- Коль! Иди сюда, - вдруг позвала она.
- Ксюш, я читаю.
- Иди же, скажу чего.
Коля встал в проёме двери, высокий, широкоплечий. Верандочка враз сделалась меньше. Ксюша в ней, как в шкатулке.
- Ну?
- Коль, я беременная.
- Да ну! – расплылся Коля в придурковатой улыбке.
- Точно!
- А чё не радуешься?
Коля подошёл к жене, присел перед ней на корточки, обнял за талию и голову на белые колени положил.
- От другого я беременная.
Коля как будто не услышал, голову не поднял, с места не двинулся.
- От Васьки Михальченко. Помнишь, ты к матери за картошкой поехал, а я чаю захотела попить, включила электрический чайник, а он как щёлкнет! - и пробки выбило. Я на лестницу, там тоже темно. Наощупь до соседней двери добралась, позвонила. Васька вышел с фонарём. Ну подправил там чё-то в щитке, свет загорелся. Спрашивает, мол, Колька дома? Нет, говорю. А он давай меня обнимать и целовать, чуть не задушил. Я от него вырвалась и в квартиру, он за мной. Догнал, на пол повалил. Поборолись мы немного, а потом и случилось.
- Зачем ты мне это рассказываешь? – глухо спросил муж.
- Чтоб знал, что ребёнок не твой.
- Как определила, чей?
- Посчитала. А когда ты от матери вернулся, у нас целую неделю секса не было. Значит, от Васьки.
- Сволочь!
- Да ладно, чё уж теперь.
Коля поднял голову, всмотрелся в жену.
- Ты дура или прикидываешься?
Лицо его помрачнело, губы сузились, взгляд похолодел.
- Коль, ты чё?
Он резко отшатнулся от неё, выпрямился во весь рост и направился к двери. Переступая через порог, оглянулся в полоборота и обронил:
- Аборт сделаешь. Поняла?
***
Ксюша бредила ребёнком, а с Колей зачать не получалось. Пятый год жили вместе и всё бездетно. Муж не любил обсуждать этот вопрос. Тут Васька подвернулся, вот Ксюша и рискнула. Зачем мужу рассказала? – сама удивляется. Сегодня ей назначено на аборт. Знаменитый ленинградский абортарий на улице Комсомола ждал её, как дракон-людоед очередную жертву от подвластного ему народа. Идти не хотелось. В ней всё упрямилось и стонало.
Она уже свыклась с состоянием беременности. Ладони прикладывала к животу, гладила его. Ещё ничего не было ощутимо, но знание, что в ней растёт новый человек, наполняло её необычным волнением. «Люди счастья ищут и не находят, а я обрела и теперь иду убивать его». Ксюша присела на диван, горестно скрестив на груди руки. Неужели она не может ослушаться мужа ради жизни ребёнка? – прошмыгнула мысль-партизанка. Пусть лучше она будет плохой женой, чем матерью-убийцей, пусть лучше она станет брошенкой, чем откажется от ребёнка, пусть она будет есть один хлеб, но выкормит своего детёныша!
Странное спокойствие окутало её. Не было обиды на Колю, не жалела она и не сокрушалась об измене. Не изводила себя виной, не терзалась раскаянием. Аборт ни в какую не хотела делать. Котёнка не смогла бы утопить, а тут дитё живое. Пусть микроскопическое - головастик с хвостиком, но живой же! Ксюше сделалось смешно. Она рассмеялась и подумала, что обязательно найдёт в себе силы прожить одна и воспитать ребёнка.
Ксюша стащила с антресолей большой чемодан и стала собирать свои вещи. Она решила поехать на дачу, там можно жить. А работать устроится в детский санаторий нянечкой, будет мыть полы и за детьми горшки выносить. Быстро выдвинула ящик в шкафу, достала оттуда незаполненную трудовую книжку, диплом педагога, свидетельство о рождении и паспорт.
***
- Тёть Тась! Откройте! – Ксюша упёрлась животом в дверь, приложила ухо к дощатому дверному полотну. Тихо. Снова застучала дробно костяшками пальцев.
Наконец, послышалось шарканье, загремел засов, звякнули ключи.
- Ксюшка, ты чё ли?
- Тёть Тась, кажется воды отошли.
- Осспади Исусе Христе! Не могла раньши с водами-то?
- Они же не спрашивают. Вытекло с полчаса назад. Лилось, как из брандспойта.
- Чего?
- Как из пожарного рукава, говорю.
- Слова-то каки знаить! Давай звонить скорее!
Пока тётя Тася искала в блокноте номер неотложной помощи, Ксюша села на стул, широко расставив ноги и обхватив руками низ огромного живота. Уже несколько месяцев жила она боями своих детей. То, что в животе было больше одного ребёнка, определила она почти сразу, как только начались движения. С тех пор тело её не знало покоя. Ксюша ощущала себя улиткой наоборот. Та носит дом на спине, а Ксюша - на животе. Причём дом, полный озорных обитателей.
Она каждый день мыла полы в санатории, но уже медленнее и не так чисто. Работа давалась ей трудно. Ксюша стала нерасторопной, и всё чаще словом сочувствия поминала толстых – как им, батюшки мои, тяжко наклоняться, ходить и, тем более, бегать. Живот увеличился непомерно и получил...
