Сказка о девочке с далёкой звезды (Проза / фантастика)

Мы остановились на ночлег прямо посреди дикой безкрайней степи.  Даже странно, что где-то в не таком уж далёком уголке мироздания сохранилась ещё такая потрясающая своей девственной первозданностью нетронутая цивилизацией огромная ковыльная степь, до самого горизонта  покрытая волнующимся морем шелковистых, мягких даже на вид, белёсых стелющихся по ветру конских грив и хвостов. Чуть выше этого моря, сразу над ним, начиналось другое – безкрайний космос.  Долгий изнуряюще жаркий день уже плавно перешёл в синий вечер, а пока мы обустраивали место для ночлега, настала синяя-синяя бархатная, увешанная стрёкотом цикад и обёрнутая в легчайшее покрывало тишины необычайно уютная ночь. Небо стало тёмно-тёмно-синим, совсем непохожим на те картинки, которыми пестрят современные учебники по космографии. Синева обволакивала, затягивала, окутывала бархатом таинственности и нереальности происходящего. Звёзды высыпали как-то вдруг, все сразу, как любопытные дети из детского сада, сгрудились кучками, распахнули сверкающие глазёнки навстречу огромному незнакомому миру, и свет этих чистых непосредственных глазёнок освещал наше скромное стойбище – маленькую островерхую палатку из местной кустарного производства ткани, из-за её фактуры напоминающую гигантский земной муравейник;  трёх мирно пасущихся арганов, привязанных к вбитым в землю кольям, небольшой костерок, сооружённый с помощью двух подставок с сухим горючим, подвешенные над ними котелки с водой, всю дорогу болтавшейся в бурдюках вьючного аргана. Последние, не обращая особого внимания ни на хлопотавших рядом людей, ни на метавшиеся огоньки под парящими котелками, такие странные и вызывающе чужеродные в этой девственной природе, ни даже на противный зумм мошкары, вьющейся над головами, - спокойно, не торопясь, щипали порядком уже выгоревшую траву, тщательно подбирая зелёные стебельки. Поводья доставали до костра и ещё дальше, но мы знали, что даже в самой стрессовой ситуации, когда соображать просто некогда, арганы ни за что не пойдут напролом через то, что создано человеческими руками.
        Я ещё раз проверил, надёжно ли закреплена палатка, сунул внутрь неё рюкзаки и подсел к огню.
        Мой спутник, поджарый абориген Винтер, в просторечии практически всеми именуемый Винтом, не так давно разменял пятый десяток лет, но продолжал водить в поле неоперённых юнцов, каковыми считались все, летавшие не дальше третьей звезды. И хотя на самом деле до третьей звезды даже с помощью гиперпрыжка надо было лететь не меньше недели, а работа ждала совсем не детская, по давно сложившемуся правилу третья звезда числилась по разряду стажёров. Меня это пока не напрягало, после окончания Академии я в поле впервые, и все мои прежние полёты здесь в счёт не шли.
        Удивляло другое – то, что проводником мне назначили Винта. На Пасаре цивилизация достаточно примитивная, до необходимости школ там ещё просто не дошли.
        Время на этой планете не идёт, а летит, каждый прожитый на Пасаре день идёт за два Домашних, и сорокалетний Винт по нашим меркам уже глубокий старик. Но, родившись гораздо более любознательным и сообразительным, чем его соплеменники, он получил, если можно так выразиться, довольно своеобразный подарок судьбы: осиротел буквально за день до прилёта отряда из Дома. Попав нежданно-негаданно с корабля на похороны, гости обратили внимание на мальчонку с живыми глубокими глазами. Узнав, что он остался круглым сиротой, а из всех родственников имел только престарелую бабушку, парни быстро уговорили последнюю отдать ребёнка им в обучение. И Винтер, прилетая на родную планету на каникулы и сохранив тем самым связь со своим народом, стал единственным в истории Пасара человеком с высшим Домашним образованием.
         Конечно, по Домашним меркам он был инженером так себе, но на своей родной планете оказался незаменим. Дома Винт проштудировал всё, что смог найти о Пасаре, заучил практически наизусть всё вплоть до обрядовых песен южных племён.
         А поскольку Касар – родная звезда Пасара – был ближайшей к Дому звездой, то поручить сопровождение здесь новичков именно Винту было вполне логичным. Сам старик (хотя непосвящённый его так никогда бы не назвал, поскольку возраст не добавляет олопасарам ни волос на лице, ни морщин на коже, лишь волосы на голове теряют свой жгучий иссиня-чёрный цвет, становясь ярко-голубыми) был ещё на удивление крепким по пасарским меркам, не боялся простуд, мошкары, изнуряющего зноя, ловко управлялся с арганами, жил в полном ладу с природой и внушал невольное почтение всем независимо от вида и расы, несмотря на свой всё-таки олопасарский интеллект. Но я уже изучил Пасар не хуже Винта и рассчитывал всё же на сопровождение рангом повыше.
        Вода в котелках закипела, Винт бросил в неё порошок из двух разных пакетиков и принялся быстро помешивать в обоих котелках сразу. Через несколько минут в них уже смачно пыхтела каша с мясом и булькал тоже довольно густой ярко-зелёный кисель с пряным ароматом.
         Я в ожидании ужина задумчиво смотрел на юг – там над самым горизонтом висела небольшая одинокая звёздочка. Мой родной Светоч. Всего три дня прошло с тех пор, как я прощально помахал рукой уплывавшему в космос Дому. Отсюда его совсем не видно – даже Светоч имеет всего лишь вторую величину. (Ох ничего себе! Какого же тогда размера те звёзды, которые в пасарском небе имеют первую величину, хотя находятся гораздо дальше, чем Светоч?)
        Винт протягивает мне миску с кашей, улыбается,  и глаза его загораются искорками доброй ностальгии:
        - Сколько людей на Пасар ни прилетало, все по вечерам смотрят туда, где появляется Светоч. Только его не всегда и не отовсюду видно.
        Я вздыхаю. За время учёбы я не раз летал и ко второй звезде – Айне, но тогда была уверенность в скором возвращении Домой. Полёты, хоть и были связаны с серьёзной работой, всё же воспринимались как командировка в соседний город, а то и как туристическая поездка. Теперь же вдруг пришло осознание, что детство закончилось. Эта моя «экскурсия» – дипломная практика. Через неделю я уже буду Дома, с дипломом в руках стоять на сцене и слушать напутственные слова всех, кто захочет мне их сказать. А уже назавтра я полечу в свой первый дальний полёт – неслыханная удача для свежеиспечённого выпускника Академии.
        Винт хитро улыбается:
        - Совсем задумался. Сколько лет молодых по Пасару вожу – и у всех вид или задумчивый или грустный. Только один раз видел серьёзное лицо, и то у девочки.
        - У девочки?! – Я удивлённо поднимаю бровь. На моей памяти в Академии не было ни одной представительницы прекрасного пола. Да и то сказать – профессия у нас тяжёлая, многие  не то что до диплома – до старших курсов не дотягивают.
        Винт смотрит в небо – совсем не туда, где скрылся Касар; не туда, где сияет Светоч. Я прослеживаю за его взглядом – там маячит крохотная – с маковое зёрнышко – туманность Альви.
        - Хочешь сказку? – неожиданно спрашивает Винт. Я киваю, хотя слушать пасарские сказания мне не так уж интересно. Но это часть моей работы – кто знает, что тебе пригодится завтра? Поэтому я слушаю умных людей и по возможности стараюсь запомнить всё услышанное. Но Винт начинает неожиданно:
         - Далеко-далеко в небе есть маленькая-маленькая туманность.
         - Альви? – вставляю я.
         - Ну да,- соглашается рассказчик. – Мы её видим такой крохотной, что невооружённым глазом она практически неотличима от простой звезды. А на самом деле звёзд в ней не меньше, чем в нашей галактике. И там есть планеты, населённые людьми, которые совсем-совсем похожи на нас.
          Я невольно бросаю взгляд на сверкающую оттенками Домашнего неба голову Винта и кожу цвета спелых наджей. Совсем-совсем – это насколько же похожи? Жители системы Айны в общем тоже люди, но с зелёной кровью – из-за меди, имеющей для них значение едва ли не большее, чем железо для нас. Кожа у них по этой же причине тоже зеленоватая, а волосы огненно-рыжие – от ярко-апельсиновых до тёмно-медных. А седина голубая, как у олопасаров. И при всём при этом отличить айнитов от других рас под силу даже дальтонику – по характерному разрезу глаз и форме подвижных ушных раковин. Так что они на нас хоть ипохожи, но не совсем. А если совсем-совсем?..
        Но Винт не даёт мне задохнуться от недодуманной мысли. Зачерпнув ложку киселя, он продолжает:
        - В другой стороне неба, гораздо ближе к Дому, чем туманность Альви, есть похожая система с такими же планетами. И там тоже жители совсем-совсем похожи на нас. Вот там, на планете, название которой переводится как Цветок, жила маленькая девочка. Она любила вечерами смотреть на небо и думать: а вдруг где-то есть такая же планета и на ней живёт её сестра?
       Я удивлённо смотрю на Винта. Сказка совсем не из ряда пасарских сказаний, но Домашняя – поскольку в пасарском языке я всё-таки слабоват – речь Винта льётся плавно и гладко, как будто он читает книгу.
        - Но однажды Цветок увял. Перемудрили тамошние учёные в своих экспериментах.- Винт осторожно снимает впившуюся в руку сверкающую звёздочку. Звёздочка с шумом расправляет крылья и уносится прочь. – Последний корабль, чудом успевший стартовать с погибающей планеты, и привёз Домой маленькую девочку с большими тёмными глазами. Несколько дней полёта она молчала, глядя туда, куда ей уже никогда не вернуться. А потом оказалось, что она очень любознательна, сообразительна, умеет читать на родном языке. К концу полёта она уже сносно болтала по-домашнему, знала расположение всех отсеков корабля и их названия и часами, спрятавшись в уголке, наблюдала за работой корабельных техников. Так что к моменту прибытия Домой капитан уже принял окончательное решение рекомендовать малышку для обучения в Академии.
         Арганы вдруг тревожно взвизгивают и сбиваются в кучу. Винт всматривается в темноту и залихватски свистит.  Слышится быстрый шорох – кто-то ретируется прочь от стоянки.
          - Хойтеры озоруют,- со смешком говорит Винт.- В общем безобидные зверьки, но арганы почему-то боятся их до смерти.
         Он доедает кисель, тщательно выскребая ложкой малейшие крохи, и бросает миску рядом с костром. Я следую его примеру. Воды у нас не так уж много, поэтому мыть посуду предстоит старинным пасарским способом: вечером оставить её на улице – к утру насекомые выберут всё до мельчайшей крошки, а утром сорвать пучок тяжёлой от росы травы и тщательно протереть также отсыревшую за ночь миску. Конечно, никто не застрахован от попадания в сорванный пучок какой-нибудь вонючей козявки, но олопасары веками предпочитали такой способ очистки рытью колодцев. Хотя, как показали изыскания Домашних разведчиков, вода на Пасаре не такая уж большая редкость. Просто значительная часть её находится под землёй. Практически все населённые пункты Пасара находятся там, где подземные воды выходят на поверхность. Искать источники самим и тем более рыть колодцы для олопасаров неслыханное кощунство. Хотя найти воду здесь не так уж и трудно. Я оглядываюсь и практически сразу нахожу взглядом небольшой компактный кустик с причудливо вырезанными листьями. Взглядом показываю на него Винту. Тот понимающе кивает, подходит к кустику. Садится на корточки, внимательно осматривает его со всех сторон, приставляет к нему ладони, потом отходит к костру на прежнее место.
          - Далеко. Год копать.
          Я понимаю, о чём он говорит. Зависимость размера и возраста этих кустиков от близости воды обнаружили как раз в то время, когда Винт учился в Академии. А следовательно, он изучил этот вопрос досконально. И год копания колодца пасарскими  мотыгами – это действительно много.
       - Так что там дальше с девочкой было? – напоминаю я.
       - С девочкой? Её взяли в Академию. Она не просто подошла для обучения в Академии, но и сама всем живо интересовалась и училась на зависть многим мальчикам. Хотя учили её вовсе не крестиком вышивать. Правда, она Академию так и не закончила.
        Видимо, моё разочарование с такой горестью отразилось на моём лице, что Винт тихонько засмеялся.
         - Нет, её не отчислили. И сама она учёбу не бросила. Просто нежданно-негаданно не слишком большому ребёнку на плечи свалилась взрослая работа.- Винт поворачивает глаза к туманности Альви. Я невольно смотрю туда же.
         - Что-то случилось там, в туманности Альви. Такое, с чем не смогли справиться большие сильные мужчины. Но должна была справиться маленькая девочка.
        Моё воображение сразу рисует огромного зверя и копошащихся у его лап людей. Зверь раскидывает бросающиеся на него фигурки, практически их не замечая. И ласковым котёнком ложится у ног маленькой девочки с розовыми бантами в косичках. Девочка гладит его большой нос, и зверь мурлычет от удовольствия.
         Видимо, на моём лице появляется слишком уж мечтательное выражение, потому что Винт снова смеётся.
         - Она не летала ко второй и третьей звезде. После Пасара её сразу отправили в туманность Альви.
         - Представляю,- говорю я. – Одинокий ребёнок в огромном чужом враждебном мире. Такое и взрослые мужики тяжело переносят.
         - Она справилась, - отвечает Винт.- Поначалу, конечно, было тяжело. Но потом она нашла своих по особым признакам.
         Я поднимаю руку и задумчиво смотрю на неё. Винт кивает. Я знаю, что он не видит на руках того, что видят Домашние. Как ни старался, эта способность ему так и не поддалась. Он страшно расстраивается, но вида не подаёт. Подносит к догорающему кубику толстую травинку, вертит маленький факел, поддерживая его жизнь. Я нетерпеливо спрашиваю:
          - Что же было дальше?
          - Дальше? Что может быть дальше, когда в мужском коллективе появляется женщина? Винт откидывает остаток травинки, отряхивает с рукава несуществующий мусор. – Сам знаешь, работа у нас нелёгкая. Мужская. И друзья у неё были в основном мальчики. Умные, сильные, красивые. Они выросли в таких же мужчин. А она превратилась в прекрасную девушку.  И у мальчиков стали одинаковые глаза.
         Я непонимающе смотрю на Винта. Он ласково улыбается.
         - Сразу видно, что тебе это ещё незнакомо. Настанет день, когда ты встретишь девушку, о которой не сможешь забыть сразу после расставания. Она будет перед твоими глазами и днём, и ночью, и когда ты спишь, и когда занят самым серьёзным делом. И ты будешь ревностно охранять её от взглядов других мужчин и пресекать все их попытки приблизиться к ней.
       - Как арган,- это сравнение вызывает у меня смех, но Винт даже не улыбается.
        - Во всех мирах во все времена самцы бьются за самок. Когда самок достаточно, бои могут быть достаточно символичными. Но бывает, что на одну самку имеют виды сразу несколько самцов, и никто не желает уступить другим. И тогда начинаются бои не на жизнь, а на смерть. И у всех в глазах одно – желание обладать этой самкой.
         На Земле – так называется планета, на которую попала наша девочка – она была единственной Домашней девочкой. Кто знает, как бы сложилась вся эта история, если бы там были другие девочки. Но она была одна. И стала причиной многих ссор между вчерашними друзьями. Ей они ничего не говорили, но она не зря училась в Академии. Да и сама была совсем не глупой. И при том, что изучала в основном мужские науки, она всё же оставалась девочкой – нежной, любящей и всё понимающей.
         Винт снова умолкает. Я замечаю, что вокруг тоже тишина – умолкли цикады, утих ветер, улеглись на ночь арганы. Догорело сухое горючее в импровизированном костре, и Винт включил лягушку-обманку – небольшой налобный фонарик, дающий неяркий зеленоватый луч, напоминающий свечение болотных грибов с планеты Лютей. Я тормошу рассказчика:
        - Ну же, Винт! Что решила умная нежная девочка?
        - Девочка? – Винт улыбается как-то слишком грустно. – Она испугалась. Того, что воины, которых она любила как братьев, поубивают друг друга из-за женщины. Из-за неё. И она просто исчезла. Как будто её и не было. Вечером проводила гостей, улыбнулась всем, помахала рукой. А на следующий день её нигде не смогли найти. Работу свою она к тому времени практически сделала, так что никого не подвела. Её долго искали, но время не стоит на месте. Мальчики в большинстве своём нашли себе других девочек, но до сих пор ищут одну-единственную – ту самую. И если в твоей жизни когда-нибудь возникнет Динара Алекс, спроси её: где твой Дом? И по её ответу ты наверняка поймёшь, та ли это девочка. Вот и всё. – Винт встаёт, отряхивает налипшие травинки, проверяет, совсем ли погасло горючее. -  Пошли спать, поздно уже,- и уходит в палатку.
        Я какое-то время ещё смотрю туда, где скрылся Светоч – однако уже времени порядком. Надо хоть немного поспать.
        Но сон не идёт. Я ворочаюсь с боку на бок, слушаю ровное дыхание Винта, мерный рокот арганов – они встали на ночную кормёжку. К утру там, где стоят арганы, будет ровная площадка с клочками незатоптанной травы не выше ширины моей ладони. Я пытаюсь представить вид нашей стоянки сверху. Получившуюся картинку обрамляют гривы ковыля, мерно колышущиеся на лёгком ночном ветерке. Арганы разбредаются по поляне, образуя треугольник. В центре его затейливой вилюшкой маячат арганьи кучи. Из нарисованной картинки медленно, но отчётливо проступает лицо, кажущееся мне знакомым. Я до боли вглядываюсь в него, на чём свет стоит костеря шевелящихся арганов. Отодвигаю изображение, укорачиваю ковыль. И память тут же выдаёт в обрамление просторный холл, большой стенд на стене. Сверху на нём надпись: «Ими гордится Академия».  И в третьем ряду сверху, вторая слева – фотография настороженного, неровно остриженного подростка – так я считал раньше. Худощавое лицо, плотно сжатые губы, настороженный взгляд огромных тёмных глаз.
        Я вспоминаю разговор двух старшекурсников около этого стенда: «Такой она была, когда её только привезли в Академию. И за четыре года как-то не удосужились сфотографировать ещё раз. А когда понадобилась фотография для этого стенда, оказалось, что в личном деле есть только одна – вот эта. – А ты её саму видел? – Видел. Издалека. Когда она после тамошней школы на стажировку приезжала».
         Предательская память услужливо освещает подпись под снимком: Динара Алекс. Теперь я кляну свою глупость и невнимательность. Как-то не подумал, что на доске почёта Академии может оказаться девчонка, не задумался, оком говорят старшекурсники, на сам стенд глазел только потому, что мне было велено ждать около него. Меня позвали – и я вмиг забыл и непривычное имя, и обрывок услышанного разговора. А теперь, спустя шесть лет, ворочаюсь в палатке, напоминающей гигантский земной муравейник, посреди безкрайней пасарской степи и понимаю, что я всегда помнил эту девочку с огромными недетскими глазами. И что всю оставшуюся жизнь буду искать её по всем галактикам близкого и далёкого космоса.
23.7-14.12.13.