С двадцать шестого на двадцать седьмое - дождь
с приступом фар, струящихся по обоям
где-то в квартире, в которую не войдешь.
Или - что будет верно для нас обоих
в части, завязнувшей в памяти - из какой
выхода нет, как выхода из пустыни
путнику, при смерти шарящему рукой
слепо, но, если быть откровенным, ты не...
Впрочем достаточно сказано. Третий час
ночи идет к концу как и всё.
Когда-то
мы растворялись в шепоте у плеча,
в метафорическом смысле - почти как дата
календаря в мандаринах. И я,
ногой
в новом году , второй по колено в жиже,
так неотчетливо помню тебя нагой,
как в эту слякоть вглядываясь не вижу
праздника. Целый декабрь по мне стекал.
Пусть он останется в строчках - чужой, и влажный,
словно сорвавшийся только что с языка.
Даже, пожалуй, с чьего языка не важно.