Верность. Рассказ.
1
- Дяденька!? А, дядечка! Купите у меня собачку! Ну, пожалуйста!
Он ходил по мокрому от весеннего дождя перрону уральской станции, уезжая из этих мест навсегда, и погруженный в свои думы, сразу и не приметил маленькую веснушчатую девочку, прислонившуюся к тумбе с вокзальными объявлениями.
- Ее убить хотят... Она хорошая. Дяденька, купите себе щеночка.
Он обернулся на жалобный, сильно простуженный голосок. Девочке было лет десять, не более. Худенькая, до болезненности фигурка , рваная кофта со взрослого плеча, разбитые большие башмаки.
У ее ног стояла грубого плетения ивовая корзина, наполненная старым пожелтевшим сеном. А в корзине- щенок, предлагаемый к продаже. Хилое тельце, проступающие от истощения ребра, несоразмерно большие голова и лапы. Глаза щенка смотрели на мир с суровой настороженностью. Владимир Фридрихович взял щенка на руки. Тот поначалу грозно, насколько позволяли щенячьи силы, заурчал, а потом, вытянувшись в струнку, лизнул Цайхнера в нос. В глазах его потухла злоба, и проступила обычная младенческая глупость. Кобелек, суча лапами, испустил струйку мочи и смешно чихнул, будто не в силах удержать понятный лишь ему восторг.
Из вокзала тотчас вприпрыжку и бочком, наподобие юродивого, выскочил тонконогий и худой, как весенний комар мужичок в телогрейке.
- Бери щенка, товарищ! Он, вишь сразу тебя признал за хозяина. Даже обмочился от радости. Верный пес завсегда хорошему человеку нужен. Настоящая немецкая овчарка из зоны. Его мать Найда зэков, как кроликов рвала. Чуть зазевается конвойный, не успеет отозвать собаку,и считай- хана человеку! У меня племяш службу в лагерях несет. Пять щенков принесла сука. Троих на службу определили. Двух забраковали. Один рахит был, а этот здоровый вроде,а видишь- белые пятнышки по спине пошли, будто горох горячий просыпали. Всего то! И признали уродом. Если бы племяш не выхватил его у офицера- давно сварили бы на корм тем же псам. Презентуй на белоголовку, уважаемый. Такая стало быть цена будет. На чекушку не согласен. Она меня не оживит, а только туману в башку напустит. Опять же дочку обещал конфетами подсластить.- Он кивнул на девочку.
- Почему она такая худая у тебя? Голодали зимой?
- Известное дело. На мороженной картошке еле дотянули до весны...
- Ты дочке не конфет купи, а зайди в аптеку , да витаминов спроси. Или гематогену. На солнышке пусть как можно чаще бывает почаще бывает.
- Все сделаю, уважаемый! У щенка имени пока нет, сам назови как захочешь!
Так Владимир Фридрихович, без ясного отчета самому себе купил этого пегого щенка, и поехал с ним в поезде в намеченную им сторону.
2.
В северных уральских краях Цайхнер прожил без малого двадцать пять лет. Давным -давно его, еще молодым, привезли сюда со всей немецкой семьей. Когда-то это была большая семья. Теперь он остался один. В маленьком таежном поселке. На местном кладбище зарастали травой ос могилы всех родных. Осенью, когда умерла жена, он решил уехать отсюда. Тем более никаких запретов на перемещение немцев уже не существовало.
Куда он ехал? В места детства и юности. Но что-то ныло внутри, не складывалось в определенную цель. Кому он нужен в тех местах? Ему было уже чуть за пятьдесят. Сухощавая фигура, усталое лицо, голова не просто седая, а ослепительно белая, как у глубокого старца.
Мерно постукивал вагон. Стыки рельсов клацали зубами, будто пытались удержать состав. Под утро втиснулась в поезд разухабистая толпа цыганок. Едва рассевшись, принялись за излюбленное свое занятие- предсказание судеб людских. Припев веками не менялся. " Знаю, яхонтовый ты мой, что было у тебя в прошлой жизни, вижу- что есть сегодня, а не хочешь ли узнать будущее? Позолоти ручку, бриллиантовый!"
Вот и все! Ты им сегодня дай на пропитание, а они тебе о завтрашнем хлебе насущном поведают."
Купленный щенок к тому времени проголодался, и поднял истошный вой. С вечера Цайхнер скормил ему остатки хлеба и сушеной рыбы. Больше еды у него не было. Щенок выл все требовательнее,и маленькие глазенки его посверкивали злобой неукротимого хищника.
Старая цыганка с волосатой бородавкой на подбородке, внимательно посмотрела на щенка и сказала:
- Зря ты, добрая душа, приголубил этого звереныша. Он сатаной меченный. Будет тебе от него большое горе. Ему не следует жить. Избавься от щенка- такой тебе мой совет будет.
Владимир Фридрихович усмехнулся. Он был старым, опытным врачом, и не верил во всякого рода мистические предсказания.
Щенок, между тем, не умолкал и уже разбудил весь вагон своим диким голодным завыванием завыванием. Дождавшись очередной станции, Цайхнер вышел с ним на перрон, и стал добывать еду. К счастью, здесь продавали излюбленные многими поколениями советских людей дешевые пирожки с ливером. Он купил их пять штук. Один съел сам, остальные махом поглотил голодный зверек. Легко, не разжевывая, как большеротая лягушка помещает в свою утробу комаров.
- Эва, брат! По виду ты собака, однако аппетит у тебя волчий,- сказал он, щупая раздувшийся живот приемыша.- Тот опять благодарно лизнул хозяина в нос.- Вот так урод! А пятна у тебя совсем без окраски. И еще не все проявились. Видать, альбинос был в роду. А они всегда считались дьявольской шуткой. В этом права цыганка. Одно знаю- на твое собачье здоровье это никак не повлияет, и судя по твоим лапам будешь ты огромным псом.
Сбоку неожиданно появился крупный, с вислыми усами мужчина в сером плаще, похожий на запорожца.
- Куда путь держишь, товарищ?- вполне миролюбиво спросил он, и подал для пожатия крупную мягкую ладонь.
- Здравствуйте! Туда!- махнул Цайхнер по направлению движения состава.
- Из лагерей вышел. Политический? Пятьдесят восьмая статья?
- Не совсем так! Но приблизительно верно!- не стал вдаваться в подробности Владимир Фридрихович, чувствуя, что незнакомец не настойчив.
- А ждут тебя там?- мужчина тоже махнул рукой вдоль рельсов, в точности скопировав жест собеседника.
- А кто его знает?- выдал себя Цайхнер, растерянно пожав плечами
- Я так и понял!- мгновенно отозвался запорожец.- Слезай товарищ на этой станции. Работа будет, деньги хорошие...Гроши такие, что здесь не каждый и видел...
- Вы кто?
- Я из Донецка! Приходько моя фамилия. Заместитель директора шахты. Лес для себя заготавливаем. Рабочую силу набираю. Особенно тех людин, которые имеет опыт лесоваления. Мои-то ребята тайги сроду не видели.
- Тогда я вас вынужден огорчить, товарищ Приходько. Я по профессии врач!- улыбнулся Цайхнер, и точно ему приказали, открыл перед незнакомцев ладони, зажав щенка под мышкой.
Тот закряхтел придавленный, и ухватил хозяина за рубаху мелкими острыми зубами.
- Хирург будешь?- с надеждой спросил заместитель директора шахты.
- Врач общей практики. Но в тех местах, где я работал,- он махнул рукой в сторону, противопожную первоначальному жесту,- узкой специализиции врачей не было. Так что, часто приходилось браться и за скальпель.
- Грыжи оперировал?
- Да! В большинстве случаев это несложно. А у вас что- грыжа появилась?
- Раньше не было, а теперь, доктор, появилась –родилась! Извольте радоваться...
- На лесоповалах это обычная вещь.- успокоил Приходько старый врач.
- Лесоповал доктор, тут ни при чем! Я на бабах себе грыжу нажил.
- Вы это серьезно? – вытянул лицо Владимир Фридрихович.
- Вдов тут пропасть. А мужчин нехватка. Кого на войне поубивало, кто в тюрьмах сидит. Дома не погуляешь, я у всех на виду, у меня должность солидная...А здесь меня никто не знает. Я вообще человек семейный, а тут вроде на волю вырвался. Вот и догулялся до грыжи... Доктор! Оставайтесь с нами. Пока я вас учетчиком леса в бригаду определю, а потом со мной в Донецк махнем. Нам опытные врачи нужны. Это же Украина. Хватит вам по северам мотаться. На солнышке погреетесь, фруктов вволю поедите. Я вас к нам в разрез врачом устрою. Места у нас дефицитные, зарплата что надо. Квартиру от шахты со временем получите. А вы мне поможете с моей грыжей.
- Хорошо! Принимаю ваше предложение,- согласился Цайхнер.- И сегодня же вечером вас осмотрю.
Щенок при этом довольно заурчал, будто одобряя решение хозяина.
Так он, повинуясь судьбе, которая , как известно, вся состоит из случайностей, остался на этой станции, дотоле ему совершенно неизвестной.
3.
С новой для него работой Владимир Фридрихович освоился довольно быстро. Теперь он целыми днями пропадал в лесу, вдыхая вместо запахов больницы, ароматы древесной смолы, березового сока, таежных трав. Для шахтеров готовился лес-кругляк, доски, бруски, тарная дощечка.
В первый же день, как и было им обещано Цайхнер подверг тщательному осмотру блудолюбивого заместителя директора шахты Приходько.
- В операции пока необходимости не вижу,- уверенно сказал он ему.- Дождемся возвращения домой. Но посещение вдов прекратите...
Приходько, скрепя сердце, подчинился ему, и чтобы задавить в себе греховные плотские томления, и перейти к созидательным мыслям, организовал в своем маленьком коллективе вечерние курсы по изучению основ марксизма – ленинизма.
Щенок, которого Владимир Фридрихович назвал Барсом, рос, как говорится, не по дням, а по часам. Скоро он превратился, согласно родительским генам в мощного пса. Белые пятна на темной шкуре проступили еще резче, и в сумерках бегущая собака напоминала крапчатое привидение. Приходько положил ему отдельный кошт. Ежедневно из кухни-вагончика Цайхнеру выдавалась для пса большая кастрюля с мясными остатками. На пропитание шахтеров Приходько денег не жалел, закупая в округе скотину. Немало свиней, овец и птицы переварилось на украинские борщи.
Владимир Фридрихович занимал половину вагончика. Вечерами он кормил своего Барса,и с удовольствием наблюдал, как тот жадно, с неутомимостью мельницы перемалывает кости, и временами, поднимая голову, с невыразимой благодарностью посматривает на своего спасителя. Пса отличало беспрекословное повиновение хозяину. Он, казалось, понимает человеческую речь. Преданность его доходила до того, что он стал ревновать Цайхнера ко всем окружающим. Любой знал, что разговаривая с доктором, нельзя повышать голос, здороваться за руку, или даже дружески прикасаться к собеседнику. За всем неоступно, упорно, не зная устали наблюдали глаза Барса. В любое мгновение он мог прератится в живую мощную пружину, и вцепится в обидчика хозяина. Цвет его глаз менялся в зависимости от настроения хозяина. Если тот был весел- глаза пса отливали зеленым цветом, если сердился – жестоко чернели.
- Да его на свои курсы запишу,- кричал Приходько, одуревший в своем вагончике от чтения «Капитала» Карла Маркса.- Он, видать, в собачьем мире новым Энгельсом родился.
-Чего мелешь, бабник? Хочешь , чтобы я на тебя в органы цидулю какую сочинил,- грозился пилорамщик, по фамилии Кретищенко. Как ты смеешь собаку безмозглую с бородачем мирового учения сравнивать.
Одно было плохо у Цайхнера – сдавало сердце. Долгие годы он жил в постоянном напряжении, а теперь, освободившись от перегрузок, сердце отказывалось работать нормально.
Его клиентами на севере были люди нелегкой судьбы.
Репрессированные немцы, искупавшие грех национального происхождения, раскулаченные сельские хозяева, позднее, так называемые тунеядцы, свободные поселенцы, пораженцы и еще масса категорий, имевших какие-то грехи перед законом. Но он видел в них не статьи, параграфы, или пункты, ни национальности, ни социальное происхождение, а просто пациентов, иногда обременных очень тяжелыми заболеваниями. Он клал их в стационар, освобождал от работ, ставил на учет по хроническим заболеваниям, выдавал справки для оформления инвалидности .
А в ответ испытывал раздражение властей. Каких только отдельных проверяющих и целых комиссий на него не насылалось? Бдительные граждане тоже извели немало бумаги против Цайхнера.
В последнюю зиму его как-то срочно вызвали домой к начальнику милиции полковнику Яшину. Их пятнадцатилетний сын, упитанный, внешне здоровый парень вдруг упал в глубокий обморок. Цайхнер быстро определил диабетическую кому- дыхание мальчика резко отдавало специфическим ацетоновым запахом. Он выв-ел его из обморока, и увез к себе в стацинар. Анализы показали, что мальчишка, действительно, заболел тяжелой формой диабета.
Несколько месяцев он возился с ним, как с родным сыном. С диабетом можно жить, но для этого нужен особый режим.
Рядом всегда была его мать, жена полковника, красивая, русской статности, молодая еще женщина. Она и сообщила Цайхнеру, что у мужа в сейфе, хранится на него куча доносов от этих бдительных граждан. Врача обвиняли во множестве грехов- от шпионства в пользу Германии, до попытки отравить воду в колодцах.
- Я , действительно два раза в год обследую колодцы,- сказал Владимир Фридрихович.- Беру воду для санитарно-эпидемологического анализа. Но кому-то пришла в голову мысль об отравлении...
- Мой муж уважает вас, как врача. Но ему рано или поздно прийдется как –то реагировать на эти бумаги.. Вы задумайтесь над этим. Он сам просил меня вас предупредить.
- - Спасибо, Лидия Дмитриевна! – усмехнулся Цайхнер._ предупрежден- значит вооружен.- Я уже подумываю о переезде.
- В последнее время мы не ладим друг с другом,- вздохнула она. Юрик уже дважды падал в обморок. В первый раз это случилось после того, как муж наставил на меня заряженный пистолет, требуя назвать имя моего любовника. Господи, какой любовник? Мерещится ему все! Разве я похожа на женщину, способную изменить мужу? Может и выстрели бы в припадке гнева, с него станется, но тут вбежал в комнату сын. Побледнел и упал. Правда, пришел в себя быстро. А в этот раз пришлось вызывать вас...
- А вы знаете, Лидия Дмитриевна, возможно нервный шок и спровоцировал развитие диабета у вашего сына,- сказал Цайхнер.- Такие случаи давно известны медицине.
- Это бог нас карает! – поморщилась она.- Мы всегда жили благополучнее других, никогда ни в чем не нуждались. А вокруг нас было столько горя человеческого...
Он сошелся в городке со старым кардиологом Левиным. Тот прослушал его, больше прикладывая к груди большое волосатое ухо, чем стетоскоп, обескураженно развел руками:
- Да, коллега! Спокойная жизнь вам на пользу не пошла. Вот парадокс! Вы знаете, почему Луна, и другие спутники не падают с орбит? Да потому что они находятся в постоянном движении. Если остановятся, хоть на краткое время – сразу камнем на Землю.
- Как же мне вернутся на орбиту, Лев Давыдович?-спросил Цайхнер.
Левин резким движением вырвал из ноздри волосок, хмыкнул:
-Луна сама не может подняться выше. Это под силу только Богу, который сотворил ее. Будем надеяться на него. Но лекарство я вам презентую. Моего личного рецепта. Проверил на себе. Уж не побрезгуйте. Надеюсь, что вы переживете меня...
Барс при этом разговоре лежал рядом, и цепко-настороженно наблюдал за Левиным, фокусируя изображение в своих глазах поворотом головы то налево, то направо
- Ну что , тварь, разумом не награжденная,- сказал Лев Давыдович, и подергал себя за крупный шишковатый нос.- Возьми вот кусочек сахара...
Барс, к изумлению Владимира Фридриховича угощение из рук чужого человека принял, чего раньше с ним не случалось. Принял вежливо, аккуратно, по интеллигентски, можно сказать.
- А ну посмотри мне в глаза, альбинос!- приказал собаке Левин, и безбоязненно взял ее за морду.Барс даже не сопротивлялся, инстинктивно чувствуя доброту этого человека к хозяину. Глаза его оставались добродушно-светлыми.Пес лишь несколько секунд продержался в игре «кто кого переглядит», потом отвернулся и, отпрянув в сторону, чихнул.
- Ни одно животное, даже самый хищный зверь не способно долго выдержать взгляд человека,- сказал Левин.- А почему? Человек- самое жестокое животное. Каждый из нас за свою жизнь уничтожил столько живых существ, сколько не уничтожили все хищники Африки вместе взятые. Человека бояться все. И , наверное, правильно делают!
4.
Однажды Владимир Фридрихович возвращался из леса в свой вагончик, и почувствовал внутри себя странную боль. Сердце как-то мгновенно распухло, а потом стало уменьшатся в размерах, будто выходил воздух из надутого детского мячика. Перед глазами встала черная пелена, заколыхалась, как у пьяного под ногами земля, уходя косо в сторону. « Все! Схожу с орбиты. Бог не захотел мне помочь! Прав был Левин. Вот и не пережил я старика,- успел подумать он, и упал возле старой березы.»
Барс, ничуть не всполошившись, уселся рядом с хозяином и стал охранять его покой. Для него это было не внове. В последнее время хозяин, возвращаясь домой, редко в один прием одолевал путь, и часто устраивал отдых именно под этим деревом. Здесь всегда было прохладно, а после теплых летних дождей пахло банными вениками. Весной с этого дерева падали на землю большие мохнатые жуки, которых Барс терпеть не мог. У них были цепкие колючие лапы, ранившие собачий нос, а двойные крылья при взлете противно вибрировали, вызывая головную боль. Еще Барс не любил одуванчики, во множестве растущие вокруг дерева. Во время цветения они мазали нос желтой пудрой, от которой он долго чихал.
Обычно, немного отдохнув, хозяин веселел, и они отправлялись дальше. Но сегодня он лежал долго. Но и это не встревожило пса. Хозяин волен распоряжаться своим временем по собственному усмотрению. А то что дома ждет кастрюлька с костями –ничего страшного. Барс уже был мудрым, терпеливым псом, и не поднимал вой, как в молодости, при малейшем приступе голода.
Следом возвращались из леса шахтеры. Увидев беспомощно лежавшего доктора они пытались подойти к нему, но пес никого не подпустил к хозяину. Барса пытались отогнать дубиной, бросали ему куски хлеба, швыряли камни. От дубины только щепа летела, на еду пес не реагировал, камни причиняли ему боль, но, взвизгнув, пес лишь на краткое время отпрыгивал в сторону , а затем упорно возвращался на свой пост.
Люди тревожно переглянулись между собой. Стало ясно- этот зверюга скорее погубит своего хозяина, но не даст пальцем прикоснутся к нему.
- Он собаку эту из лагерей вывез. Немецкая овчарка. А там все псы лютые...
- Сам он тоже немец. Ссылку долго на севере отбывал. Как враг народа.
- Вот и погубят друг друга. Стрелять надо в этого дьявола. Где Приходько наш?
- Уже побежали за ним.
Приходько вызвал милицию, и местную «Скорую помощь». От больницы приехал сам Левин. Милиционер достал из кобуры пистолет, направил его на пса. Темно-яростные глаза Барса смотрели в дуло с прежним ожесточением.
Он готов был умереть за хозяина.
- Дяденька! Не убивайте собачку! – пропищала какая-то девчушка, прибежавшая из соседнего поселка.
- Молодой человек! Погодите применять оружие,- сказал Лев Давыдович.
Он осторожно, все время поглядывая на пса, стал приближаться к Цайхнеру. Потом сел рядом. Барс оскалил клыки, но потом спрятал их.
- Дурачок! Помнишь меня?- ласково сказал Левин.- Мы с тобой в гляделки играли. А ну давай еще раз сыграем.-И они опять уставились друг на друга. В этот раз пес не отводил взгляда. Этого времени было достаточно, чтобы взять Цайхнера за руку и прощупать пульс.
- Он живой!- крикнул старый кардиолог.- Надо срочно грузить его в машину. Время дорого!
Но едва шахтеры сделали шаг вперед, как Барс, успокоившийся было под гипнотическим взглядом Левина, опять превратился в разъяренного хищника.
-Делать нечего!- сказал Левин, поворачиваясь к милиционеру.- Носов? Подстрели его немного. Лучше в заднюю лапу. Болевого шока ему будет достаточно. Сможешь так?
- Сделаем , Лев Давыдович.
- Ну, валяй!
Раздался выстрел. Пес взвыл и кубарем отлетел в сторону. Он тотчас попытался было встать, но острая боль в прострелянной ноге свалила его навзничь, сделав совершенно беспомощным.
5.
Умер Владимир Фридрихович на вторые сутки. По мнению Левина, именно те несколько часов, которые пес украл у медицины, сыграли роковую роль.
Собаку в эти дни никто не видел.Только смотрителю морга, в котором лежал мертвый Цайхнер, однажды привиделись ночью чьи-то горящие фиолетовые глаза. Смотритель затряс головой, перекрестился и пошел пить неразведенный спирт. Это лежал пеподалеку от хозяина живой Барс. От теперь избегал встреч с людьми, жестоко страдал от полученой раны, но неустанно следил за новой судьбой хозяина, отмечая все его перемещения.
Хоронили Владимира Фридриховича шахтеры. Кладбище располагалось далеко за городом, почти в лесу. У шахтеров истекал срок командировки, и они готовились к отъезду домой.
С тусклого неба накрыпывал липкий холодный дождь, просвет горизонта был сужен, как тоннель. Печальные лица, печальная погода, печальная процедура! Здесь на кладбище , где были зарыты целые миры, вовсю тешилась смерть, собирая свой богатый урожай.
Приходько, угрюмый, постаревший, чувствуя свою вину перед этим человеком, хотел что-то сказать, но даже у него, опытного оратора, ничего не получилось. Он махнул рукой, пригладил свои вислые усы, и отошел в сторону.
Был на похоронах и Левин.
- Если поймате эту собаку- привидите ее ко мне.- сказал он о Барсе.- Я одинокий человек, и хочу чтобы рядом со мной билось хоть одно преданное сердце.
С тем и разошлись.
Вечером к могиле хозяина приполз Барс. Он еще не оправился от раны, и был очень слаб. Пес уткнулся мордой в свежую могилу, приник к земле и затих.
За эти дни он обследовал все места, где они бывали прежде. Всюду следы хозяина терялись. На всей земле теперь оставался этот холмик земли, где он еще чувствовал связь со своим божеством. И он стал он охранять эту могилу. Одно раздражало пса- с каждым днем запах ослабевал, хозяин точно уходил куда-то, сливаясь с запахами окружающего мира.
Осенью в эти края забежала неведомо из каких мест большая, хорошо организованная , удачливая стая волков.
Под предводительством мудрого вожака они быстро очистили округу от зайцев, лис, бродячих собак и кошек. Больше дичи не было, и вожак отдал приказ о переброске в другой район.
Один молодой волк из стаи, претендующий на лидерство, обнаружил на кладбище крупную одинокую собаку, прильнувшую к одной из могил. Он сразу бросился на нее, желая испытать свои силы, но получив жестокий отпор, стыдливо отступился.
В следующую ночь, глухую, до жути непроницаемую, вожак подвел к этому месту всю стаю. Он решил еще раз продемонстрировать, что не зря является главарем, и сомневаться в его лидерстве еще рано.
Пес продолжал лежать у могилы. Из-под земли шли родные запахи. Они были уже почти неосязаемы даже для собачьего носа. Пес тосковал, приходя в смятение. Если хозяин совсем уйдет от него – нет смысла жить дальше.
Вожак стаи изготовился к решительному броску. Он умел это делать, как никто другой из его окружения. Но днем кто-то посещал соседнюю могилу и оставил зажженную свечу. Крохотный язычек пламени, защищенный от ветра, метался в стекляной баночке, отбрасывая вокруг причудливые тени от крестов. Волки, да и вообще все хищники боятся любого открытого огня, поэтому вожак ждал, пока свеча догорит.
Барс уже видел в темноте горящие глаза стаи. Звериный инстинкт подсказал ему, что в этот раз перед ним существа более опасные, чем люди. И он решил умереть не как жалкая, покорная тявка, а как гордый несломленный зверь. Пусть хозяин, покидая этот мир, увидит в последний раз его отвагу и преданность.
Он собрал оставшиеся силы и, превратившись в комок мускулов, первым бросился на главаря...
В эту ночь плохо спалось старому Левину. Едва дождавшись рассвета, он погнал свою старенькую машину на кладбище. У могилы Цайхнера было пусто. И только в стороне сырая земля была густо утоптана отпечатками волчьих лап. В траве валялись клочки темной, с белыми крапинами шерсти.
- Прости, звереныш!- сказал старый врач.- Не успел я тебя спасти. Мне б догадаться сразу...
Он снял шляпу и поклонился. Могиле Цайхнера и месту гибели пса.
Конец.