(Владимир Высоцкий)
Подняли нас среди ночи - тревога. То есть боевая тревога. Не учебная. Да и какая у нас может быть учебная… Суета сует - все куда-то бегут, где-то заводятся моторы, кто-то цепляет на себя кучу всяких железяк. Я тоже нацепил - на мне было столько всяких металлических «игрушек», как на Санта-Клаусе подарков. Когда завыла тревога, нам, естественно, никто ничего не объяснил. В моих внутренностях всё похолодело: я подумал, что сепары пошли в наступление и нами затыкают очередную дыру на фронте. Другие явно подумали то же самое: сейчас мы дорого отдадим свою жизнь. Некого страха не было. Была только мысль - наконец то: сейчас произойдёт то, чего мы так долго ждали, к чему готовились и к чему подсознательно стремились - поединка. Того последнего, смертельного.
Среди этого упорядоченного хаоса и суеты я заметил молодую рыжеволосую женщину в форме и с автоматом:
- Кто эта рыжеволосая бестия?
(Ожидал услышать от майора Н.: «Да она так же как и ты - из Ирландии.» Но услышал совсем другое.)
- Это не «рыжая бестия». Она хоть и молодая, но у неё уже трое детей. Её и отправляли, и прогоняли домой, но она всё равно здесь, рвётся на передовую. У неё муж подался служить сепарам, так его наши завалили в бою…
С ума сойти! Брат на брата - это я ещё понимаю. Отец на сына - тоже ещё понимаю. Было. Но что бы муж против жены воевал во вражеской армии - это какой-то полный фрейдизм. Совершенный.
Когда экипажи грузились по самоходам, ко мне подошёл солдат моего взвода:
- А мы вернёмся назад?
Сначала я захотел выругаться (но не грязно) и объяснить в особо популярной форие, что такие вопросы в таких обстоятельствах не задают, потом решил пошутить или хотя бы процитировать Стругацких: «Здесь не возвращаются!» Но так ничего и не ответил. Я не знал суждено ли нам вернуться. Хотя бы кому то.
Мне приказали вести колону из троих «Акаций» и троих «Гвоздик», двоих КШМ-ок, двоих МТЛБ-ок и ещё двоих «бэх» - БМП в точка А (ткнули пальцем в карту) и там занять огневую позицию. Я думал что на мою броню (в которой я как раз устроился высунувшись из башни) дадут водителя к которому я уже привык: молодой высокий худой парень лет двадцати двух с сентиментальным выражением лица и вечно вымазанный соляркой и мазутом (почти как мазутовоз). После контузии он сильно заикался. И то так сильно, что его никто не понимал. Кроме меня, естественно. Я его понимал интуитивно. Добряк с вечно ностальгическими мыслями. Любил слушать как я читаю вслух стихи (особенно свои). Но его отправили даже не в мою колону.
Мне дали совсем другого «мехвода» - обычного сельского парня, ему бы сеять, а не воевать. Не знаю, какую машину он водил прежде - в той жизни, но когда дали команду группам вперёд (кому куда), водила высунувшись из люка спросил меня: «А как эта штука заводится?» Я подумал, что это неуместная шутка, но оказалось, что он и вправду не знал как заводится САУ-шка - он был первый раз за рулём боевой машины. Я хотел ответить шуткой: «Да так же как трактор!» Но понял, что дела плохи, если во главе колоны водила вот такой. Я тоже понятия не имел как заводится САУ-шка и как этой штукой управлять. Я умею только стрелять. Один раз в жизни я сидел за рулём и то за рулём БТР-а. На моё счастье мимо пробегал капитан Ч. Сунув голову в люк, он тыкал пальцем: «А ты массу включил? А знаешь, как скорости переключать?»
Через минуту рвонули с места - впереди сорок километров - через степь, брошенные поля, бездорожье. Солдаты нацепили на антенну флаг. Ветер в лицо, белые облака, запах цветущей степи. Вот она - моя родная необозримая степь Луганщины. Некогда здесь было поле, сейчас всё одичало - высокие травы. Их колышет ветер - как волны на море. А в голове строки Томаса Мура:
«Душистый дёрн укроет плоть,
Небесный свод мой храм, Господь!
В моём кадиле ветры гор,
Мне мысль - молитва с давних пор…»
Самоходка преодолевала ямы и холмы, её шатало, кидало как корабль среди моря травы. Над нами появился боевой самолёт, что завернул на крутой вираж на низкой высоте. Я вначале подумал, что это москальский самолёт и представил себе моментальный конец, но заметил на крыле синее и жёлтое, понял - наш. А вокруг степь. Там, за степью в леваде лес, за лесом река, за рекой сепары. Доносится далёкая канонада - сепары в очередной раз нарушили перемирие. Если сейчас будет приказ, мы так долбанём по них, что им мало не покажется.
Наконец, точка А. Хорошо, что там оказались какие то кусты и деревья - заехали ьуда САУ-шками, замаскировали. И начались долгие часы ожидания приказа открыть огонь. То, что на фронте ничего особенного не происходило, мы уже поняли, но думали, что сепары сейчас попытаются пойти в наступление и начнётся серьёзная заваруха. Но приказ открыть огонь так и не поступал. Мы рыли укрытия и ждали. Спали под небом - на траве - хорошо, что июньские ночи коротки. Рядом росла осина и дрожала всю ночь мне листвой, рассказывая о таинственном.
Я лежал на траве и смотрел на звёзды и думал о моей несчастной Родине, которую поразила чужоземная пошесть-моровица. Вспомнились слова Габриеля Гарсия Маркеса о другой стране - тоже бархатной и тоже солнечной: «Это, вероятно, неизвестная нам разновидность холеры. Ибо каждый мертвец имеет в затылке дыру от пули.»
А ещё припомнился другой мастер писать испанским языком - языком, которым некогда люди говорили с Богом. Тоже Гарсия, только не Габриель, а Федерико. Лорка.
«Смерть
входит в таверну,
выходит из таверны.
Проходят чёрные кони
и люди зловещие
глубокими оврагами гитары…»
На следующий день приказа стрелять мы так и не дождались. Вместо этого: переместится в точку Б - это ещё в сорока километрах от нашей нынешней огневой. Опять рёв моторов и ветер в лицо. Только степь уже пахнула не цветами, а полынью.
Когда через несколько дней мы вернулись на базу - все покрытые толстым слоем пыли прилипшей к нашим потным лицам и усталым мундирам, все серые, грязные, продымленные выхлопами и соляркой - в душе нарастало лавиной разочарование и недовольство - мы так и не стреляли в сепаров, а так хотелось, такая была жажда боя. Бой гремел где-то далеко, а мы снова оказались не при деле, как, наготове, на всякий случай… А солдаты так рвались в бой… Так хотели отомстить сепарам за всё!
Какой то солдат спросил меня - уставшего, как мы провели время. Я радостно начал ему рассказывать: «Устроили мы пикничок на природе - приехали, разожгли огонь, зажарили шашлыки. Потом натесали с осины кольев - думали вампиры ночью придут. Но ни вампиры, ни упыри. ни вурдалаки так и не пришли. А на следующий день мы загорали на жёлтом песке, купались в море, нам привезли пиво и креветок - и всё бесплатно!» Солдат сочувственно посмотрел на меня и на моё серое от пыли лицо. Кто-то сказал у меня за спиной: «Капитану, видно, солнце в голову напекло…»
Июнь 2015 года
Авторский перевод
