«В прекрасном и яростном мире»*,
в мире, в котором под кожей
запросто сосуществуют
настойки на грецких орехах,
скабки и кровные узы,
добрые два человечества,
выдайте мне одного
из вами заявленных трёх.
«Мы так не похожи,
что смотрим друг другу в глаза, и...»**
Собственных двух сыновей,
кажется, я потеряла:
один с голубыми глазами,
у другого глаза карите,
с кудрями светлыми первый,
тёмный кудрявый второй,
строчками тяп-ляп стихов,
и, соответственно, в прозе.
И музыкальные оба.
Вот были и бились, и нет.
Саундтреками к чёрным квадратам
любительских видеосъёмок
становятся звуки свистящих
над городом сонным
снарядов.
Я вот-вот перестану смеяться.
А что было во мне, кроме смеха?
II.
В минуты слабости
(не моей, но со мной),
нежность сменяет чеканность,
и мы вдвоём пересекаем океан
(или два),
и движемся по улицам из полотен Ротко,
по невозможно ровным, бесконечным дорогам
на машине,
пешком,
через пляжи,
пустыни,
по мостам,
и уходим паломниками в горбатые горы.
Тут я постепенно уменьшаюсь,
и становлюсь хрусталиком,
добытым и огранённым в форму креста
так,
что меня можно носить на шнурочке на шее
как символ веры,
а когда надоем,
раздавить зубами на колкие крошки.
III.
С двадцати ноль-ноль
до двадцати двух тридцати
моя съёмная комната представляет собой плохо освещённый куб:
здесь я проявляю себя как целиком и полностью человек Уайльда.
24.01.2015
*произведение Андрея Платонова
**Сплин «Мороз по коже»