«Советская литература. Краткий курс» Д. Быкова (Эссе)

Можно по-разному относиться к Дмитрию Быкову как к оппозиционному журналисту и поэту. Лично мне его политические опыты (как публицистические, так и стихотворные) не слишком интересны. Однако он кажется мне глубоким, ярким  филологом, педагогом, лектором.
И вот недавно попалась в руки его книга о советской литературе (что-то вроде сборника эссе о писателях той эпохи). Думал – обычный учебник, будет скучно. Но, вы знаете, прочитал на одном дыхании. Весьма увлекательная вещь.  Сам автор объясняет необходимость появления этого курса лекций  так: «История советской литературы — полная, свободная от идеологических клише, включающая портреты запрещенных или загубленных авторов, — до сих пор не написана и вряд ли появится в ближайшее время». Это первая, быть может, попытка. Впрочем, Д. Быков, говоря об авторах далекой для нас поры, сам иногда делает выводы и обобщения, носящие ярко выраженный идеологический характер (он ведь тоже человек).
Отмечу, что не все эссе одинаково сильны, кое-где поверхностны, часто написаны широкими мазками. Допускает автор порой неаргументированные высказывания, не всегда приводит факты – одним словом, бывает эмоционален и субъективен. Также не совсем ясно, зачем так подробно и увлеченно говорить о писателях не слишком талантливых, а порой – не талантливых вовсе. Чтоб не забыли? Работа на контрасте? Я имею в виду Федора Парфенова, слабый роман (плод коллективного творчества) «Большие пожары», Юлиана Семенова, Константина Федина, Анатолия  Луначарского, Веру Панову и, простите, Эдуарда Асадова. Необходимо учитывать, что за бортом исследования остались другие, более достойные, более сильные писатели (тоже, может быть, запрещенные или загубленные): Мандельштам, Гумилев, Бродский, например.    
Однако стиль изложения, манера подачи материала всегда безукоризненны. Огромное удовольствие я получил от прочтения глав, посвященных М. Горькому, И. Бабелю, А. Грину, Б. Слуцкому. Совершенно потрясли рассуждения о творчестве Стругацких, Ахмадуллиной, Есенина. На многое давно знакомое я посмотрел по-другому, сместил приоритеты, изменил оценки. И это, безусловно, очень важно. У Быкова получился диалог с читателем, он заставляет задуматься, уйти от привычных, сформированных еще школой шаблонов и стереотипов.
Не могу не сказать о главе «Телегия» (название-то какое обидное: элегию запряг в телегу), посвященной деревенской прозе. Эта глава вызвала у меня чувства негодования и горечи. Как можно назвать русское почвенничество антикультурным проектом, прочитав книги В. Белова, В. Шукшина, В. Распутина и блестящего В. Астафьева? Последнего я считаю гениальным автором (может быть, потому, что он написал о такой деревне, которую помню и знаю я, и написал так, как я сам мечтал написать).
Но даже в этом вижу плюс книги. Она оставляет пространство для дискуссии, обмена мнениями, острой полемики.  Поражает эрудиция, широта кругозора, многоплановость оценок.
Заканчивается «Курс» статьей о массовой советской литературе. Эта глава пропитана тоской по советскому прошлому. «Речь не о том, - пишет автор об СССР, - что такое устройство хрупко и недолговечно, зависит от нефтяных цен и международной конъюнктуры, растлевает собственных граждан молчанием и дурманит водкой, — но о том, что именно умеренный застой (до перехода в маразм) лучше всего соответствует особенностям российской истории». Как известно, Д. Быкова часто упрекают его же соратники в симпатиях к «совку» и даже к Ленину-Сталину. Что ж, это позиция автора. И она вполне объяснима: «Что пройдет, то будет мило».
Автор делает смелые заявления, он тверд в убеждениях (генеральная линия прослеживается во всех работах), афористичен. Очень точно, по-моему, описано духовное состояние того и современного российского общества (средний класс): «Обыватель, безусловно, верит — но не в Бога, а в Алана Чумака или в сионских мудрецов; он, безусловно, практикует что-то духовное — но вместо богословия у него магия, эзотерика, йога… Россия в семидесятые была (и во многом осталась до сих пор) «страной победившего оккультизма», по формуле Андрея Кураева, и Пелевин в эссе «Зомбификация» блестяще объяснил это явление. Бульдозер, разгребая почву под собой, проваливается все глубже; так Россия, борясь с православием, обречена была провалиться в пещерные верования».
И еще одна цитата: «Основа истории, ее главный двигатель — по крайней мере в России, где все убеждения иллюзорны, а материальные факторы традиционно вторичны, — заключается не в борьбе бедных и богатых, левых и правых, а в противостоянии простоты и сложности, системы и энтропии, ума и глупости». О чем, по мнению автора, и должна быть настоящая литература.