Крe6-e5 40.b4-b5 e4-e3 41.Лc3-b3 Лg8-g3 42.Лb3-b4 f4-f3 43.g2:f3 Лg3:f3 44.Крf1-e2 [1:0]

Черновик(боюсь не закончить, болею 31 декабря 2012 года))

Последние опыты по охлаждению теплокровных

1. Шаман

Ещё до начала новых пенитенциарных реформ и разоблачений: до «реймерской чистки» - молниеносной, точно «блицкриг»; до первого «копейского дела»; живы были ещё на этом свете и Япончик, и Гайдар, и Виктор Степанович Черномырдин; - у старшего лейтенанта Брусницкого отсохла рука. Да ладно бы левая, Бог бы с нею, а то рабочая - правая! «Похолодела», - рассказывал он в сердцах и врачам и сослуживцам. Боли, точно иголки, сверлили её злосчастную под самые ноготки; немели пальцы. И это мешало спокойно спать и работать. Потом полегчало, кажется, в течение пьянки в прощёное воскресенье. Недуги утихомирились, но рука повисла по стойке «смирно», оставшись бесчувственной навсегда. На ней атрофировались лишние нервы.

Виною тому оказалось подлое колдовство Телеги - старого заключённого из второго барака. Там доживали свой век люди склонные к оккультизму, а также всевозможные побегушники и душевнобольные. Что же произошло?.. Когда Телега вернулся в зону после лечения в «дурке» (эта колония находится в Магнитке), Брусницкий стоял с дубинкой наперевес в коридоре, по которому осужденные летели в дежурную часть на пересчёт. В его задачу входило зычно орать на них и подгонять излишне медлительных ударами по спине. Так сказать: для острастки, для профилактики…

Телега был хром. Только Брусницкий ещё не ведал об этом и принял его вихляющую походку за «борзость». В полсилы, не сгоряча, в плепорцию: «как положено по уставу», он огрел Телегу дубинкой. Осужденный ойкнул, споткнулся и нечаянно рухнул под ноги майору Ломакину - к его офицерским сапогам. Тот пнул Телегу в промежность – сознательно, больно.

- Да, чтобы у тебя она отсохла прямо в сапоге, - прошепелявил беззубый заключённый и отключился.

Удар Ломакина оказался последним, а пострадал от проклятия Брусницкий. И отсохла у старшего лейтенанта совсем не нога, как того попросил у Бога побитый зек, а рука; да ни какая-нибудь, а правая – основа служебного сочинительства. Вспоминая про это пророчество, Ломакин и доныне самодовольно смеётся над незадачливым сослуживцем, едва не уволенным в запас.

- Надо было тебе его, Брусницкий, мочить сапогами, а мне - дубинкой, и, может быть, тогда бы моя рука отсохла, а не твоя, - язвит он по этому поводу в окружении подчинённых. И смеются нижестоящие вертухаи, копируя оскал любимого командира.

- Зато из него получился хороший однорукий бандит, - подсюсюкивают они начальству.

К чести для старшего лейтенанта по этому поводу он никогда не кипятился, и даже, будучи в добром расположении духа, как-то помог Телеге вне очереди посетить зубопротезный кабинет. Зеку наладили фиксы, позволяющие без боли глотать сырую пищу.

- Эх, Телега, Телега, перестал бы ты шаманить. Во времена инквизиции тебя бы добросовестно сожгли, как еретика… А мы, вишь, законопослушные солдаты. Как нам предписывают уставы, так мы и бьём… С воспитательной целью.

Телега раскаялся:

- Будьте здоровы, гражданин начальник, -  но обратной магической силы его слова не имели…

2. В «пенитенциарном строю»

Желая мелкой льготы от государства, новоиспечённый калека Брусницкий обратился за помощью к медицинским экспертам. Во время обследования он поклялся, что травма правой руки получена им во время прохождения службы. Врачи ему, конечно, поверили и предписали неполный рабочий день. Но хозяин зоны подполковник Александр Александрович Тарануха очень сильно рассвирепел и поставил вопрос иначе: «Ты и такой, и сякой, и разэтакий, и так ни на что не годен был в пенитенциарном строю, а сегодня, вот, даже писать по-человечески не умеешь – левша… Мне проще тебя уволить за мелкое хулиганство». Встретив такое непонимание, старший лейтенант Брусницкий достойно отказался от инвалидности. Он поклялся вышестоящему воеводе: «Мы ещё повоюем, товарищ подполковник», - и перестал обивать пороги поликлиник. Да и дело вскоре нашлось.

Новой казённой одежды в лагере не хватало. Многие заключённые имели гражданские свитера и ботинки. Однажды все эти тёплые вещи решили у них изъять. Безропотно их отдали не все. Случился бунт. Для его подавления в зону ввели ОМОН. Зачулоченные лица вытолкали осужденных на мороз и избили их, раздевая догола. Полдня продолжалась эта расправа. Не представляя, как можно остановить побои, зеки стали рвать себе вены: кто стёклами из наспех разбитых окон, кто, как Телега, новыми металлическими зубами, а иные – предметами, заточенными под нож. От безысходности в этот день погибло два человека, шестнадцать - попали в лазарет. Чувствуя запах пролитой крови, штаб окружили корреспонденты из местной прессы. Офицеры их накормили бесплатным обедом и отпустили ни с чем, а в беспорядках на скорую руку обвинили вора в законе, гулявшего на свободе. Милиция тут же открыла охоту на этого человека. Его задержали на автотрассе. В машине были наркотики, и газетёнки «взорвались» по существу, одновременно толкуя и первое и  второе в пользу тюремного руководства...

«Вор в законе это самое главное лицо в иерархии преступного мира, привлечь его к уголовной ответственности крайне непросто. Потерявшие много крови осужденные погибли по собственной глупости, поверив этому человеку».

И когда уже почти доказали миру, что отошедшие к Богу люди были одурачены извне, факты невыдачи зимней одежды подтвердились. Ревизия обнаружила пропажу. Подполковнику Таранухе поставили это на вид и лишили месячных премиальных, а его обездоленных зеков обрядили в захудалые тряпки. Теперь они ежедневно подолгу стучали зубами от холода на плацу в отместку за непокорность.

Словно задержанная зарплата,  в марте случился снег. Когда он чуть-чуть растаял, ударили холода. Наст стал колючим, ломким. Примчался северный ветер. Как-то поутру, к подъему в колонию нагрянул генерал Кукарека. В сопровождении офицеров он ходил по баракам, и те под его надзором в шею выгоняли на улицу полусонных жильцов. Заключённых построили на морозе для воспитательной работы. Выявляя ничтожество и срам в передней шеренге, генерал обзывал этих людей отбросами общества, угрожал ввести в колонию танки и раздавить всю эту сбесившуюся и ни на что уже не годную ораву в лепёшки для магазина. Потом привели кинолога и собаку. Её отпустили с повадка для вольного поиска наркоманов. Пугливо рыча, собака вначале потыкалась в полураздетую массу зеков, а потом, вдруг, увидела кошек без дела сидевших на теплотрассе, и душевно излаялась. Кабы не холод, то было бы - на смех, а так… ещё один осужденный умер от судорог в сердце.

3. Дело Брусницкого

Через неделю из управления пришла телефонограмма: «Об усилении мероприятий, направленных на профилактику бешенства среди людей и животных». В связи с последними беспорядками в лагере, генерал Кукарека приказывал наладить работу по отлову всех расплодившихся кошек, а также организовать их утилизацию в территориальных скотомогильниках.

В самом дальнем углу промышленной зоны возле котельной была небольшая траншея. В ней пролегали трубы, по которым подавался пар в помещение цеха, где делали шлакоблоки. Прошедшей осенью подполковнику Таранухе показалось, что тепловую энергию этих труб можно использовать более эффективно, если над ними поставить крольчатник. В то время по телевизору ежедневно крутили рекламу, что кролики – это не только ценный мех, но и три – четыре килограмма легко усваиваемого мяса. Из тонкого листового железа: старого, перемятого, словно пресса в отхожем месте; на скорую руку собрали сарайчик на триста животных душ. Но завезённые в него кролики очень скоро исхудали и подохли. В этом несовершенном питомнике им было и холодно, и жарко: стены заиндевели, а на горячем полу приходилось прыгать почти без сна. «Почему они у меня такие худые? – удивлялся Тарануха. – Не размножаются, не толстеют, шкуры - плешивые, страшные. Я же кормлю их лучше, чем самых примерных зеков из медсанчасти. Или зараза какая, что ли? Или чума привязалась?». Первых погибших животных отвозили на мусорную свалку за город, но как-то в ночь подохло более сотни кроликов. И тогда сараюшку разобрали. И поставили точку на этом неудачном эксперименте по лёгкому разведению мяса, а яму у теплотрассы углубили для похорон. Первый в зоне скотомогильник был успешно освоен. Там же сгубили кошек. Брусницкий, которому было приказано это сделать, вскоре был представлен к почётной грамоте, как лучший санитарный офицер.

В горячем цехе, где проходила выпарка шлакоблоков, стояла вращающаяся печка для обжига известковых камней. В день первой кошачьей казни огнеупорщик Андрей Андреевич Пакоста проводил её холодный ремонт. С утра этот осужденный выпил немало чая и ближе к обеду отправился помочиться на улицу - в ту самую яму около теплотрассы. Из боковой трубы, что недавно ещё питала подполье крольчатника, со свистом струился тяжёлый пар. Заглушка, срезанная горелкой, лежала на бровке – ржавая, грязная. Глина по всей траншее растаяла, местами обрушились, а когда порывистый ветер разогнал ненадолго горячее облако, Пакоста увидел на дне четыре больших мешка под завязку набитые чем-то похожим на строительный мусор. Верхний зашевелился, но пар обратно расстелился над ямой, и человек подумал, что это - иллюзия. Вдруг, послышался писк. Но Андрей Андреевич не понял его природы. Воротившись на рабочее место, он рассказал о своих наблюдениях Кучуму, молодому абреку из Дагестана, такому же горемыке, как и сам. Далёкий от малой родины, от близких, от «вольного подогрева» на промышленной зоне заключённый Кучумов держался подсобником. Сегодня он зарабатывал у Пакосты на «чай-курить».

- Что за напасти, а, Кучум?.. Углубили, разморозили яму, повсюду пар. Кому это надобно, зачем?.. Того и гляди оступишься и утонешь в ней по самые уши. И грязь, и писк, и свистопляска – мешки какие-то странные, вроде бы, как живые, шевелятся в луже…
- Ты разве ещё ничего не слышал? – улыбнулся Кучум. – Они же и в самом деле – живые. Сегодня ночью была облава на кошек. Козлы у Брусницкого прочесали все наши теплушки. Отловленных кошек бросили в ту же могилку, где раньше зарыли кроликов, только чуть-чуть правее от них, поближе к нам. Утром нашему сварщику дали спецзадание настроить в яму пар - срезать заглушку на теплотрассе и ближе к обеду поставить её на место. К часу подъедет утилизатор на экскаваторе. Он закопает эту траншею раз и навсегда.
- Нет, ничего не слышал об этом, - удивился Пакоста.

Какое-то время он ещё удручённо глядел под ноги, а потом, вдруг, вскочил, словно его самого ошпарили из брандспойта, и помчался по цеху искать заточку, кирзовые сапоги и суконный костюм. Затем Андрей Андреевич нырнул в кипящую яму и вытащил из неё на холод все четыре мешка. Вспорол их заточкой. Несколько кошек остались живы. Качаясь от боли, дрожащие, мокрые, страшные, они исчезли в ближайшем отверстии старого полуразваленного склада, где хранились сыпучие материалы. Больше никто не видел этих животных. А дохлых - было не счесть… Но всех их перебрал Пакоста в поиске жизни, прежде, чем допустил к работе другого заключённого – механизатора-поселенца на экскаваторе, не живодёра, но тоже такого же чёрта, как и Брусницкий, и Тарануха, и генерал Кукарека. После этой спасательной операции на руках у Андрея остался котёнок. Он его вытащил у мёртвой кошки из лап. Оторвал от самого сердца. Свернувшись колечком, мамаша оберегала детёныша от смерти. Всякой второй, кто слышал эту историю из первых уст, обязательно добавляет каждому третьему, будто это его кошачий писк услышал огнеупорщик прежде, чем бросился в пекло. И даже более…

Когда стемнело, Кучум и Пакоста, глядя на розовое тельце котёнка, едва покрытого шерстью, оба одновременно увидели нимб и долго обсуждали природу этого необычайного свечения. Но ничего божественного на ум не пришло ни тому, ни другому: Кучум величал себя басурманом, а Пакоста в Бога не верил. И оба были злодеями, судимыми за убийство.

4. Расплата за толерантность

Но наступили новые времена. В зону дошли реформы. Оберегая свою значительность, комиссия за комиссией катались по лагерям и обличали колониальный режим, выявляя среди сотрудников изуверов, применяющих пытки для воспитательной работы. Остановится, бывало, какой-нибудь хитрец из Государственной Думы около надзирателя и спросит его в упор: «Солдатик, а как вы относитесь к заключённым - толерантно или тоталитарно?». Вот и попробуй-ка, сообрази, чего ему надобно. И слова какие-то странные произносит. Вроде бы созвучные, да понятия-то в них оказывается разные - сразу не отгадаешь. Ответишь не к месту: «Тоталитарно», - заметит: «Жестоко, грубо». И тут же, не давая опомниться,  ядовито осведомится: «А любишь ли ты Родину-матушку, солдатик, так, как её любили наши отцы и деды под Сталинградом, как я её люблю?», - да упрекнёт сердито на посошок, протяжно, по козлиному: «Не-не-нет... Ты её не любишь!.. Нисколечко! Ты опозорил нашу державу на всё Европейство и большую зарплату за это - не ожидай. Мы не платим кому попало. Мы платим только самым лучшим». А ежели ты, вдруг, испугаешься сиюминутно остаться без денег и отрешишься от ранее сказанного, пойдёшь на попятный… Да при этом ещё замолвишь вслух о толерантности к заключённым… То уже от другой беды на волосок, а она ужаснее первой. И, Боже, нас упаси от таких грубейших ошибок в жизни. Свои же... Офицерьё при погонах... Вчерашние собутыльники... «Сожрут» за милую душу. Расшифруют любую немую видеозапись: из коридора, из кабинета ли, из туалета ли, растолкуют её, как надо, да обвинят в карьеризме, а потом незаметно подкинут в рабочий стол анашы - для остановки служебного роста. В юстиции такие приёмы традиционны, и, зная об этом, опытные вояки «лихо» молчали перед всякой общественностью, дабы своим разумением не смущать министерство. Вот и сложилось в народе мнение, будто в нашей стране повсюду тюремные надзиратели - не порядочные юристы, а содомиты навроде Типпеля и Бычкова или же убийцы, связанные порукой, как в кровавом челябинском УФСИН.

Когда, отгремевши гуманитарностью, важные государственные лица деловито удалялись в шенгенскую зону за новой порцией европейства, по захолустьям наступала пора ликвидации недостатков, предписанных ими. «Глухонемые» сотрудники просыпались и, напрягаясь по иерархии и устно, и письменно доносили о том, кто проносит в зону наркотики, откуда у зеков берутся запрещённые книги по дрессировке собак и лошадей – толкали правду друг о друге наверх. Не справляясь с потоком этих беспорядочных кляуз, генерал Кукарека ввёл инновацию. Каждому офицеру было предложено написать служебный доклад, но не на соседа по роте, а о собственном вкладе в перевоспитание заключённых или же об иной какой существенной роли в деле развития юстиции. Самые лучшие работы стали предметом обсуждений и критики на региональной конференции ФСИН.

Брусницкий стал капитаном. Однако его успешные санитарные опыты были встречены в штыки. Прощелыги из тыла, эти горе-экономисты, почти «марксисты», должно быть от зависти к его служебному росту, заявили на конференции, что почётную грамоту капитану выдали по ошибке. Во время проведения им операции по уничтожению кошек вхолостую было израсходовано более четырёх тысяч кубических литров горячего пара, и это нанесло значительный ущерб производству шлакоблоков – самой главной продукции цеха, Тепловые потери перевели в «живые» рубли и начались кипучие дебаты об экономике, где верховодил сам Кукарека. Уставший стоять перед ним на ногах, Брусницкий робко мычал в оправдание, что лишние куболитры пара случились по наговору от его нижестоящих коллег:

- Убытков было гораздо меньше, а кошаки, товарищ генерал, по-прежнему плодятся очень бойко, их уже более сотни.
- А кто тебе виноват? – рассердился воевода.
- Да чёрт один – заключённый, его фамилия Пакоста, десять кошек из плена освободил, а эти зверюги, вы же сами знаете, товарищ генерал, символ воровской идеологии. Жрут и плодятся, плодятся и жрут. И нигде не работают: ни в цирке, ни на стройке, не ловят даже мышей в нашем зернохранилище и оборзели не меньше зеков.

Генерал Кукарека предложил более выгодный вариант убийства животных.

- Вот ваши соседи из пятой колонии, возьмите с них пример… Во время мороза они собрали всех полудохлых кошек в пять больших холщёвых мешков и в течение часа поливали их водой из брандспойта. И превратили в единую гору льда – почти полтонны. По ходу карательной операции между мешками с паразитическими животными были вмонтированы четыре монтажные петли. Всего за один подъём при помощи крана всю эту умерщвленную массу гениальные надзиратели загрузили в помойную машину и отвезли на свалку - за город. Это я приказал экономистам рассчитать, насколько подручный мороз оказался эффектнее пара и убедился, что способ уничтожения кошек, внедрённый на «пятёрке» менее энергоёмкий. Он не требует расхода топлива вхолостую. Это почище ваших экспериментов, капитан. Садитесь на место и изучайте опыты лучших утилизаций в свободное время.

После окончания конференции эта тема муссировалась в офицерском туалете. Майор Ломакин нравоучительно напомнил Брусницкому о Маутхаузене.

- Там точно так же обливали водою важного советского генерала, попавшего в лапы к немцам. Эта работа называется: «Опыты по охлаждению теплокровных». Мы проходили такую тему на занятиях в Академии внутренней службы. Первыми их поставил некий профессор Хольцлёнер то ли в Германии, то ли в Австрии, то ли в Польше… Его удостоили высшей награды рейха.
- Так вот откуда такие, значит, приёмы перешли в наши застенки, – удивился Брусницкий.
- Из Европейства, - согласился майор.
- Да это же - плагиат…
- Но хорошо подзабытый, а значит – новый.
- Как, ты сказал, фамилия генерала?
- Кажется, Карбышев. Попробуй-ка, поищи её в Интернете… Ты же своими ушами сегодня услышал от нашего Великого вертухая, что опыт в работе не помешает, тем более европейский. Немцы - расчётливые люди, а ты – транжира.

5. Тайное нано для Таранухи

Брусницкий взялся за ум. Изучая историю по утилизации заключённых, он обратил внимание на то, как хозяйственные нацисты умело использовали для дополнительной подработки всякую мелочь. Из человеческой кожи изготовляли галантерейные сумочки для любимых женщин; из подкожного жира тут же варили мыло; а волосами замученных узников набивали матрацы. Даже высушенные человеческие головы имели успех. Ими украшали прилавки элитных магазинов. Но эдакое невольное творчество осталось в далёком прошлом, - с европейскими заключёнными стали обращаться почти терпимо, и, получая за это хорошие деньги, европейские надзиратели забыли о хозрасчёте. Казалось бы, почва для процветания рыночной экономики за колючей проволокой лагерей уже оскудела навеки, когда пристыжённый Брусницкий поднаторел в науке утилизации и переплюнул самые смелые расчёты генералов.

Как-то однорукому капитану доложили, что в цехе, где приготавливают извёстку, спрятан сотовый телефон. Около часа Брусницкий ворочал деревянной мешалкой ещё горячую белую массу в металлическом ящике в надежде подцепить и извлечь из неё на свет какой-нибудь свёрток, но безуспешно. Потом он приказал осужденному Кучумову вывалить всё содержимое творильной тары на пол. Когда тяжёлый ящик, важно грюкнув, перевернулся, мелкие известковые брызги долетели до надзирателя и окропили ему ботинки и брюки. Брусницкий расстроился.

- Поаккуратнее, - сказал он Кучумову. - Ты оскорбляешь мою офицерскую честь.

Осужденный извинился и посочувствовал:

- Вы бы, гражданин начальник, пошли бы в другое место.

Но вышестоящее руководство не унималось:

- Ты меня куда-то послал?.. Да, я за такие слова отправлю тебя в «нулёвку». Там на тебя наденут наручники и сделают «ласточку» на полдня.

Угроза была реальна.

- Вы меня неправильно поняли, гражданин капитан, - испугался Кучумов. - Ну, действительно, а?.. Вы ж только задумайтесь: какой идиот будет прятать свою мобилу в кипящей извёстке? Все микросхемы перегорят.
- Много ты знаешь, вы её могли запаять в пенопласте или положить в термос, - но, убедившись, что никакого пакета в металлическом ящике не было, однорукий вояка сквозь зубы приказал Кучумову собирать на полу почерневшую от грязи известку и загружать её обратно в творилку: «И бултыхать, и бултыхать её при этом получше, скрывая серость». А его пожилому напарнику Пакосте-огнеупорщику надзиратель велел приготовить для досмотра обжигательную печку: «…приоткрыть в ней все её люки и окна».

- У меня больные суставы ног, - отказался, было, Андрей Андреевич, – без хруста - ни шагу ни на какую работу. Мы только её закрыли после чистки.
- Ты, Пакоста, не пререкайся, а выполняй. И не борзей, как твой подсобник абрек из Дагестана, а то озверею!.. Или тоже хочешь, поди, в «нулёвку», как и он?.. Так я устрою. Мы твои больные суставы быстро растянем и подлечим дубинкой по ахиллесу. Я ведь и левой рукою с тобою легко управлюсь, как раньше бывало правой, не оплошаю.

Недовольный старик надел рукавицы и подчинился, а капитан вооружился длинным железным прутом, как кочерёжкой, и взялся ковыряться им в остатках каменного сырья, местами пригоревшего к стенам. Понятно, что ничего похожего на мобильный телефон в печи не нашлось по той же самой причине, что и в извёстке – внутри было жарко. Раздражённые работяги ядовито шептались, косо глядя на офицера. Тот оконфузился. Ему стало досадно.

- Пакоста, а Пакоста, - вдруг особо сердито обратился Брусницкий к рабочему человеку, - известь она из кальция получается или нет?
- Да-а, как будто, из кальция, - заключённый ещё не почувствовал подвоха.
- И кости твои из кальция… Я правильно понимаю?

Удручённый Пакоста оторопел.

- Вам, конечно, виднее, гражданин капитан…
- А если, вдруг, я тебя скручу и сожгу в твоей же, вот в этой паршивой печке, как последнего еврея немецкого рейха, то какая от этого выйдет польза?
- Я стану сажей по цвету моей души, и товарный вид у вашей извёстки будет навеки испорчен. Её никогда и никто не купит ни за какие копейки, а вас лишат премиальных до Нового года
- А вот и неправда!.. Для очищения от сажи твоя зачуханная душонка умчится на небо, а, вот, косточки беленькие останутся в печке и рассыплются на извёстку пригодную к рынку.
- Вы по-арийски мудры… Словно Гитлер…
- Ты не хами, я тебе не Гитлер… Но тоже соображаю…

На этой высокой ноте надзиратель закончил досмотр обжигательного участка и собрался из цеха вон. Подгребая последние сгустки испорченной краски в лопату, Кучумов пробубнил ему в спину:

- Вся наша нынешняя работа пошла коту под хвост. А что, ежели я всё-таки расскажу про это главному инженеру промышленной зоны, гражданин капитан?.. И вас накажут…
- Ты пожалеешь об этом, - ответил Брусницкий.

Объяснительную записку он набрал на компьютере одним указательным пальцем левой руки. В ней были такие строки: «Понятно, что до Европейского экономического чуда нам ещё далеко. Я был виноват в растрате пара в траншее во время уничтожения кошек в зимнее время. Согласен, что операция по охлаждению теплокровных, проведённая на «пятёрке» значительно лучше. Но, тем не менее, реального денежного дохода колонии она не принесла. И к тому же подходит лето. Я предлагаю уничтожать ненужных животных в нашей небольшой вращательной печке, используя попутный огонь. В костях у кошек содержится кальций – самый ценный материал для извёстки. Проводить эту операцию необходимо без усыпления их уколами, чтобы не тратить на это деньги, иначе экономический эффект будет незначительным. Сжигать животных необходимо живьём».

По поводу испорченной на полу краски Брусницкий ответил устно, что осужденные сделали это самовольно, специально из чувства личной неприязни к офицеру ФСИН, честно исполнявшему свой долг, желая его измазать. В доказательство капитан показал на брюки, потом на ботинки, там ещё сохранились следы извёстки. Ему поверили на слово.

6. Васька

Он родился, как ночка, чёрным. Ни белой кисточки, которой обычно машут котята, гоняясь за нею по кругу, будто за бантиком, на хвостике не было. Не мелькала она, как солнечный зайчик, в запылённом цехе, где мало света. Не было белого галстучка на шейке. Даже лапки у этого котика были чёрные пречёрные, и, казалось бы, появился самый неподражаемый герой этой необычной истории, но разве он был грязнулей или тем самым чёртом, который смущает добрые души? Котёнка назвали Васькой. Бывший абрек Кучумов упрекнул, было, Пакосту в том, что человеческими именами они (мусульмане) не называют ни кошек, ни собак, ни лошадей и первым заострил болезненный религиозный вопрос:

- Только хохлы да кацапы способны на богохульство.
- А как же тогда его назвать? - удивился Пакоста, не огрызаясь.
- Хотя бы Мавром.
- А мавры тебе не люди?
- Тогда назови его шайтаном. Эти всегда черны: и духом, и окрасом, и выглядят никто не знает как. Достойная будет кличка. Не ошибёшься.
- Какой он тебе шайтан? – рассердился Пакоста. – Он просто котёнок!..

Андрей Андреевич поставил в этой беседе последнюю точку. И Васька остался Васькой. Неправы те люди, которые считают животных проводниками в нечестный мир сатаны. Ночами глаза у котёнка сверкали зелёными огоньками. Но в них проявлялась наивность, а не адский огонь того потустороннего мира. Ни Бога ещё, ни Чёрта в котёнке не наблюдалось. Просто глазное дно у всякой живущей твари – зеркальное. И это доказано наукой. У людей оно тоже отражает любые проблески света. Тому немало примеров. В темноте наши зрачки расширяются, а при неожиданной фотовспышке становятся красными. Мы поспешно удаляем неудачные снимки изо всех альбомов, словно скрываем в испуге свой стыд и срам. Очень уж хочется остаться навеки в памяти у живущих некровожадными, добрыми, честными, достойно «отмотавшими в мире срок», отпущенный свыше. А между тем, за эффектом «красного глаза» ничего постыдного нет. Это всего-то на всего высвечиваются самые мелкие кровеносные сосуды на сетчатке, а не наше ничтожество.

Васька подрос и окреп. И Пакоста, и Кучумов, и иные завсегдатаи обжигательного участка в цехе по изготовлению строительных материалов баловали котёнка всякими съестными продуктами, достойными хищника. То сырую куриную требуху подкинут ему на миску, то куриные лапки, то маленький рыбий хвостик. Так и отъелся, не зная горечи и житейских забот. Бывало, немного потеребит мясные гостинцы в кошачьем закуточке, покинет его от скуки и - к людям в биндюжку, где они ютятся во время короткого отдыха в обеденный перерыв. И мешает им питаться по-человечески - ложками. Встанет возле Пакосты на задние лапки, передними упрётся ему в коленки и урчит, и ластится, вопросительно заглядывая на столик, нет ли на нём кусочка полакомей, помясистей. И получит своё: либо отеческий нагоняй за привередливость, либо добавку к рациону - в зависимости от душевного расположения зека. Однажды с воли Пакосте прислали маленький мячик из прозрачного пластика, немного мягкий, но прочный, внутри него была вода. А в центре качался фонарик величиною с ноготок. Если мячик не двигался, то фонарик не светился, но стоило ему покатиться, тут же мерцал весёлыми огоньками. Андрей Андреевич ошарашил котёнка. Впервые нечаянно Васька качнул этот мячик лапой и отпрыгнул, перепугавшись искромётного всплеска. Но, уже духовно окрепнув, носился как заводной за этой великолепной игрушкой.

В предосеннее холодное воскресенье ближе к ночи Брусницкий провёл очередную облаву на кошек. Некому было уберечь этих животных от нападения офицера: влезть ему на время «под шкуру» и умолить о пощаде или же пообещать какую-нибудь услугу за небольшое нарушение хода утилизации. А на самый худой конец, схватить неразумную кошку или её котёнка в охапку и скрываться вместе с ними ото всех живодёров до окончания срока санитарной зачистки по загаженным закоулкам промышленной зоны - такие повсюду есть. Каждый, даже самый честный, инспектор обходит эти навозные кучи, не мозоля глаз. Но на дворе стоял выходной, и охота на кошек состоялась при непротивлении работяг. Старый огнеупорщик и абрек находились в жилзоне.

Сам капитан Брусницкий за кошками не гонялся. Этим занимался заключённый по кличке Мардяндя, вечно полуголодный костлявый цыган. Офицеры давали ему гашиш. Услужливый человечек тайно выслеживал, где более состоятельные узники скрывают свои мобильные телефоны и нашёптывал об этом начальству. Скоро он стал наркоманом. Такие люди всегда готовы к любому грязному делу за пару лишних затяжек анаши. Как-то во время значительной безработицы у цыгана случилось оздоровление. Мардяндя раскаялся в ранее прожитой жизни и отказался от дальнейшей работы на офицеров. Но вот за это… его переселили в самый строгий локальный сектор. Там проживали неисправимые уголовники. Презираемый ими доносчик вскрыл себе вены, а недавно полуживого цыгана достали из петли. В тюремной больнице с ним занимался самый лучший психолог. После выхода из депрессии вчерашний самоубийца окреп и вернулся на работу к Брусницкому «охотником за пушниной». Печать Иуды ещё краснела на шее, когда, поднабравшись свежего дыма, осоловевший детина ловил в промзоне животных под крики и свист однорукого командира.

Васька попался ночью. Никому уже неизвестно, сколько несчастных кошек погибло в этот выходной. Более часа они орали на все голоса в мешках, ломая друг дружку, заброшенные в пустую, ещё холодную печь. Чтобы не слышать эти истошные горькие крики, Мардяндя забил свои уши ватой, добытой из телогрейки, и честно развёл огонь. Потом, немного посмаковавши свежую самокрутку, исчез. Но какую-то дверцу в печи оставил чуть-чуть открытой, и случилось невероятное. Васька не умер. Задавленный соплеменниками, он оказался в самом центре этой кучи малы. Синтетические мешки растаяли, вспыхнули. Растолкавши остальную, уже умерщвлённую животную массу, горящий котёнок выскочил в приоткрытую дверную щелку, и, как молния помчался из цеха в сторону мельницы. Там он сбросил с себя огонь, окунувшись в большую кучу зерна, как в воду. Потом, покидая новое пожарище, липкий, израненный, но потухший котёнок удрал в ночную сырость и долго-долго его не видел никто. Но это второе спасение от смерти тоже было случайностью, а не чудом. Ведь казни да козни это - дело человеческих рук, а чудо… случилось позже.

7. Расследование

Пшеница сгорела вся. От сажи пожарища в зернохранилище почернели и стены, и потолки, и подкрановые балки. Закопчённые оконные стёкла полопались, порастрескались. Их осколки, как зубы, по-хищному нависали из пасти металлических переплётов, тоже оплавленных огнём. Повсюду на пепелище и около его валялись обгоревшие голуби. До этой ночи они почивали, словно в раю, под крышей склада, но не нашли дорогу на улицу, когда явилась беда: метались от пламени между фермами, бились о стены, ломали крылья - от бессилия выдыхались и задыхались.

Брусницкий испугался расплаты за халатную службу. Он вовсе не видел настоящего поджигателя Ваську, но душою почувствовал, что пожар, произошедший на мельнице, чем-то связан с кошачьей казнью. Как и предсказывал Пакоста, их мелкие кости обуглилась в сажу. Необходимого количества кальция для извёстки в них не оказалось, никакого экономического эффекта не получилось. Похвастаться было нечем. Покуда ошарашенный Тарануха в гневе ругался на  ротозеев, Мардяндя поспешно скрывал следы воскресной утилизации. Поверху сгоревших животных в печку он накидал известняка.

Капитан виновато молчал и соглашался на любые оскорбления Таранухи. Ночью в промышленной зоне из офицеров Брусницкий находился один и показывать против себя, конечно же, не стал, а Мардяндя, тот и вовсе оказался невинным. Он написал объяснительную записку так, как научил его подельщик. Другие ночные труженики этой зоны во время охоты и пожара спокойно почивали в своих биндюжках и ничего значительного не видели и не знали. Их удивлённое мычание не продвинуло следствие ни на шаг. Но всякое лагерное пространство по периметру имеет несколько вышек, и оттуда, издалека, из-за «колючки», случился самый точный сигнал о появлении огня. Не один, а даже несколько военных из роты охраны с различных позиций одновременно заметили на промзоне что-то похожее на электрический разряд. Сговориться между собою эти достойные люди не могли, и Тарануха, чуть-чуть поостывши от гнева, призадумался. Он решил изучить видеозаписи этой ночи. И, действительно, оказалось, что какая-то огненная стрела сверкнула около мельницы, но её природа была загадочна. Предположить, что это был горящий котёнок, никто не догадался.

В каждом лагере есть свои корифеи – бывшие офицеры, которые дослужились до звёздного потолка и на старости лет выполняют в конторе пристойную гражданскую работу среди бумаг. Эти уже невоенные, но бравые мужчины всё ещё не расстаются с парадной одеждой. Они давно не участвуют ни в каких «облавах на телефоны», не высиживают, словно охотники, часами в засадах, вдыхая и пыль, и слякоть, и вонь отхожих мест, не выполняют сыскные или карательные мероприятия в среде непослушных заключённых - живут себе припеваючи от зарплаты к зарплате. И она у них – замечательно высока!.. Это хранители истории части – «железные» аксакалы ФСИН. Все завидуют им.  Старый, седой и бородатый полковник в отставке Иван Иванович Бугаев был таким офицером. В ходе панибратской беседы у командира, он, зевая от скуки, припомнил, что в старосоветские счастливые времена однажды подлые зеки вырыли подкоп.

- Он находился в том самом месте, где сегодня сверкнул огонь. Я в те годы был ещё лейтенантом, - прошамкал старый военный хрыч.
- Мне и без тебя досадно и тошно, Иван Иваныч, – сердито оборвал его Тарануха.
- Нет, вы, только меня послушайте и прислушайтесь, Сан Санныч. Этот подкоп был пятнадцать метров длиной. Половину зимы наши дежурные удивлялись тому, почему повсюду сверкает снег, а поперёк вот этой дороги и почти до забора - чёрная весенняя талость шириною в полтора метра.
- Ну и как же это произошло? – смирился хозяин.
- Морозы в те времена были суровые. Это сегодня я хожу нараспашку даже зимою.
- Да, ты не тяни кота за яйца, мой закалённый товарищ по фэ –се -ину, а быстро рассказывай, как обстояло дело с подкопом. Да покороче.
- Была вот такая чёрная полоса, - Бугаев развёл руками на всю сажень. - Мы долго обсуждали её природу. И так же глупо галдели об этом в штабе, как и вы сегодня болтаете о причинах возникновения огня на мельнице – не выходя из кабинетов.
- Поближе к делу, Иван Иваныч, и не дерзи.
- Как только эти подлые зеки сбежали, подкоп мы нашли… Всё стало ясно. Тепло исходило из-под земли, из маленького тоннеля, через который они удрали…
- Вы их, конечно, поймали и распяли в нулёвке?
- Да, что вы, что вы, Сан Санныч?.. Гораздо проще. На воле они напились до поросячьего визга и вернулись самостоятельно, честно.
- И получили по три года за побег, - перебил его Тарануха. - Но только вот к чему ты это мне всё рассказал под горячую руку?
- А к тому, товарищ полковник, что надобно взять в руки лопаты да поковыряться ими в нашей землице. В том самом месте, где обнаружена вспышка.

Тарануха вызвал Брусницкого на ковёр и озадачил:

- Ты сегодня домой не пойдёшь… Отныне будешь работать в зоне, как цуцик из будки транспортного шлюза – безо всяких выходных. Ты – лентяй!..
- Да, чего вы меня всё время ленью пугаете, товарищ полковник.
- А, ежели не перестанешь качать свои права, то уволю в сёй же час в голодное гражданское общество, на растерзание горожанам, безо всякого устава. И посмотрю, куда ты пойдёшь от меня работать - безрукий и безмозглый.
- Был раньше нужен – меня ценили, а, вот, когда остался калекой – ругаетесь и выгоняете сразу в люди. А кто же тогда будет ваших кошек ловить и морозить, как на «пятёрке»?.. Кто из ваших примерных офицеров возьмётся утилизировать эту живность по-человечески, честно?.. Не офицерское это дело…
- Через полгода ты воротишься ко мне обратно, но не инспектором, а заключённым и будешь гоняться за кошками лучше и быстрее Мардянди. Так что иди-ка отсюда в инструменталку, берите лопаты и занимайтесь. Ты в этом месяце не получишь ни одного рубля премиальных.

В месте бывшего подкопа землица была податливой, мягкой. Мардяндя возился с нею, не напрягаясь, почти весь день. Углубившись на метр, он обнаружили старый кабель. Когда-то для пользы дела его проложили в тоннеле, через который зеки совершили побег. Старые, самые матёрые сидельцы тоже припомнили об этом, расчифирившись, и рассказали тюремному миру, что кабель отключили за неуплату ещё шесть лет назад, и вспыхнуть этой ночью он никак не мог – это неправда. Излишнее производство тогда осталось без денег, в стране наступил капитализм. Спасаясь от полного разорения, механические станки в промзоне повсюду тоже были разрушены и разграблены навсегда. Два с половиной года назад их отвезли на переплавку в мартеновский цех. С тех самых пор только верхнее однофазное электричество освещало руины социализма. Но офицеры, расследовавшие причины возникновения пожара на мельнице, решили иначе. Собравшись у вырытой траншеи, они лениво посовещались и предположили, якобы этот кабель был запитан всегда. От ветхости этой ночью он замкнул и породил беглый огонь на складе и возле склада. Уже потом в кабинетах администрации дознаватели заверили все сочинённые документы печатями и приложили к бумагам оцифрованную копию видеосъемки, запечатлевшей ночную вспышку. Самый старший пожарник в городе принял это за правду, не посещая пепелище. А назавтра кабель исчез. И от него осталась только одна оплётка. Траншея была зарыта навсегда…

8. Как правильно класть кирпич

Деревьев в лагере не осталось. Их повыдирали вместе с корнями во время облав. «Чуткая к людям зелень улучшает режим содержания заключённых», - так по-хозяйски решил однажды предшественник Таранухи Иван Иванович Бугаев, тот самый почётный пенсионер, носящий всё время бороду на парадном мундире. Он командовал этой частью в советские времена. Но седьмую годину подряд Андрей Андреевич Пакоста всё-таки подбирал на задворках увядшие осенние листья. Их заносило с воли ветрами через заборы запретной зоны. Как подарки, он прятал эти листочки в толстую книгу - старое учебное пособие по лечению лошадей. Отдавая бумаге влажность, листочки в ней высыхали, распрямлялись, а книга, напротив, тяжелела, коробилась, пухла. Во время досуга, перелистывая её странички, потерявшие глянец, старик изучал фотографии конских ног. В местах сопряжения суставов у лошадок была видна отечность. Надевши очки, заключённый перечитывал тексты под снимками в надежде найти рецепты от этой напасти. У него тоже болели ноги. Брусницкий его застукал:

- Чего читаешь?
- Это мудрая ветеринарная книга. От боли кони страдают сильнее, нежели люди, потому что всю свою жизнь проводят, стоя. Очень охота узнать, как их лечат, гражданин капитан, - мягко ответил Андрей Андреевич.
- А листья откуда взялись?
- Примчались с воли. Я их немного нюхаю и вспоминаю о детстве.
- Ты позабыл, что наказан. А наказание общества безболезненным не бывает, иначе это не наказание, а блажь. Выкинь листья из головы. Иначе я их порву вместе с книгой.

Пепелище на зерноскладе убрали. В суматохе не сразу заметили, что кошки исчезли. Сначала мелькнула мышка, за нею другая, а потом Андрей Андреевич Пакоста увидел около мельницы маленькое мышиное семейство. Оно без опаски питалось остатками несгоревшей пшеницы. И какая-то непонятная тревога опечалила зека. Вскоре она усилилась. Запах сгоревшего мяса на месте пожарища уже почти исчез, а в биндюжке, куда Пакоста вернулся после аврала, как будто не улетучивался совсем. «Как его сюда занесло?» - задумался заключённый. Осмотрелся и понял: «Васька пропал». Но по настоящему плохо Андрею стало, когда он увидел мячик, покрытый пылью. Старик прикоснулся к нему, катнул. И догадался обо всём. Во рту пересохло.

- Слышишь, Кучумов, - хрипловато сказал он к абреку, - мячик-то больше не светится…
- Значит, подсела батарейка, - мирно ответил ему его напарник.
- Какая такая батарейка? – рассердился Пакоста.
- А чем же он, по-твоему, питался? – удивился Кучумов
- Повсюду прыгают мыши.
- Я это вижу… Из норок их выкурил дым.
- И Васьки, как будто, нету…

Абрек прозрел:

- После пожара я вообще ещё ни одной кошки на промзоне не видел.
- А где же они, по-твоему, ошиваются, мальчишка?
- Ты, думаешь, их убили?..
- Вот, что я думаю: их сожгли.
- Это сделал Мардяндя. В то утро, я это видел, он шкуру тёр на нашем участке. Если только захочешь, то я сегодня его возьму за кадык и задушу.
- Не надо этого делать…
- А вдруг он признается?
- Он не признается никогда.
- Но ты-то чего боишься? Ты же останешься невинным…
- Мне не возмездие, мне надежда нужна, что Васька ещё вернётся.
- Ишь ты какой христообразный…

Но на блюдечке, из которого кормился котёнок, тоже лежала пыль.

Месяц спустя в цехе по изготовлению строительных материалов появился генеральский племянник полковник Кукарека-младший. Недавно ему исполнилось тридцать лет. В управе этого человека пророчили на дядькино место. Он налаживал производство на колониальных задворках. И Тарануха, и Бугаев, и Брусницкий, и ещё иные водимые им за нос офицеры подобострастно сопровождали важного гостя. Около часа вся эта свита молча наблюдала за действиями рабочих огнеупорщиков. Ребята меняли старую обгоревшую футеровку. Всё вываливается из рук, когда на тебя взирает начальство. То обтесанный, было, под клин кирпич вдруг расколется под излишне сильным ударом киянки или присядешь с дури прямо в глину на мокрое место – ноги не держат, то кельма со звоном шлёпнется, и надобно гнуться. Дело не спорилось.

- Подойди-ка ко мне, - приказал Пакосте именитый начальник.

Андрей Андреевич растерялся и вопросительным жестом ткнул в свою грудь.

- Да, да, я тебе говорю, осужденный ... Ты, что ли, главный в этой кастрюле?

Скрипя ногами, старик покинул печку.

- Видишь свою работу отсюда? Взгляни-ка…

Пакоста его не понял и спросил:

- Разве что-то не так?..

Кипучая желчь помогала полковнику в руководстве, когда ему перечила всякая мелюзга.

- Где красота, я спрашиваю у тебя!.. Где промышленная эстетика? Где у тебя расшивка швов? А натянутый шнур? А твой отвес?.. А что ты мажешь на кирпичи? Это же глина, – и полуобернувшись к Таранухе в миг осерчавший Кукарека распорядился: - Дайте ему цемента!..

Тарануха в свою очередь поглядел на Брусницкого, и капитан помчался по цеху искать Мардяндю, чтобы привезти со склада цемент.

Но Пакоста не сдался.

- А как мне надобно класть кирпич, товарищ полковник? Вы меня поучите…
- А то не знаешь?
- Это же огнеупорная кладка. Здес-сь, товарищ полковник, необходимо каждый кирпич притёсывать друг до дружки как можно плотнее, чтобы футеровка не развалилась в её барабане во время вращения.
- Какой я тебе товарищ, а?.. Осужденный, что ты мелешь?
- Я по-старому, - испугался Пакоста, понявши свою ошибку, - я - по-армейскому, я нечаянно обозвался
- Я тебе не товарищ!.. Отправьте его в зиндан... Там ты узнаешь, как правильно класть кирпич.

9. Первое водворение

До миллениума самые смелые бизнесмены состязались за лучшие заводы России. И хотя юстиция уже довольно лояльно относилась ко всяким экономическим чемпионам, победители всё ещё немного побаивались расплаты за бандитизм. И построили для себя на территории лагеря роскошный особнячок, на всякий случай, если Фемида, вдруг, окажется неподкупной и честной, как монастырская вдова. Поодаль от замызганных серых бараков основного ничтожного контингента белело свежее двухэтажное здание для богатых. В его локальном секторе заложили глубокий бассейн и, как исключение из правил, разбили цветочные клумбы. За ними находилась больница. Ещё богатеи хотели построить в зоне клуб и сидеть, припеваючи, годами, как в санатории, с полной пользой для организма, мечтая о почитании и короне уголовного мира. Но генеральные спонсоры этого грандиозного строительства погибли во время профилактической операции «Вихрь-антитеррор» в начале нового века. Их убили силовики, задобренные зарплатой. И течение лагерной перестройки вильнуло в новое русло. Фешенебельный особняк переделали в гостиницу для свиданий заключённых с родными, а больничку отдали по назначению - калекам. Через десять лет беспощадной эксплуатации эти новейшие постройки потускнели. Только бассейн остался пустым и невостребованным к жизни. Его огромная ёмкость изнутри была обложена кислотоупорными кирпичами, ко времени стойкими, такими же из которых Пакоста выкладывал футеровки в промышленных печах. За счёт весёлой игры света и теней в кладке бассейна чернели образцовые швы толщиною с мизинец. Андрей Андреевич был уже третьим осужденным, попавшим в этот зиндан.

Первое водворение в него произошло на праздники – в мае. Дежурил майор Ломакин. Вечерело. Раздобревшие офицеры уже не единожды остограммились, когда в помещение для воспитательной работы под мышки заволокли худого нетрезвого заключённого Гниду. Он излучал патриотизм. В одной руке у Гниды была зажата в дугу согнутая железяка, изображавшая серп, а в другой - многопустотный серый силикатный кирпич, насаженный на палку. Гнида добыл его из-под карниза размытой дождями крыши, когда прятал под кровлей мобильный телефон. Приспособить кирпич обратно не удалось, но он пригодился на Первомай. Это был молот, и, дирижируя им, осужденный распевал весёлые песни о мире.

- Ты почему напился? – улыбнулся Ломакин.
- Я лечился от кашля, - важно ответил ему осужденный.
- Лечиться надобно, дурень,  в больнице, а не водкой.
- Вы же знаете, гражданин майор, что доктор меня не принял. Он приказал мне явиться к нему после праздников, если не полегчает. А мне стало хуже. Я принял браги.

Гнида закашлял. Ядовитая капля его болезни легла майору на щёку.

- Ты и меня решил заразить?  - удивился Ломакин. - Я тебя вылечу

Только стемнело, пьяного заключённого разули, раздели и сбросили в недостроенный бассейн. Оказавшись в каменной яме, Гнида попытался руками схватиться за стенку, хотел подняться наверх, но безуспешно. Даже два человека не сумели бы выбраться из бассейна без помощи верёвки.

- Пускай попрыгает до рассвета и протрезвеет, - решил майор, - а мы посмотрим на это чудо.

Вернувшись в дежурку, Ломакин распорядился поставить около бассейна прожектор и направлять его свет на Гниду с воспитательной целью: «В его бессовестное лицо, - чтобы ежеминутно жмурился и стыдился». Нижестоящие офицеры возликовали. Их начальник достойно расквитался на праздник за оскорбление слюною: без дубинок, без криков, без окровавленных экскрементов.

Прямо над ямой на втором этаже в гостинице находилась лучшая комната для свиданий – люкс. Этой ночью от счастья в ней колотились влюблённые сердца. К осужденному Вовану Билохе приехала первая в его жизни заочница Валюха. С нею он сюсюкал по телефону почти полгода. В зоне эта деваха искала свежей любви. Все её предыдущие мужчины были мелковаты. Муж при разводе разделил даже ложки. Она растрезвонила об этом и зекам и офицерам – мал городишко. А все последующие любовники бросали за то, что Валюхе хотелось повелевать ими даже в постели. Билоха женщин ещё не знал и пошёл у подруги на поводу. Его партнёрша была настоящая искусница камасутры. Восторженный заключённый был обходительным паинькой, эдаким нежным послушным мальчиком-зайчиком. Сладострастными стонами, сильными, гибкими движениями тела опытная подружка умело доводила его до оргазма. Когда любовь на какое-то время перекатилась из постели к окошку, снизу послышался низкий тоскливый вой. Кряки и крики влюблённых  утихли.

- Что это?.. Волки? – насторожилась деваха. Её горячие движения подостыли.
- Собаки, - успокоил, было, Вован, но тоже остолбенел и ослаб за спиною у партнёршы, – наелись вонючей каши и воют в ожидании новой пищи.
- А мне послышалась чья-то брань…

Чуть-чуть успокоившись, любовница, желая возобновить проникновенные ласки, подтолкнула Вована задницей. Но вспыхнул прожектор, и вместо сытых служебных собак на улице женщина неожиданно увидела страшного донага раздетого человека. Спасаясь от холода, заключённый Гнида вприпрыжку носился по дну бассейна, как хищник в вольере. От этой неожиданной картины Валюха упала без чувств. И окно с камасутрой, и безумие голого пленника попали в зону просмотра видеокамеры, висевшей на крыше больницы. Когда оцифрованные кадры повторно крутили на мониторе у Таранухи, настало утро. Закоченевшего Гниду подняли из ямы и доставили на «крестины» к столу хозяина зоны. В преддверии лета больной уже не кашлял и был прощён. А новоиспечённый «казанова» Билоха (Ему показали съёмки отдельно после того, когда перепуганную Валюху отправили за ворота) возгордился тем, как умело довёл до оргазма свою первую в жизни даму. «Отымел её от души, как последнюю суку, почти до смерти», - рассказывал он в бараке соседям, ещё не познавшим большой любви.

10. Бунт

Клумбы, разбитые около бассейна, благоухали. И доныне это единственное в лагере место, где медовые запахи сильнее вони столовой пищи. Две малюсенькие капустницы, тяжеловатый лохматый шмель и несколько худосочных пчёлок, не опасаясь администрации, кружились среди соцветий, желая сочной амброзии и пыльцы. У пожилого заключённого Мастепана Семёна Абрамовича папаша был удачливым пчеловодом. Сынулю он воспитывал на пасеке, прививая ему трудолюбие и терпение пчёлок. Но всякой работе отпрыск сопротивлялся. Ему хотелось достичь достойной жизни, не напрягаясь. В те времена неоднократно крутили по телевидению хитрые обличительные фильмы про коммунистов, якобы, безбожно мешавших народу честно разбогатеть. Клеймили, разоблачали, позорили всякий общественно-полезный труд. Называли его напрасным. Сыну такая говорильня понравилась, а вот папаша не соглашался, кипятился у телевизора, отстаивал старосоветские добрые планы и времена. Приводил аргументы для неразумного сына да зря. В порыве гнева однажды они столкнулись в споре, и Семён Абрамович Мастепан стал отцеубийцей. Его осудили на десять лет. После освобождения этот человек опять кого-то убил и снова оказался в неволе. А недавно Мастепану исполнилось шестьдесят лет. Свой, отпущенный свыше век, заключённый доживал, не желая освобождения: ни отца, ни дома, ни пасеки у него не осталось, и куда ему податься на воле, старый дяхан не знал.

Накануне нового июньского праздника в бараке появилась случайная пчёлка. Она прицепилась к Аркашке-мордовороту, жующему что-то сладкое из посылки. Тот, словно от мухи, отмахнулся газетой, сложенной втрое. Оглушённое насекомое зажужжало от боли и полетело к окошку. А там стоял Мастепан. Он вспомнил о детстве и поймал перепуганную пчёлку за крылышки. Потом приоткрыл окошко и отпустил на свободу. Но улетая, она ужалила доброго человека в ладошку. Охлаждая дыханием распухающее место, в сердцах, спаситель пчелы упрекнул Аркашку в жестокости, убийственная газета всё ещё дрожала в руке у едока.

- Ты всё жрёшь и жрёшь, не нажрёшься, сопливый маменькин лизунец, пожалел для пчёлки конфетку.
- А кто тебе не даёт подкармливать насекомых? – лениво огрызнулся обжора. –  Ты же пенсию получаешь от государства, поди, не меньше моей мамаши. Хотя ни дня не работал на производстве, всё сидел и сидел… Вот и канай отсюда в лабаз да накупи там на эти деньги самых дешёвых посасаек, и разводи себе мошкару на здоровье: когда угода и где угодно. Хоть в туалете, хоть на кухне, хоть в исподнем белье...

За перевоспитание в честных граждан с осужденных пенсионеров высчитывали почти все их деньги. От социального пособия по старости Мастепану оставалось немного. Еле-еле хватало на чай-курить – какие тут сласти?

- Я тебе покажу пососайку, мамкина радость… Ты у меня посасаешь мою табаку!.. Будешь плеваться, не отплюёшься, - пробубнил старикан себе под нос, но воздержался от скорой мести. А назавтра устроил бунт.

Около недостроенного бассейна без дела стояла заброшенная вышка. Во время проведения хозяйственных работ по уборке этой локалки Семён Абрамович поднялся наверх и заорал оттуда дежурному по плацу, что закончит жизнь самоубийством, если его напрямую не свяжут с президентом России или его надёжными людьми.

Узнавши про эти крики, Тарануха распорядился, чтобы бесу на вышку подали сотовый телефон и справочник с номерами любых инстанций. С восьми утра отчаянный заключённый пытался соединиться с Кремлём. Но трубки никто не брал ни до, ни после обеда. На небе сгущались тучи. Офицеры, стоявшие внизу в ожидании суицида, занервничали.

- Ты или прыгай скорее вниз или сдавайся, - кричали они Семёну.

Наблюдавшие эту сцену заключённые свистели от нетерпения. Многие из них поспорили на сигареты, что Мастепан никогда не дозвонится до столицы и решится погибнуть. Заморосило, похолодало. Ужин уже закончился даже в Европе, когда, наконец, подняли трубку в Москве. То ли от моросящего неба что-то замкнуло на микросхеме, то ли Семён Абрамович ошибся в наборе номера, но трубку подняли.
- Кто вы? – спросили у зека. – Куда вы звоните?
- Я Семён Абрамович Мастепан, сто пятая, часть первая. Мне нужно Борщёва или Борщевского из Государственной думы.
- Борщ в Государственной думе бывает только в обед. Чего вы ещё хотите?
- Чего вы хотите? – спросил он у зека. – Ваш звонок зарегистрирован.
По ту сторону телефонной линии догадались о ситуации и решили посмеяться над человеком.
- Я требую, чтобы вся до копейки пенсия доставалась пенсионерам!.. Расскажите, пожалуйста, нашему президенту о беспределе тюремного руководства.
- Одну минутку, Семён Абрамович, соединяю... На связи Старая площадь.
- Добрый день, гражданин Мастепан!.. С вами говорит глава администрации президента России. Говорите…
- Господин президент!.. Товарищ, мы не имеем в достатке ни чая, ни сигарет. Наши человеческие права на достойную старость попираются ежеминутно. Если не будет правды, то я сегодня умру, шагнувши с этой высокой вышки в пустой бассейн.
- Мы обязательно разберёмся в нарушении ваших прав и накажем строптивое тюремное руководство за беспредел, если оно виновно…

В эту минуту разрядился аккумулятор, и трубка умолкла. Но разве настоящие ответы на жалобы граждан в чём-то иные и разве что-то меняется в нашей жизни по существу поднимаемых вопросов?..

В жизни всегда есть место подвигу, но подвиг не состоялся. Когда заключённый опустился с небес на грешную землю начался великий ливень. Мастепана избили и опустили в бассейн. В нём уже бесновались вода и пена.