***
Пахнет нарциссами, розами, астрами, девочка входит в класс, тонкие пальцы в царапинах, пластырях, солнце на радужке глаз, солнце на партах, перилах, лестницах, ресницах и волосах, ей еще трудно сидеть на месте дольше, чем полчаса, девочка просто не знает правил этой сложной игры…
Но зато она знает - где-то за гранью есть другие миры.
Есть корабли, паруса и рифы, солнцем залитые города, девочка перебирает рифмы, девочка учится чуда ждать, пишет стихи на полях – и снова приоткрывает завесы тайн…
Двойка тебе, Смирнова. Сколько можно мечтать?
Физика, химия, физкультура, солнце играет в рыжей листве, пишет записки двоечник Юра Вальке Черненко из класса «Вэ», утро, каникулы, перемены, скоро сдавать экзамены…
Девочка смотрит куда-то сквозь стены задумчивыми глазами. Рифмы точнее, ровнее ритмы, образы ярче за сетью строк. Химию нужно списать у Риты. Вечером курсы, толпа в метро, лето, завтра уже экзамен, мама какая-то нервная…
Девочка пожимает плечами.
«Ну… на филфак, наверное».
Старый профессор капля за каплей цедит, как яд, слова, учит стихи препарировать скальпелем, резать и убивать, девочке жаль их, берет в ладони, как бабочек на снегу…
Бабочки бьются в агонии. Нет, не могу.
Как же так можно, они ведь живые, смотрит заплаканными глазами. Так, студентка Смирнова, выйдите, тихо, идет экзамен. Ну, не научитесь, ваше право, кому вы нужны такая…
А на окраине шепчутся травы. Яблони распускаются.
Знаешь, стихи – это тоже люди, в каждом – свой мир и тайна, они ведь живые и тоже любят, когда их кто-то читает, у них ведь у каждого бьется сердце, гонит ритм по венам под кожей…
Глупости, говорят. Не верится. Этого быть не может.
Осень. Ноябрь притупляет чувства, красит реальность в серый. Девочка больше не верит в чудо. Снова падает сервер. Девочка пишет тексты для сайтов, литрами кофе глушит, сказки, драконов и чудеса прячет все глубже, глубже, им ведь и правда не место здесь, в омуте новостроек, лучше молчи о своей тоске, о том, что иначе скроен, топи свою правду в болотах глаз, в немытой офисной чашке…
…маленький мальчик заходит в класс.
И что-то пишет на промокашке.
***
…а пока мы сидим на холодных перилах моста,
и болтаем ногами, и смотрим в текущее небо:
на кораблик сухого листа, на продрогшую сталь
перекрытий, на время апрельской агонии снега
и на нас, отраженных в воде – или может быть, не
отраженные мы, а они отражаются в нас, и
наш апрель – только тень их апреля, и весь этот снег,
и грохочущий поезд, ползущий на темную насыпь?
Впрочем, что с того, если и так – ведь у нас облака:
пролетают под нами, над нами, вокруг и насквозь, и
мост дрожит тонко-тонко, и талое солнце в руках
утекает сквозь пальцы, и медленно кружатся оси
обнаженной земли, и сугробы стираются с карт
полушарий, чтоб в солнечном ветре и небе исчезнуть,
и над нами водой протекают века,
а пока –
мы сидим на мосту,
на холодных перилах над бездной.
***
Все дела и надежды сброшены со счетов.
Разноцветное небо звенит и бьется на части.
Ты истерзан волнами. Имя тебе – Никто.
И твоя Одиссея кончилась, не начавшись.
Это было забавно, легко и почти смешно.
Очертания горизонта уже знакомы…
И вернуться бы, вспомнить, как ты их любишь, но –
Твой корабль уходит на дно в трех лигах от дома.
Паруса истерзаны. Легкие рвет вода.
И толчками, как кровь из раны, уходит сила.
Дома вечер. Прохладно. Гонят в закат стада,
И жена снаряжает в поход подросшего сына.
Ты не видел его, лишь знал, что родится сын.
Не давал ему имя. Стрелять не учил из лука…
Но последний песок просыпали вниз часы,
И тогда оказалось, что жизнь – короткая штука.
Дома вечер, и небо кровью залил закат.
Пир окончен, рабыни уходят из умывален…
А она, что была молодой двадцать лет назад,
Доткала последнюю нить в своем покрывале.
Где ты был?
…а враги пируют в доме твоем.
Где ты был?
…отец, любимый, ты был так нужен…
Твой корабль уходит на дно. Кричит воронье,
И жена твоя выбирает нового мужа.
Твой подросший сын не тебя назовет отцом.
Не тебе воспоют хвалу в божественном гимне…
Ты прости мне, родная, то, что это не сон,
То, что клялся вернуться – и не вернусь. Прости мне.
Только сыну, прошу тебя, об одном скажи:
Нить, спряденная Мойрой, честна и неумолима,
И пока мы бьемся за то, чтобы просто жить,
Наша жизнь, как остров в тумане, проходит мимо…