Из ежедневника Алексея Коноваленко.
“2 июля. Суббота.
7-30. Заехать за П.В. и отвезти его в аэропорт.
Потом на рынок и купить для З.И.: десять килограммов картошки (псковской или новгородской, хохлятскую и белорусскую не брать!), два кило риса, по полкило чернослива, изюма, кураги, триста грамм кедровых орешков (это для сладкого плова, обожаю, как Зоя Ивановна его готовит, казан бы съел, да Хозяин будет смеяться). Еще купить яблок или груш – три кило, петрушку, укроп, кинзу, немного гвоздики и душистого перца. Взять килограмм творога и килограмм сметаны. Если будут – еще три литра сливок. Отвезти все З.И. на дачу и до среды свободен! Можно будет подхалтурить – Хозяин на это дело закрывает глаза, а мне лишняя копеечка.”
Никуда не торопясь, Алексей ехал по Суворовскому проспекту. Вечер выдался удачным - он уже подвез четверых клиентов и положил в карман несколько пятидесятитысячных бумажек. Коноваленко искал обменник с более-менее приличным курсом. Он заработал сегодня приблизительно сотню гринов, но переплачивать лишнего не собирался. У светофора его машине махнула рукой девушка в светлом платье, и Алексей решил тормознуть.
- Мне в Купчино.
- Ого, - Алексей уже подумал отказаться, но девчонка была симпатичная и чем-то напоминала Любушку, - Ладно, садись. Денег-то хватит?
- Хватит, - Она беззаботно тряхнула короткой челкой и села на переднее сиденье, рядом с ним.
- Пристегнуться не забудь, - Напомнил клиентке Алексей и нажал на газ.
Чем больше он смотрел на пассажирку – тем сильнее она напоминала ему Любу. Такая же мальчишечья фигурка, похожий овал лица, средней длины волосы, собранные на затылке в “конский хвост”. Девушка смотрела в окно, подпевая одними губами музыке из магнитолы.
Лешке вдруг безумно захотелось ощутить в ладони ее маленькую грудь, сжать тонкие обнаженные руки, прижаться к этим напевающим беззвучно губам. Он представил себе, что рядом с ним сидит Люба, а не чужая девчонка. Мимоходом он взглянул на часы. Шесть вечера.
- Мне сюда, на Бела Куна. Следующий поворот и многоэтажка на углу. Останови там.
Леша кивнул. Он лихорадочно соображал, как ему завязать знакомство. Долгая дорога была совершенно глупо потрачена на сексуальные мечты. И теперь у него оставались минуты.
- Слушай, а ты очень торопишься? Может, съездим куда-нибудь…в ресторан или в кафе.
Девчонка насмешливо посмотрела на него:
- Это ты всю дорогу обдумывал или тебе сейчас в голову пришло?
- Сейчас пришло, - Признался Леша, - Ты очень симпатичная. Не хочу тебя потерять. Меня Лешей зовут.
И Алексей постарался улыбнуться как можно обаятельнее. Девушка посмотрела на него, прищурившись.
- Вообще-то я не тороплюсь. Просто надо к экзаменам вступительным готовиться. Ладно, поехали. Устрою себе праздник перед долгой зубрежкой.
Она снова встряхнула челкой и засмеялась. Лешка тоже засмеялся – от счастья, что все получилось.
- Меня зовут Мила. А куда мы поедем? Назад, в центр?
- Можно и не в центр. Можно в какой-нибудь загородный ресторанчик…
Они просидели в ресторанчике до двух часов ночи. Лешка подливал Миле вино, сам не пил, отговариваясь тем, что за рулем. Он уже выяснил, что Мила приехала поступать в институт из Луги, что снимает квартиру до поступления, а потом рассчитывает переехать в общежитие педагогического, потому что из Купчино добираться далеко, что подружками пока обзавестись не успела – только-только квартиру сняла, что уверена в своих силах и рассчитывает поступить с первого раза.
О себе Лешка наврал с три короба – что машина принадлежит ему, что он сын директора завода и имеет свой небольшой бизнес, что денег у него куры не клюют, а любимая девушка до сих пор не встретилась. Он чувствовал, что нравится Миле, и от этого хотел ее еще больше.
На обратном пути он свернул на проселочную дорогу. Еще стояли белые ночи, но в лесу было темно. Мила дремала на заднем сиденье – Лешка споил ей почти две бутылки вина.
Заехав на какую-то полянку, Алексей вышел из машины и открыл заднюю дверь. Мила сначала не поняла, что происходит, но когда Коноваленко начал стаскивать с нее платье, рванулась и закричала.
Лешка опрокинул ее на землю и навалился сверху. Он не вслушивался в плач, просьбы, стоны. Когда Мила попыталась расцарапать ему лицо, Коноваленко без размышлений нанес ей несколько сильных ударов поддых. Он плохо соображал, что делает; мелькало перед глазами лицо Любы, Алексей представлял себе именно ее – плачущую, сломленную, жалко хватающуюся за его безжалостные руки.
В какой-то момент Мила сделала еще одну попытку отбиться от насильника – из последних сил вцепилась в Лешкину ладонь зубами. От неожиданной боли Коноваленко окончательно вызверился. Он с размаху ударил девушку кулаком в лицо, потом еще и еще раз, чувствствуя, как под ударами трещат и ломаются кости. Тело девушки обмякло, и Лешка, торжествуя, вогнал в него колом стоящий член.
Он насиловал Милу долго, она не приходила в чувство, и Лешка дал себе волю.
Наконец, возбуждение схлынуло. Коноваленко встал, натянул джинсы и достал из багажника ручной фонарь.
- Черт, изгадился весь, - Брезгливо пробормотал он, разглядывая пятна крови на рубашке и брюках.
Истерзанная девушка его не волновала. В ней ничего не осталось от обожаемой Любочки. Лешка пнул для проверки распластанное на траве тело. Мила еле слышно застонала, и Коноваленко принял решение.
Он задушил девушку обрывком ее же платья. Затем завернул труп в брезент, тщательно подобрал с земли клочки одежды, свалил все в багажник и сел за руль. Минут через десять Лешка выехал на трассу и погнал машину прочь от города.
Близко к городской свалке он подъезжать не стал – вокруг хватало глубоких ям с гнилой ржавой водой. Накидав в брезент несколько тяжелых камней, Лешка покрепче перевязал куль с трупом веревкой и кинул его в бочажину. По поверхности тяжело разошлись несколько масляных кругов, и вода успокоилась.
Домой Коноваленко вернулся под утро. Содрал с себя грязную одежду, запихал все в стиральную машину и включил режим кипячения.
Он долго стоял под душем, смывая с себя воспоминания о прошедшей ночи. В животе сладко ёкало, когда он представлял себе белое тело на темной траве. В конце концов Лешка не выдержал – и минут десять мастурбировал под струями горячей воды, почти физически ощущая податливую девичью плоть под своими руками.
Из ежедневника Алексея Коноваленко.
“6 июля. Среда.
В 11-15 быть в Пулково. Встретить Хозяина, отвезти в офис.”
Пробка на Московском проспекте задержала его катастрофически, Алексей еле-еле успевал в аэропорт. Как назло пошел дождь, приходилось осторожничать на мокрой трассе. К счастью, Коноваленко подъехал вовремя - Хозяин не любил опозданий. Самолет только что приземлился, можно было перекурить, пока пассажиры не вышли в зал встречающих.
За три последних дня Лешка неожиданно вымотался. Он с утра до ночи халтурил, но история с Милой не шла у него из головы. Хотелось повторения, хотелось снова почувствовать, как содрогается от боли женское тело у его ног. Ночами Алексей почти не спал, терзая свой член и вспоминая, как Мила царапала ногтями его руку, пока он медленно сжимал на ее шее обрывок платья. Предсмертный женский хрип возбуждал больше всего – до черных кругов в глазах. В его воображении смешивались лица женщин – Люба и Мила, Мила и Люба. Но Люба была выше, она была богиней, на альтарь которой Лешка готов был приносить кровавые жертвы.
За это время Лешка проехал мимо бессчетного количества молодых женщин и девушек, но ни одна не была достойна умереть ради его любви. Коноваленко мучила неудовлетворенность, но он не мог позволить себе малейшей небрежности в выборе.
Хозяин вернулся из Москвы довольный. Лешка сразу понял это по улыбающемуся лицу, по добродушному тону:
- Ну что, много налевачил, пока меня не было?
- Да чуток, - В тон Викентьеву заулыбался Коноваленко, - На новые джинсы хватит.
- Шмоточник, - Хозяин хлопнул Лешку по плечу, - Я тебе подарочек привез. Будешь охмурять девчонок фирменным запахом.
И Петр Васильевич достал из “дипломата” черную с серебром упаковку.
- Ух ты! – Лешка от неожиданности потерял дар речи на несколько секунд, - Настоящий “Boss”?
- Я подделок не покупаю. Держи!
От избытка чувств Лешка сочно причмокнул губами и резво взял с места.
- Поосторожнее, гонщик, - Засмеялся Хозяин, - Подарок разобьешь.
Глава 16.
Ольга Игнатьевна исправно платила “крыше”, поэтому появление в кабинете двоих амбалов поначалу восприняла совершенно спокойно. Она доходчиво объяснила молодым людям, что разговаривать им надо не с ней, а совсем с другими господами. И если надо, то разговор может состояться буквально в течение пары часов. Амбалы тоже очень доходчиво объяснили Ольге, что крышевать ее не собираются, а просто хотят купить ее магазин. За очень приличные деньги. Но если хозяйка продавать точку не хочет, то цену можно и снизить. До нуля. Потому что после пожара ее магазинчик не будет стоить вообще ничего.
Подобный поворот разговора Ольгу Игнатьевну возмутил. Она потребовала, чтобы амбалы покинули ее кабинет немедленно. Парни снисходительно усмехнулись и вышли, а Ольга немедленно набрала нужный номер. Объяснив ситуацию, она, как могла, описала приметы “покупателей”.
- Не волнуйся. Разберемся, - Ответили на том конце провода и положили трубку.
Ольга Игнатьевна тяжело вздохнула. Она одинаково боялась как налетчиков, так и защитников. До нее доходили слухи, что нередко “крыша” сама присылала бандитов, чтобы еще раз припугнуть бизнесменов и вытрясти из них лишние деньги. А бывало и так, что “крыша” попросту вынуждала продавать бизнес им же – когда считала, что хозяйничать самим можно выгоднее. Ольгин магазин находился на Литейном проспекте, место было бойкое, денежное. Открыть здесь какой-нибудь винно-табачный “24 часа” – и греби бабки лопатой. Тем более, что поддельное спиртное стоит хозяевам дешево, а продается за те же деньги, что и настоящее. И кому какое дело, что продукты у Ольги отменного качества, фермерские. И что очередь в кассы у нее стоит с утра до вечера, продавцы с ног сбиваются, альбомчик у входа благодарностями исписан…
Был бы у нее рядом мужчина – свалила бы она на его плечи свои проблемы, поплакала бы на сильной груди – может и полегчало бы. А одной что делать? Только достать из сумочки косметику, привести в порядок лицо и ждать ответного звонка.
Вечером в ее дверь позвонили. Ольга Игнатьевна гостей не приглашала, открывать не собиралась, но в глазок посмотрела. За дверью стоял хорошо одетый пацанчик лет пятнадцати с каким-то конвертом в руках.
- Кто там? – Для приличия спросила Ольга Игнатьевна.
- Нам ваше письмо бросили, - Ответил ломкий мальчишечий голос, - Я хотел его в ваш ящик опустить, а он сгоревший. Я подумал, вдруг что-то важное.
- Опять ящик спалили? – Охнула Ольга, распахивая дверь, - Я два часа назад домой шла – все было в порядке.
Сильный удар в грудь отбросил ее назад, в прихожую. Падая, она успела увидеть тех самых громил, которые возникли на пороге словно по волшебству. Затем ее голову пронзила мгновенная, но страшная боль…
- Ты что сделал, недоумок?
Один из парней наклонился над лежавшей навзничь женщиной. Угол трюмо был испачкан кровью, а на паркете медленно расплывалось бурое пятно.
- А че? – Второй громила равнодушно пожал плечами, - Сговорчивее будет.
- Не будет, - Первый заглянул в открытые глаза Ольги Игнатьевны, - Трупы не разговаривают. Ну смотри, перед Бугром сам ответишь. Сказано же было – пугануть.
От двери на происходящее с любопытством смотрел мальчишка. Он с жадностью разглядывал голые женские ноги и старался заглянуть под задравшийся подол. Лужа крови, растекавшаяся из-под разбитой головы жертвы, его не пугала.
Первый парень обернулся и цыкнул на мальчика:
- Кыш вниз, и чтобы я ни слова от тебя не слышал. Усек? Иначе самолично зарою. Живьем. Ты меня знаешь.
Мальчишку словно ветром сдуло. Парень осторожно вышел из квартиры, обернул ладонь подолом рубахи и взялся за ручку. Дверь мягко захлопнулась, и рэкетиры неторопливо двинулись вниз по лестнице. Они никуда не спешили