К стыду, не могу повторить известное же признание: «Любите ли вы театр, как люблю его я?».
Виновен, позор, shame on me, как я смог! Только не бейте кулаками рук и ног. Попробую сумбурно объясниться.
Помните:
«Мсье, дам! Бега открыты! Не виданная нигде в мире русская придворная игра! Тараканьи бега! Курс де кафар! Ламюземан префере де ла дефянт эмператрис рюсс! [Courses de cafards! L`amusement prefere de la defiante Imperatrice russe! (фр.)] Корсо дель пьятелла! Рейс оф кок-рочс! [Corso del piatella! Races of cock-roaches! (ит., англ.)]» © М.Булгаков «Бег»
А это, незабываемое, и, главное, увы, нестареющее (и, каюсь, не прошу прощения за длинную цитату):
«Это вот что: если я, вместо того, чтобы оперировать каждый вечер, начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха. Если я, входя в уборную, начну, извините за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать зина и Дарья Петровна, в уборной начнется разруха.
Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах. Значит, когда эти баритоны кричат "бей разруху!" - Я смеюсь. (Лицо Филиппа Филипповича перекосило так, что тяпнутый открыл рот).
Клянусь вам, мне смешно! Это означает, что каждый из них должен лупить себя по затылку! И вот, когда он вылупит из себя всякие галлюцинации и займется чисткой сараев - прямым своим делом, - разруха исчезнет сама собой. Двум богам служить нельзя! Невозможно в одно время подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то испанских оборванцев! Это никому не удается, доктор, и тем более - людям, которые, вообще отстав в развитии от европейцев лет на 200, до сих пор еще не совсем уверенно застегивают свои собственные штаны!» © «Собачье сердце»
Позволю себе небольшой экскурс.
Лет пятнадцать назад меня охватило острое желание охотно прильнуть к театральной жизни Киева. Решил – посмотрю новые спектакли, да и новые театры проведаю.
Посмотрел афиши и умилился. Что ни новый театр – так минимум Шекспир, что ни премьера, то не менее, чем Достоевский или Булгаков. Чего уж там, падать – так с коня, пить – так сами понимаете, что. «А не замахнуться ли нам на Вильяма нашего, Шекспира". © «Берегись автомобиля»
Помню, посетил премьеру одного из «новых» театров. Давали – вы правильно предположили – некую вещь под узнаваемым названием «Настасья Филипповна».
Театр (пардон, зал Дома культуры авиазавода) не был полон, и ложи не блистали (по причине наличия отсутствия их). Увидел свободные места в первых рядах, сел и приготовился внимать перипетиям князя с неприличным для аристократа определением.
На сцене – сложная декорация из подручных средств, зачем-то эшафот с муляжом фигуры обреченного в мешковине. По причине, видимо, нехватки сценического пространства – по бокам эшафота – две небольшие приступочки с веселенькими подушками из мягкого гарнитура мебели из дворца фабрики имени мебельного ширпотреба (запомним это!).
Начали, как полагается, с середины, ни здрасьте – ни до свидания.
Гурьба людей в костюмах 19-го века носилась по сцене, выкрикивая тексты. Настасью Филипповну изображала, приглашенная в расчете на отсутствующий аншлаг, известная в те времена Светлана Коркошко.
Вы может в двух словах пересказать содержание романа «Идиот»? А в трех?
Отож.
Отдавшись причудливой воле режиссера сего действа, я просто созерцал все происходящее, как некое шоу. Вдруг на сцене появился Рогожин в полосатой пижаме каторжника. Оглушая изумленную публику формулировками, полез на эшафот (вот она гениальная придумка местного инсценировщика!). Там он почему-то (устал, видно) решил прилечь на одну из узких мягких подушек сбоку (вспомнили гарнитурчик?).
Но земля властно напомнила болезному о притяжении, и он, не удержавшись на спальной полке, полетел вниз, сопровождая процесс известным словом на вторую букву алфавита.
В зале никто не смеялся, считая это скрытым посылом режиссера о позорном морально-этическом падении персонажа. Зато мне вспомнились нежные строки Юлиана Тувима, относящиеся, правда, к оперетте, но вполне уместные и к этому, не побоюсь, действу:
«Велики и неисчислимы мерзости сценического зрелища, именуемого опереттой. Нищета идиотского шаблона, тошнотворной сентиментальности, дешевой разнузданности, убийственных шуточек, хамство "безумной роскоши", бездонная черная тоска извечных ситуаций, банальность унылых "эффектов" - весь этот протухший торт, начиненный мелодраматическими сладостями, политый приторными сливками, каким-то кремом с малиновым сиропом, то бишь "мотивчиками", все это неприличие, сладострастно облизываемое кретинами из партера и мелобандитами с галерки, весь этот театральный организм, именуемый опереттой, должен быть, наконец, пнут в соответствующее место столь основательно, чтобы все в нем перевернулось.»
Ушел я, не обливаясь слезами умиления, но дав себе обещание не изнуряться более бесстрашными «новыми» классикоборцами.
И вот читаю: «В Театре на Малой Бронной - премьера спектакля «Hot Dog» по роману «Собачье сердце».
"... на предпремьерном прогоне зрители были крайне удивлены, обнаружив на сцене вместо кобеля Шарика, из которого профессор Преображенский делал нового человека, суку. На сцену режиссер вывел живую собаку."
Товарищи дорогие, причем здесь хот-дог?
А, пардон, сука – причем?
Финишируем словами уважаемого и любимого мною Феликса Кривина:
«Не волнуйтесь. Главное, знать, что чем заменяется, и тогда в нашем городе ориентироваться совсем просто. Например, вы хотите пойти в театр, но вместо театра у нас стадион, а вместо стадиона больница.»
Дамы и господа, доколе? Оставьте «Собачье сердце» в покое, вам хочется хот-догов – в макдональдсе их есть по самое не хочу.
Есть же стадионы, а, в крайнем уже случае, ну, в самом уже – больница, разруху полечить.
.............................
2005 г.
