Пьянящий аромат магнолий.
И - сладкая на вкус измена,
и – запах сыроватый крови.
По парку ты легко проходишь,
однако, есть одна поправка:
ко страсти, что ты здесь находишь,
твой брак – надёжная удавка.
Безумная любовь бывает
чернее южной терпкой ночи,
и всё былое убивает,
и гаснут на рассвете очи.
Уж – новый день, уж ты – другая,
сор лепестков взметает ветер,
к камням скорузлым прибивает
и небесам за всё ответил.
Холодным равнодушным взглядом
касаешься беседки лона,
где ты была с несчастным рядом,
вдыхая запахи бутона.
Так, всё прошедшее уходит,
вместо него – воспоминанья,
лишь аромат по парку бродит,
магнолий тонкое дыханье.
Ты – замужем и уезжаешь,
ждут Петербург, премьера, танцы.
И экипаж твой провожают
цветы фарфоровые в глянце.
А он, студент, стоит, растерян,
он ничего не понимает,
подкрадется к беседке зверем
и по ночам у ей рыдает.
Уже мамаша не в восторге
от шалопутной связи сына,
с досады к наказанью, порке
садовника приговорила.
Бежать, бежать за ней скорее,
пусть даже без благословенья,
невыносимо ждать, жалея,
и в муках упражнять терпенье.
О, Петербург, театр и, что же,
он – на свидании с любимой:
таиться в отдалённой ложе,
следить за прима-балериной.
Она танцует «па», удавка
затягивает горло туже:
цветы, поклонники и давка,
и револьвер уже не нужен.
Потом весёлая и - с мужем
мелькнёт ещё раз пред очами,
и он потупит взор послушно,
терзаем тёмными ночами.
Родные молча отвернулись,
то не молчание - проклятье,
и в Петербург к нему вернулись
тоски душевные объятья.
И он, накинув спешно платье,
бежит в кабак на угол Мойки,
и о, дешёвое занятье,
найти таких же в час попойки.
Средь равных и себе подобных,
среди бутылок, состраданья,
среди глаз несчастных и голодных
топтать бесплодные желанья.
20 января 2010 г.
С-Петербург