Сложил и от души
Присвистнул, видя, что они
Довольно хороши.
Я, хоть и трезвый человек,
Но, проглядев их раз,
Довольно долго хохотал,
Слегка войдя в экстаз.
Мной тут же вызван был слуга.
Он выше раза в три
И раза в два крупней, чем я,
Но добрячок внутри.
Я протянул ему листок:
«Неси скорей в печать!
Сегодня я солидный куш
Надеюсь с них сорвать!»
Слуга собрался уходить,
Но, заглянув в листок,
Чуть усмехнулся, прочитав
Начальных пару строк.
Потом прочёл ещё одну –
И шире стал оскал,
А после следующей вдруг
Вовсю захохотал.
На нем разъехался ремень,
А хохот перешёл
В утробный рёв, и мой слуга,
Трясясь, упал на пол…
Теперь в уходе за больным
Я провожу все дни.
Смешные вирши сочинять
Я с этих пор – ни-ни.
The Height Of The Ridiculous
I WROTE some lines once on a time
In wondrous merry mood,
And thought, as usual, men would say
They were exceeding good.
They were so queer, so very queer,
I laughed as I would die;
Albeit, in the general way,
A sober man am I.
I called my servant, and he came;
How kind it was of him
To mind a slender man like me,
He of the mighty limb.
"These to the printer," I exclaimed,
And, in my humorous way,
I added, (as a trifling jest,)
"There'll be the devil to pay."
He took the paper, and I watched,
And saw him peep within;
At the first line he read, his face
Was all upon the grin.
He read the next; the grin grew broad,
And shot from ear to ear;
He read the third; a chuckling noise
I now began to hear.
The fourth; he broke into a roar;
The fifth; his waistband split;
The sixth; he burst five buttons off,
And tumbled in a fit.
Ten days and nights, with sleepless eye,
I watched that wretched man,
And since, I never dare to write
As funny as I can.