Правильнее было бы спросить: "Когда я начал сочинять?" - писать тогда я ещё не умел. Вот вам и ответ.
Первое действительно записанное стихотворение появилось где-то на рубеже между дошколой и школой. Оно, к великому сожалению моему, не сохранилось, но я хорошо помню, что речь там шла о синем небе и о самолёте, который весело летит над горами, над полями и - почему-то - над "елугами". Что это за "елуги" такие, я и сейчас не знаю, но для слога и рифмы нужны были именно они, и я вписал их, нисколько не сомневаясь в их правильности. А почему бы и нет? Ведь даже Пушкин позволял себе такие выкрутасы!
Как видите, скромности мне - уже тогда! - было не занимать. Да и немного погодя, стоя у доски, я безбожно перевирал бессмертные строки, и любимая учительница словесности, глядя на меня без особого восторга, выводила жирного "гуся" в журнале и приговаривала, что, мол, лучше Пушкина всё равно не напишешь, я держал фигу в кармане и про себя думал: "Ну, это мы ещё посмотрим!"
Вот так-то!
Даже в более зрелом возрасте, в конце школы, я ещё был уверен, что мне уготовано великое будущее, да так прямо и писал:
Выходит, мне - одна дорога
(Такие карты нечем крыть!):
До междусветного порога
Себе бессмертие творить!
Со временем это, конечно, прошло. И жаль.
Систематически записывать стихи я начал в 1961 году, после того, как однажды нашёл в томике "Кобзаря" Тараса Шевченко тетрадку стихов моего отца. Естественно, я тут же завёл себе такую же и записал в неё всё, что к тому времени запомнилось - четыре стишка, которые и сейчас открывают мою первую тетрадь. Уже потом туда записались стихи 1961-го, а может и начала 1962 годов, книжечка эта - тоже к моему великому сожалению - не сохранилась.
Когда книжечка закончилась, все стихи из неё были переписаны в общую тетрадь, снабжены названием и эпиграфом и с тех пор записываются в такие же тетради, высокопарно названные "собранием сочинений". Впрочем, это так и есть. А что же это, если не собрание сочинений?
О чём я пишу?
Да обо всём! Почти, как Абай - что вижу, то пою. Личные переживания и чувства, правда, преобладают. А в остальном размах тем у меня достаточно широк - от космических высот и глубин души человеческой до полуподвального смрада пивных и притонов. Правда, в душе я большой романтик и оптимист, и даже эти полуподвалы не могу описывать с надлежащими им горечью и цинизмом.
В общем-то, выбор тем и - главное! - качество выполнения во многом зависит от моего настроения: многие стихи уже после беловой записи переделываются, когда настроение больше соответствует их теме, чем непосредственно при написании.
А темы действительно невероятно различны: здесь и откровения души, и вечная тема любви, и посвящения друзьям, и размышления о жизни вообще и своей жизни в частности, и полушутливые стихи-рассказы, и едкие - я надеюсь - сатиры-басни, и даже парродии, и уж ни в какие ворота не влезающие опусы О. Радибоги.
Кстати, откуда он взялся, этот самый О. Радибога?
Когда-то давно уже, в незабвенные первокурсовские времена, была у нас добрая подруга и сокурсница, Мариам Беруль, Мара, которую неизвестно каким ветром занесло на стройфак, эдакое существо, фантастически, просто гротескно маленькое, фантастически говорливое и фантастически претендующее на мировое господство,а за невозможностью последнего - на верховодство над нами, то есть сокурсниками.
Мы этому особо не противились, понимали, что это бесполезно, хотя и незлобливо подшучивали над ней со студенческими непосредственностью и ехидством.
Так вот, как-то в порыве творческого подъёма во время её очередного заскока написал я такой стишок:
Малютка Мара - чудо ангел,
Небесной розы лепесток,
Её глаза, как бриллианты,
И в каждом - дивный огонёк,
И голосок её порою
Бывает сладок, словно мёд!
Попробуй я сказать другое -
Она мне голову сорвёт!
и подписался: "О, ради Бога, автор неизвестен!"
Стишок имел столь бурный успех у его прототипа, что описывать его я не буду, ибо не очень помню на почве огромных телесных (в основном на голове) повреждений, хотя, в общем-то, и был явным плагиатом: тему и две последние строки я слямзил в "Крокодиле".
Подпись под стишком мне настолько понравилась, что я слил два слова в одно - Радибога -, потом как-то и буква О. превратилась в имя - Олесь - и в последующем я стал ставить этот псевдоним под всякими эдакими опусами.
Как я пишу?
Честное слово, не знаю. Просто появляется мысль, как правило, строчка или даже целое четверостишие. Потом оказывается, что эта строчка созвучна какой-то теме, и постепенно она обрастает со всех сторон другими строчками. Так появляется стихотворение.
Если стихотворение мне нравится, я его переписываю в тетрадь, если не очень - случается и такое - откладываю до лучших дней, переделываю или доделываю, а уж потом записываю. Но и это ещё не всё. Наиболее понравившиеся мне стихи переделываются и доделываются бесконечно. При этом они, бывает, во многом теряют, но это уже издержки.
Иногда тетради под руками не оказывается и некоторые стихи теряются безвозвратно. Их искренно жаль.
Что надо для того, чтобы писать?
На мой взгляд - три совершенно необходимые посылки: желание, время и уедирерие. Без этого стихи не получаются никогда.
Желание у меня есть почти всегда, время бывает довольно часто, а вот насчет уединения...
В нашем мире на каждом квадратном километре живут в среднем тридцать человек*, а в Союзе - так вообще одиннадцать. Если равномерно расставить - по триста метров друг от друга получится, чтобы услышать друг друга - кричать во всю глотку надо. А вот одному редко оставаться приходится. Поэтому и стихов не так уж много. И пишутся они запоями - дорвался, отписался вволю, пока не заклинит.
Почему я не печатаюсь?
Честно говоря, боязно выносить свои детища на общий суд: как ещё воспримут?! Да и есть такая тайная мыслишка, что пока для себя пишешь да для ближайшего круга - одно выкладываешь, а для всех, да ещё не бесплатно - совсем другое пойдёт! Да и как-то не по себе становится - вроде как часть себя продавать собираешься.
По юному нахальству посылал я свои опусы в разные газеты да журналы, но тогда меня не поняли и не приняли. А теперь всё это вроде и ни к чему.
Ну и потом...
В наши дни чтобы печататься, надо иметь либо имя, либо протекцию. Ни того, ни другого у меня нет. Правда, говорят - нужен ещё и талант. Но это - говорят. Да и сомневаюсь я: талант ли у меня? Не графоманство ли? Правда, графоманы пишут гораздо больше и редакции бомбят постоянно. У меня - не так.
Пишу ли я сейчас?
Да, вроде бы, пишу. И прекращать пока не собираюсь. Были бы три названные качества почаще вместе. Много задумок на будущее, даже на пару больших поэм. Много в мире всякой дряни, много накипело в душе, всё это хочется выразить. Да не просто выразить, а так, чтобы всех задело. И хороших, и не очень, и мерзость всякую. Чтобы всем жилось чище и лучше. Всем.
Представляя свои творения на высокий суд друзей, уверен: лучше Вас, други мои, меня никто не знает (даже и сам я, пожалуй) и объективнее Вас никто не рассудит.
С у д и т е!
Всегда Ваш В. Игнатиков
