Старик, одетый в серый плащ и брюки, обутый в серые же ботинки, брёл по раскалённым пескам, не без насмешки провожая особо крупное перекати-поле долгим взглядом тёмных глаз. Он шёл прочь от того места, что было ему домом пять лет, а грешной жизни и вовсе не счесть, сами местные жители уже не знали, когда пришёл сюда первый человек и начал строить тут города с сёлами, а после решил потонуть в пучине греха. Странник без устали учил их праведности и рассказывал им, как должно жить, дабы избежать рока, той жестокой участи, что необратимо погубила его родной край уже двадцать пять лет тому назад. Он шёл от палящей пустыни тогда, увидев бесполезность попыток возродить Северный Камаан, и направился севернее, где степь ещё не стала жгучей пустыней, и где можно ещё вырастить сильное поколение праведников вроде друзей и соратников самого старого странника.
Увы, его долгие и подробные рассказы о тех днях не приняли всерьёз, думая, что согбенный и старый дедушка просто уже не в здравом рассудке или же рассказывает страшные сказки для поднятия собственного авторитета в глазах молодёжи. Отделались от него скромной наградой в тысячу обсидиановых монет, от чего он тоже грустил, так как такую сумму он получал в бытность смотрителем священной библиотеки за каждые десять дней. Его рассказы о правильной жизни тоже никто так и не понял по-настоящему, все так и предпочли остаться в невежественном разгуле и выращивании дурманящих трав для себя и скота, после которых буянили и веселились каждую ночь и шли в бессмысленные походы на соседей с бойней в итоге. И вот, неумолимая пустыня заслуженно поглотила и эти грешные края, чему сам старик, которого звали Бен Ганн, был несказанно рад. Грех всегда приводит единственно к бессмысленному вырождению и гибели, что кочевой народ Высоких Голтенов прямо год назад и продемонстрировал, к угрюмому торжеству старого праведника. Но, всё равно, он втайне истово прослезился из-за явной неспособности многих людей быть свободными от излишеств и греха. Это было то, что очень огорчало старца больше всего остального.
Почему, почему люди витают в лабиринте греха, им же и созданном, не видят ли они разве, что кровь и грех рождают лишь кровь и грех, а все блага, что добыты ими, приносят снова лишь страдания и опустошение соблазнённым ими или просто воспользовавшимися с умыслом? Или понимают, но надеются в безумии, что избегнут той ужасной участи с показательным итогом? Разве неясно любому уму, что быть праведным намного лучше, чем грешить без пути и смысла? Спрашивал всё это снова и снова, и не находил ответа праведный странник, ибо понимал, что умеренность без излишеств единственно правильна, а главное в жизни это крепость народа и богатство его разума.
А библиотеки, которыми он заведовал ещё в Западном Камаане, поведали ещё молодому на тот момент Сыну Ганна о более древних и технически более развитых временах, распущенных и ужасно лицемерных. Как и предполагалось, это приносило хвори, одна другой хуже, в том числе и врождённых, а употребление ядов для мрачных иллюзий только передавало это вырождение следующим поколениям. К счастью, кончились эти мерзкие эпохи страшным ударом огненной стрелы с неба, от которого пять тысяч лет как на сто километров южнее самого Камаана стоит сплошная и круглая цепь гладких гор размером с бывший Южный Камаан. Собственно, разрушившись, часть этих гор и пустила на родину Бен Ганна страшные суховеи с Южных Пустынь, покрывавших все южные земли и рождающие смертоносные поветрия с суховеями. Камаан обезлюдел за тридцать лет совсем, ибо все мелкие реки высохли, а жар валил всё живое хуже нашествия врагов и недугов вместе взятых, что страшной болью терзало праведника. Та же смерть убила Ярат и ещё тридцать стран помельче, не меньше пятидесяти народов пали жертвой пустыни. Все их свершения навеки были уничтожены стихией и собственной неумеренностью. Но не теперь, не сейчас, постоянно твердил Бен Ганн, это не повторится никогда больше. Праведник обязан любой ценой спасти свой народ и, что намного важнее, истинную мудрость, от страшного конца. Это на всю жизнь стало его миссией, всё это навсегда и во всей полноте было усвоено, когда в бытность юным праведник по традиции навсегда отрёкся от собственного имени, и теперь он мог представляться лишь по имени своего отца как "сын Ганна", то есть, Бен Ганн.
Три положенных после проповеди года он жил бедным отшельником в этой пустыне около маленького оазиса и не разговаривал ни с одним человеком. И вот, идя снова по ставшими родными просторам, он увидел караван верблюдов с жилистыми людьми, немедля направившись к ним.
Глава 1
Ранним утром, зябко поёжившись, молодой человек встал с соломы в глинобитной избушке и пошёл в город Песов, надев куртку из плетёной травы с добавлением специй и продымлённую во избежание гниения после очередного дождя. Он взял с собой немногие полосатые раковины, которые у него были после покупки снадобий для больного Проклятьем Паука брата, и пошёл за специями с редкими лакомствами. По дороге он поймал в ловчую коробочку с молотыми ягодами пять крупных, как вымершие ещё в детстве парня мыши, золотистых жуков и с удовольствием зажарил их. Золотистые панцири он оставил сушиться для дальнейшего изготовления недорогих бус и прочих украшений, коими торговал в своём селе и чем имел свой скромный заработок уже десять лет со времён смерти его родителей в бою с лесовиками.
Вздохнув, Уар добрался до города и сразу же увидел несчастье - Проклятье Паука без всякой пощады убило одетую в походное платье молодую женщину вместе с ребёнком, которого она ещё носила в себе. Страж порядка в черной одежде с жёлтыми браслетами на руках уже был на месте и уже что-то писал лезвием на обычной берёзовой табличке, на таких табличках все граждане Ярата делали заметки и записывали покупки, и пр. Его скучающий вид показывал, что несчастная была не первая даже сегодня, эта страшная болезнь поражала горожан, одного за другим, через купцов, ехавших с юга на своих верблюдах. Купив все необходимое, Уар пошёл по краю города и добрался до лавочки с лакомствами, где сразу же закусил дорогим и давно ставшим редким домашним вороном, приобрёл два внушительных мешочка пряностей и четыре небольших связки сушёных фруктов с западных стран, которые всегда продавали всему миру сушёную рыбу и приобретала в Ярате обильные пряности с комками лечебной паутины, пять из которых лежали в кармане сумки самого парня. Он в своё время нагрел руки на продаже паутины, но после этот рынок сузили, и он остался тогда не у дел. И вот теперь он пошёл домой, прочь из шумного города в родную деревню, увидев по дороге, как страж порядка поймал очередного купца с настрого запрещённой для продажи белой пряностью под названием Радость Птиц и убил по закону Ярата при всех честных людях.
* * *
В том же городе, в трёхэтажной библиотеке и больнице с дюжиной лекарей по совместительству, в окно случайно выглянул сорокалетний мудрец по имени Ы-рол, которого привлекла свалка по поводу обыска купцов. Он понимал, что с болезнью, которую они незаметно и ненамеренно приносят, явно что-то не так. Сами купцы были немногословны, от них мало что можно было узнать, но мудрец имел право осмотреть убитых и их вещи, в итоге он вышел на улицу и в присутствии стража порядка принялся за свою работу. Он обыскал всё, убитый купец имел при себе ту же вещь, что и прочие приехавшие с болезнью - это были нанизанные на прочную нитку в форму бус мелкие серо-чёрные с красными пятнами раковины лесных улиток, которые были смертельно ядовиты просто после прикосновения к их скользкому брюху или усикам. Сам мудрей не касался раковин или нити, с помощью короткого бамбукового ножа и щипцов из бамбука же снял бусы и положил их в свою котомку. Страж порядка поморщился от изысканий мудреца, но ничего не сказал, мудреца не то, что обидеть, трогать даже лишний раз, в Ярате по закону нельзя, ибо веками принято, что их мудрость помогает народу, что было чистой правдой, и сам Ы-рол был мудрецом хоть куда. Ему поручили понять причину новой смертоносной болезни, и он не мог это дело провалить, в противном случае его бы казнили позором и ядовитой стрелой в сердце, как неудачливого воина или бежавшего с поля боя градоначальника, что не было желательным концом для любого человека.
Пока она поражала купцов и всех, кто с ними общался, но не было никаких сведений о том, что её вызывало, и откуда именно она появилась. Раковины могли дать ключ к этому, потому немолодой мудрец месяц как ставил опыт с письменного разрешения немолодого градоначальника города Песов, и с новыми бусами сразу отправился на место казни, где отдал их приговорённому к смерти за бесчестие в бою. Как он и рассчитывал, здоровый ранее человек быстро умер от Проклятья Паука, загадка была разгадана, сам мудрец не касался бус голыми руками, только палкой, отчего и не заболел сам. Рассказав всё это градоначальнику и записав новую мудрость на положенных для этого случая алых письменных досках, мудрец получил положенные ему три тысячи обсидиановых монет и право утвердить новый способ казни преступников. Теперь этих улиток выращивали намеренно и применяли их ядовитую кровь для карающих и боевых стрел, и ножей тоже, ведь противоядия от этой малоподвижной смерти так никто и не нашёл, а в малой дозе эта отрава лечила буйное безумие. За открытие этого Ы-рол получил не меньшую сумму, чем за разгадку причины Проклятья Паука. Купцам с Ярата, ехавшим на верблюдах на юг и запад для торговли с местными народами, отныне было запрещено привозить с собой таких улиток, за ношение бус из их раковин навсегда изгоняли из города сразу же.
Одного мудрец хотел больше всего на свете - выжечь лес на юге, который всё время рождал нечисть похуже тех улиток, среди которой самой страшной и жестокой были лесовики. Их настоящее название никому не было известно, ни один мудрец или воин после похода к ним не вернулся домой, даже посланный год назад отряд из полусотни отборных мужчин не вернулся, в лесу лежали только их еда и иногда деревянные доспехи. Участь самих людей навсегда оставалась тайной, лишь два раза удавалось убить лесовика и забрать его тело для осмотра и изучения. Они были ниже людей и более жилистыми, руки и шея немного длиннее человеческих, волосы брили, как и граждане Ярата, но оставляли косы на затылке, но их стремительная письменность с речью-скороговоркой всё никак не поддавались расшифровке. Двадцать мудрецов были, один за другим, жестоко и публично казнены за провал при выполнении данного поручения, среди этих несчастных был даже учитель самого Ы-рола. Это стало причиной жестоко ненавидеть сам лес и всю жизнь жаждать отомстить за предшественника, тем более, что некоторые странники говорили, что за тем лесом была пустошь, где гибло всё живое, и даже что лес сдерживал её от распространения на север. Но это не вызывало доверия, мудрец решил сам туда сходить, когда совсем отощает и состарится, и увидеть всё лично. А пока он подвёл алой светящейся в темноте краской красно-зелёную татуировку мудреца и пошёл праздновать успешно выполненное задание.
Глава 2
Уар вечером добрёл до дома в добром настроении со всем своим ценным грузом, среди которого был окорок ворона, чтобы угостить брата, но было уже поздно. Сам брат Уль лежал на постели мёртвым, с открытыми глазами и следом от дротика лесовика в шее. На полу темнела лужа крови, на которой было мелко и коряво написано что-то на поганом лесном наречии. Также на полу лежали светящиеся в темноте бусы из очень редких раковин, положенных для ношения лишь мудрецам, одевший их любой другой, даже градоначальник, жестоко наказывался посредством позора, искупаемого только в жестоком бою на войне или в налёте на опасных соседей.
Уар был вне себя от горя и ярости, он лучше других знал, в чём тут дело, и стремглав созвал всю деревню. Через два часа полный совет в лице двух старейшин приговорил пойти в бой на местных лесовиков, обнаглевших до налётов на деревни честных людей, и повесить их высушенные головы на забор каждого добытчика в доказательство его боевой храбрости. Уар первым записался воином, получив всё нужное оружие и начав караулить южный край села с луком и отравленными стрелами впридачу к связкам отравленных же дротиков и ножу. Вот им бы брат точно долго гордился, как и второй брат, ставший мудрецом и погибший от рук лесной нечисти в тех мрачных чащах.
Целый день все жители деревни от мала до велика готовили поле боя врагам: расставляли ловчие сети с привязанными острыми камнями, для камуфляжа немного присыпая их травой и землёй, вырыли пять глубоких ям с целой тьмой бамбуковых и отравленных кольев на дне и стенках оных, заботливо прикрыв всё это хозяйство ветками и кустарником. О брёвнах с кольями на них, натянутыми на деревья, и говорить было нечего, на каждой толстой ветке была лестница, по которой на деревья забрались лучники. Лесовики явно знали, кем приходился погибший мудрец бедному парню, значит, они прекрасно понимали жизнь людей, так сказал бы и сам мудрец Уат, будь он жив, но он увидел, что лесовики делали с попавшими к ним в плен людьми, точнее, в засаду, ещё никто из людей Ярата не видел этого дважды. Это-то и переполнило чашу терпения людей, раз и навсегда решивших уничтожить своих врагов.
* * *
- Варвары снова готовятся стать нашей едой! - доложил разведчик Лесных Летунов, сидевший незаметно на большом раскидистом тополе и без всякого шума стрелявшего мелкими стрелами с прикреплёнными посланиями прячущимся в засаде соплеменникам.
Выборный командир лесного воинства, доказавший на практике свою удаль в боях и ум в планировании нападений, прочитал всё внимательно, так как разведчик кинул людям с севера приманку, все братья и соплеменники погибшего мудреца, как и было задумано, на следующий день после приготовления, по их мнению, боевого лагеря, сразу и глупо попадутся в уже готовую западню, ожидая нападения на их никому не нужное село. План лесного народа, частью которого было уничтожать людей с севера, был простым - никогда не дать им даже пройти через ошибочно кажущийся им безраздельным лес, за которым были богатые народы, торговавшие с лесными жителями много чем полезным в обмен на ядовитых улиток и разные грибы, не растущие в любом другом месте мира. Не в самую последнюю очередь, очень долгими стараниями жестоких старейшин самих лесовиков обеспечивалась невозможность роста в других местах этих самых грибов.
Торговля поначалу едва не уничтожила сами леса, бывшие домом и первым местом появления первых лесовиков века назад, но позже стала гарантом их сохранения до сих пор. Леса эти стали узкой полосой в тридцать километров шириной и сотни в длину, они тщательно охранялись, любые чужаки гибли сразу после попадания туда, потому с южанами веками торговали на границе лесов и безразмерных южных степей, в степях лесовиков не жаловали, потому и они не особо покидали родные чащи. Но триста лет назад появились северные люди, хотевшие уничтожить их, чтобы тут же продолжить свои захватнические войны дальше на юг, что всем интересам самих лесовиков явно сильно противоречило, потому репутация демонов и адских зарослей, куда не следует ходить даже армиям, тщательно холилась и лелеялась. Это помогало, но теперь люди были настроены решительно, отчего и родился план снова эффектно подтвердить свою силу и запугать северян, спровоцировал их на бессмысленную войну, где люди явно проиграют, пав от тысяч отравленных стрел длинноруких воинов в маскировочной глине и сетках с листьями, и снова леса будут надёжно охраняться "демонами с того света" веками. Лесные командующие решили немедленно приступать к осуществлению плана защиты родины.
Глава 3
Пожилой мужчина шёл по лесу, ожидая встретить хоть кого-то, на кого можно было охотиться и съесть, зажарив на костре. Но никого не было, лесные дебри как будто бы опустошили намеренно, казалось ему, что мало отличалось от истины. Но его тревожила не безжизненность леса, куда он попал, спасаясь от зноя надвигающейся пустыни, а лежавший на траве человек в кожаной одежде при луке со стрелами в коченеющих руках, поза и фиолетово-багровая кожа на лице и шее несчастного свидетельствовала об отравлении ядом пятнистых улиток, как и характерные для этого сосновые иглы в шее и носу, на лице была татуировка. Житель был явно с севера, это было видно из-за бледности кожи и меха неизвестных нашедшему павшего воина зверей на воротнике, в противовес серым полотняным брюкам и ботинкам с простым плащом на плечах самого странника. Немало удивляло только отсутствие растительности на лице, даже брови были сбриты и заменены явно приклеенными смоляными украшениями в форме патластых красных щёток с острейшими щетинками, уши были с серьгами из той же самой смолы. К удивлению старика, человек слегка задвигался и произнёс сильно заплетающимся голосом следующую, неясную из-за иного наречия, фразу: "Беги! Я - Уар из окраин Ярата, беги же, безумец, пока не разделил мою участь!". Сразу же после этого молодой воин начал тихо и бессвязно ругаться и минуту спустя в слабых судорогах отошёл в мир смерти, изо рта и глаз сильно пошла кровь.
Немного постояв над умершим человеком, Бен Ганн ясно и неизбежно понял, что именно тут он нужен, остановить эту бойню и возродить праведность раз и навсегда. Воздав почести этому павшему воину, он решительно пошёл дальше, никем не замечаемым. Пока что никем.
* * *
Войска Ярата вернулось из лесов в жалком состоянии, лесная хворь, совсем не страшная лесовикам, потрепала их не меньше самого боя. Многие умирали за половину дня прямо в лесу от красных пятен и не излечимого почти ни одним лекарством жара. Треть больных воинов мудрецы сумели вылечить, но они всю оставшуюся жизнь были немощны и слабы. Лесовики погибли все до одного, навсегда прокляв напоследок все северные земли и всех их жителей вечной гибелью, армия Ярата была слишком большой, а изоляция не давала лесовикам об этом узнать. Они знали лишь жителей Южного Ярата, а вот про стремительно расползающуюся по северной тайге область Северного Ярата они знали мало и лишь по слухам, потому возможности его так и остались для них роковой тайной.
Управители и все до единого старейшины Ярата решили более не терпеть столь жестоких соседей и уничтожить их с их лесами раз и навсегда, чего лесовики тоже не учли из-за незнания людей и их новых возможностей. Они и сами-то были жестоко изгнаны в эту неширокую полосу леса века назад из восточного огромного леса более сильными лесными же сородичами, потому идти им теперь было некуда. На западе их полоса леса клином резко упиралась в обжитые людьми редколесья, а дальше них сразу же были песчаные края, а за ними - необъятные солончаковые пустыни, куда люди и лесовики изрядно боялись ходить, кроме как за солью. На восток и юг им тоже идти было нельзя, вот потому лесные жители и оказались заперты в чаще, где их настиг рок. Такой же рок настиг и живших к северу от Ярата в тайге простых лесных дикарей, бывших людьми и не трогавших яратцев, экспансия цивилизации не останавливалась на достигнутом, и поля с садами, окружавшими бесчисленные сёла и мелкие городки, заменяли редколесья и сами леса. Более того жителя Ярата теперь постоянно устраивали обходы лесов и всех окраин своих земель, чтобы найти всё, что можно изучить, а заодно и добивать в предупредительных целях всех оставшихся в живых лесовиков и разобраться прочими чужаками, с недобрыми целями оказавшимися там.
* * *
Вот по такому вымершему и опалённому факелами воинов лесу брёл, хромая от растяжения лодыжки и слабея от хорошо известной ему болезни, но без лекарств от неё, пожилой Бен Ганн. Жар уже почти пожирал его рассудок, отнимал силы и связность речи даже при молитвах. То немногое, что он запомнил перед впадением в долгое забытье, было воинство из людей вроде убитого лесными жителями Уара. Такие же лысые, очень высокие люди со сбритыми бровями, но один из них был с какими-то свитками в колчане вместо стрел и татуировкой красноногой сколопендры, светящейся в полумраке чащи зелёным, на левой щеке и второй такой же «сколопендрой» на лбу.
Глава 4
Ы-рол, мудрец в возрасте уже сорока лет, ещё не лечил ни одного человека от столь жестокого недуга, как этот, поражавший бывших в лесу воинов, а теперь и странного южанина, которого еле-еле сумел выходить. Даже черничная настойка, которую он вливал в язвы на лице и руках старика, очень слабо помогала им затягиваться. Все паутинные лекарства и яды синих пчёл медленно помогали человеку вернуться к жизни, хотя он яростно бредил и явно был не в себе, его серый плащ обращался в прах прямо под руками, как и прочая одежда, совсем как крошились в руках кожаные ремни и доспехи яратских воинов, поражённых лесным недугом. Волосы на лице и голове казались мудрецу просто дикостью, как у недостойных дикарей севера и воинов-лесовиков с их ритуальной «звездой» из многочисленных тонких шрамов на лбу и пятью просмолёнными косами на затылке. Но ни у кого из них не было в сумке такой письменности и языка, похожего на крючки и петли с мелкими чёрточками, все северяне говорили на медленном языке и писали слогами или просто рисунками. А тут значки были столь малы и находились так близко друг к другу, что понять что-либо из написанного было положительно нельзя. Да самая большая белая доска для написания писем не вместила бы и трети написанного на рулонах выделанной кожи, сделай мудрец значки нормального размера, в палец каждый, а не меньше ногтя, как тут!
Через месяц человек пришёл в себя и немедленно заговорил, рассказав, кто он такой и откуда взялся, и что ему нужно. Оказывается, что язык и отчасти быт Южного Ярата был жителям Камаана худо-бедно понятен через долго учивших ему лесовиков, которым щедро платили за это купцы всех соседних южных народов. Мудрец был поражён и разъярён тем, что услышал, несколько раз уточнив детали. Оказывается, что всю лесную мерзость правильно уничтожили, она самым наглым образом закрывала Ярату доступ к южным соседям и доила их, как могла, да ещё и веками прикрывалась россказнями и мифами про монстров и демонов. Да узнай мы обо всём этом, сразу перебили бы их, не считаясь ни с чем, сожгли бы дочерна их поганые ядовитые леса к вящей радости всех и каждого!
За очнувшегося Бен Ганна взялись в столице плотно, тисками и иглами его не пытали, но обо всём расспрашивали очень жёстко и записывали всё-всё, пообещав ему ванну из тех чёрных улиток даже за непреднамеренную ложь. Бен Ганн не боялся этих угроз из-за их явной лживости, он-то понимал, что это его шанс принести правду и сюда, благо это народ ещё что-то понимает в мире и пытается его изучать, хотя и жестокость у этих людей за краем дозволенного. Они жадно слушали всё, что он рассказал о сокрытых доселе южных землях всё, что знал, рассказы тянулись неделями за которые праведник не только вылечился совсем, но и отъелся, кормили и поили его очень хорошо, в Камаане и то еды было меньше. Единственное, чему не поверили его дознаватели, это его пророчеству, что уничтожение леса уничтожит и поля Ярата через пару десятков лет. Непонятны были им и многие обычаи Камаана, правда о достойной жизни тоже была ими проигнорирована. Ничего, подумал Бен Ганн с обречённым выражением лица и глаз, вы увидите, когда всё сбудется, тогда вы поймёте всё!
За все эти тайны, взяться за которые боялся любой иной мудрец, Ы-рол получил награду Высшего Мудреца, а Бен Ганн был награждён тем, что стал его помощником - почти ни одного чужака, кроме двух северных учёных варваров век тому назад, не подводили к такому посту ранее. Что уж там, ему даже разрешили не менять имя, как делали все, становившиеся мудрецами и их помощниками. Сын Ганна учил мудрецов и языку Камаана, но не всё было ими правильно понято. Сам он ненавидел лишнюю и глупую жестокость жителей Ярата вроде одевания высушенных голов казнённых и убитых в бою на специальные штыри на заборах, хоть и убил год спустя при честных людях двух грабителей своим метровым бамбуковым ножом. Металлами-то, к усмешке праведника, Ярат так и не научился пользоваться, а полной технологии ковки и производства сложных металлических изделий он не располагал. Яратцы гневно отвергли и под страхом смерти запретили использовать это знание, чтобы больше не встретить огненную нечисть, которая, как говорила их история, при оглушающем вое и сильно трясущейся земле сожгла половину их края три века тому назад. Он-то знал, что это было, но им не сказал, суеверные злятся при несогласии с их догматами и начинают вести себя антиобщественно. Также его не понимали за желание отращивать бороду и усы, а на голове носить нелепый тканый горшок с круговым навесом от солнца, в котором он привык ходить годами по жаркой пустыне, раз-два сочли сумасшедшим, еле удалось сослаться на традиции Камаана, над которыми немало народа просто посмеивалось с непривычки. Также он немало ощущал прохладу по утрам и днём даже летом, но к ней он быстро привык из-за того, что привычные для праведника ночи в пустыне были тоже очень холодными. Но вскоре Бен Ганн исчез без следа, лишь кто-то ночью видел бредущего прочь старика с большой сумкой прямо в вырубаемый южный лес. С тех пор его все стали считать сумасшедшим и наказали принести его в жертву при первом же появлении в Ярате, также Ы-рол еле-еле не был казнён за побег своего старого помощника и был вместо наказания стрелами отправлен в пожизненное отшельничество в Светлые Леса в центре Ярата за свои прошлые заслуги. Там он и прожил всю оставшуюся жизнь до шестидесяти пяти лет спокойно, вдали от шумных городов, но его слава не померкла при всём этом. Его чтили и обращались за помощью, принося дары, достойные его прежнего положения, пока он не умер от старости у реки в пятьдесят лет.
* * *
Пророчества старого странника сбылись в точности. Самая низкая в любом обществе прослойка - аристократия - стала использовать южный лес для охоты, а потом просто для вырубки из мести погибшим лесовикам. Из деревьев делали поделки и дорогую мебель, а кустами и ветками топили ставшие популярными камины в больших домах воинов, всех градоначальников и мудрецов. Даже верховный старейшина никак не устоял перед соблазном и заказал себе стол из самого большого дуба во всём южном лесу, за которым и ел, и созывал совет старейшин по любому поводу, при этом слуги обязательно топили огромные печки.
Всё это привело к тому, что страшные пустынные пески и суховеи, и ранее больно ранившими южный край бывших владений лесовиков, не давали молодым росткам расти, высушивая кусты и ручьи, жажды убивала птиц и зверей, а после вырубки большей части леса всё чаще поражала засуха и неурожаи. Болезнь леса погибла вместе с ним, диких чёрных улиток для снабжения чужаков тоже больше не было, грибы лесовиков тоже больше не могли расти в природе и стали монополией садовников при градоначальниках.
Так как торговля между лесовиками и южанами естественным образом кончилась, то они на совете своих молодых вождей решили пойти на север войной и захватить там всё, до чего руки только дотянутся. Но их противником оказался только очень ослабленный неурожаями, засухой и межплеменной торговой грызнёй Ярат, чья южная и северная части окончательно поссорились между собой после гражданской войны с убийством всех главных старейшин в столице, городе Песов. Заменой их послужила свора из намного более жестоких и молодых бывших помощников, что мира и единства стране никак не прибавило. Вожди народа Агрот, жестокие и дикие в бою, отправили на Ярат свои войска, чтобы опередить соседей и убить их всех в случае нежелания умно уступить земля Ярата самим агротцам.
Но повёл их туда и дал силу с правильно усвоенными знаниями старый советник и не раз доказавший опытом свои умения врач Крола, вождя Агрота, нашедший свой новый народ достойный Сын Ганна. Камаан и Алгор ранее были лучшими союзниками, праведники из Камаана принимались благосклонно и с огромными дарами за их мудрость и труды, ну и отчасти, из-за полезных умений и таланта лечить. К ним-то и пришёл старый отощавший странник, чтобы научить их главному - как жить правильно и не попадаться постоянно в недостойные лабиринты бессмысленных безумств, как попались намного более древние и вымершие из-за неправильной жизни народы. Лишь тогда он считал свой добровольный долг окончательно выполненным, не раньше. После безусловной победы над грешным краем он стал учить всех правде лишь с большим пылом, чем когда-либо, ибо теперь его слушали родственные ему жители пустыни, а не жестокие и обленившиеся от роскоши варвары, а практические навыки за десять лет подняли боевой дух Агрота выше, чем чей-то ещё.
Его, идущим впереди прочих, рядом с одетым в серебристые доспехи вождём Кролом, увидели перед гибелью или же постыдным бегством жители города Песов, когда он встал на невысоком холме с развевающейся бородой и усами. Осмотрев павший край и поняв, что возмездие свершилось, он прогремел во весь свой резкий и низкий голос: "Не слушали вы правды, грешники, не отказались от излишеств мерзких своих и жестокости своей жалкой и бессмысленной, вот теперь и получайте по справедливости, и получат все вам подобные в низости своей!". Идущие позади, и даже сам вождь, мигом встретили эти слова одобрительным рёвом, вождь приказал атаковать падшую землю и совсем не брать пленных, лишь немногие смогли спастись бегством от юга, но ранее завоёванные Яратом и снова свободные северные варвары быстро вспомнили им былое угнетение.
Послесловие
Ранним утром сын Ганна, уже столетний старик, опиравшийся на посох, ныне старейший вождь, ставший таковым после смерти Крола от стрелы наказанного за отцеубийство единственного сына вождя, проснулся от холодного ветра и с грустью понял, что он уже слабеет от старости и скоро умрёт. Он с трудом обошёл по краю весь Гарн, названный в честь похода на Ярат новый город и столицу народа Алгор, охранив его, таким образом, от греха, после чего пришёл и начал завтракать обычным мясным супом и зажаренной куропаткой. Ему попытались прислуживать, но он не терпел этого и приучал обходиться без слуг и всю новую знать, что получалось более-менее успешно. Он гневно отказывался от любых даров в драгоценностях и дурманящих настоях всех сортов, которые несли и несли все по поводу и без повода. Во всеуслышание он сказал, что его умаслит лишь умеренность и строительство школ, за учёбу в которых не деньгами и честью женщин берут плату, но лишь скромным и не тяжёлым трудом. Причём, когда он увидел, что при строительстве школы хороший камень продавали на сторону, строя, из чего придётся, он в гневе огрел мерзкого руководителя стройки посохом с обсидиановым сердечником и убил, таким образом, на месте. «Нельзя воровать, особенно со святого, со знания правды!» - во всеуслышание прокричал он, убив не понявших, что власть отныне и навеки у праведных, двоих охранников данного субъекта, не узнавших вождя и привычно посмевших убить его.
Отказался Бен Ганн и от почти всех наложниц, взяв лишь одну обязательную вождю жену с пятью прислужницами, что было поначалу неохотно признаваемо, но потом привычно и на основании происходившего раньше аналогичного случая списали на глубокую старость. Собственно, вождём старик стал-то лишь в восемьдесят лет, и то после казни сына вождя за бесчестие и отцеубийство. За мудрость, по закону и пышно, Бен Ганна венчали на правление как доказавшего свою верность честным людям и самому Кролу сотни раз, когда вылечил его от почти что безумия ещё до похода на грешный Ярат. Именно за это и стал согбенный старик его первым советником, не раз спасавшим вождю жизнь.
Увы, было на свете то, о чём горевал бородатый старик и не мог утешиться. Это была жажда бессмысленной войны да крови в душе людской. Не понимают разве они, что и они падут, как пали все убитые ими, ибо всегда от крови шла лишь кровь, а от жадности кровь лишь больше множится и рождается из новых и новых источников? Разве не достаточно ли, думал сын Ганна, быть верным народу своему и держать дом свой и страну свою в чистоте и умеренном для скромной жизни достатке? Более чем! Когда он заснул утром, он увидел прошлое, пятьдесят лет назад...
По полной гвалта и гогота городской улице, в конце которой начиналась пыльная пустыня, медленно шёл бородатый и согбенный старик с серой шляпе и с серым посохом. Он тяжело вздыхал от жара и пыли, осматривая людей тяжёлым и обречённым взглядом тёмных глаз, седая борода качалась на ветру, а длинный посох ритмично ударялся о землю, всегда готовый в любой момент прийти на помощь своему хозяину. Сам хозяин бороды и посоха снова поправил серую шляпу и сшитое им самим из шатра пончо, которое всегда было чистым и без узоров, после чего забрёл в харчевню, чтобы передохнуть и набраться сил, посмотреть на людей. Всё прошло обычно и буднично, очень пьяный бугай-стражник с дубиной, который хотел не от большого ума обидеть странника, был привычно огрет по горбатой спине посохом и опрокинут вторым его ударом на ту самую спину досматривать хмельные сны, прочие почтительно расступились перед «ветхим» стариканом. Ему налили бурой и пенистой хмельной мерзости и подали мясо антилопы, которое тот с удовольствием уплёл за обе щеки, даже пряностей роскошных не дали, что только порадовало аскета, а хмельное он просто запустил в окно к разочарованию публики. Он разочаровался в публике не меньше, особенно после предложения ему не особо красивой тощей девушки всего за пять красных шариков. Денег-то у него было в десятки раз больше, но железная верность священному долгу, ради которого старик жил с самого детства, и явно наличествующая заразная болезнь заставила опытного путешественника отвергнуть подобные поползновения.
«Разве для этого живёт человек и всё, что есть на свете и за всеми его пределами? Разве тленные и кровавые развлечения в хмеле и дурмане есть жизнь? Разве для этого приходим мы в мир, для жалкого прожигания священной жизни или для строительства правильного мира всему греху наперекор?» - прогремел резкий и звенящий голос старика, у которого едва слёзы не выступали от жалости к этим грешникам, - «Вы прожигаете жизнь и истово рождаете лишь страдания себе и детям вашим! И дети, глядя на вас, впитывают весь этот омерзительный смрад греха, становясь во всём вам подобными. Разве страсть продаётся и покупается, а хмельные грёзы разве в силах дать силу для чистых дум? От крови вам идёт кровь, попомните эти слова, от крови рождается лишь кровь, судьбу не обмануть!»
Довольный произведённым эффектом, праведный человек пошёл дальше, брорезгливо отпихнув остолбеневшего прохожего с чашей хмельного в руке и почистив потом пончо...
Вспомнив всё это, старик горько и безутешно зарыдал, тряся бородой, как и после того, как вспомнил, что часто нечестивые хитрецы хотели для умасливания его духа строить роскошные крепости и откупались от него золотом при походах старика на них, в ответ на их нападения на новый народ Бен Ганна, конечно же. Один такой замок, построенный для откупа, старик в гневе приказал заложить чёрной пудрой и взорвать, дабы роскошь не искушала честных людей и не оскверняла мир. Почему думают они, что хитрость и злоба дают силы, неужели не ясно, что от неё одни беды?
Рассказал Бен Ганн и суть традиций, для чего они нужны, и как отличить верное от искушений всяческих. Традиции нужны для придания силы телу и духу человека, всякий наказ и обычай, который обессиливает и мешает любым образом набираться силы и мудрости, то есть грех и немедля должен отвергнут быть, сколь древним, приятным или распространённым тот ни был. Так одолели обыкновение растить дурманящие листья для скота и сжигать супругов вместе на холме после гибели одного из них, устранили и убийство лишних детей с заменой этой дикости на питьё горького настоя из трав от зачатия. Для устрашения врагов изобрели деревянные барабаны и пустотелые столбы с бесчисленными маленькими дырочками для поднятия оглушительного воя, грохота и леденящего свиста от ветра одновременно. Еле-еле сами воины Алгора не боялись этого искусственного голоса, но потом привыкали, а дети ещё долго видели кошмары про воющих чудищ. То же видели и взрослые враги народа Бен Ганна, что делало их лёгкой мишенью для боя. Стрелы с огнём использовались давно, но чёрное ядовитое масло из подземного колодца у скалистых гор давало боевому пламени гореть более долго и ярко. Не расставался старый праведник с посохом, что заменял ему любое копьё и клинок, которым он на глазах у всех вынужденно убил троих пытавшихся напасть на него лазутчиков из грешной земли на западе. Пока он не потерял способность передвигаться от старческой немощи за неполный день до своей смерти, Бен Ганн сам ходил по сёлам и смотрел, как живут люди. Не раз нёс смерть его тяжёлый на верхнем конце посох, не раз им он вытягивал из болот детей и отгонял хищников от спасавшегося на дереве человека, заслуженно ругая их на неосторожность. Как-то раз, увидев, что одна женщина нечестиво свалила отцовство своего сына на другого мужчину с большим достатком, он немало осерчал и огрел её посохом по спине в воспитательных целях, прилюдно объяснив ей неправедность подобных дел. Отец в конечном итоге воспитывал сына по правде, а сама женщина более не грешила. Подобным образом и так же праведно во всех отношениях себя вели и воспитанные лично им советники и помощники, правившие потом после него.
И вот, когда Бен Ганн уже позавтракал, он дописал огромную книгу, которую теперь читали во всех школах и на всех советах и перед всеми битвами. Она называлась «Ответы на нужные вопросы» и включала все приёмы боя и изготовления всех боевых и мирных вещей, методы исцеления от болезней и воздыханий, традиции и народные приметы для определения урожаев, непогоды и крепости скота, определения здоровья и силы детей и новорожденных, правила семейного и общего быта. О растениях и подвижных существах учила книга, научала счёту, письму и чтению, изготовлению красок для письма и ядов для сражений, материалов для быта и строительства. Эта книга читалась всеми народами мира сотни лет спустя после смерти самого Сына Ганна, в честь которого пятьдесят лет спустя переименовали и сам народ, долго остававшийся самым сильным в своих местах почти пятнадцать веков. Все говорили без иронии, зачиная детей на брачном ложе или просто на природе: "Пусть дети наши будут такими, как Бен Ганн!". Некоторые становились даже неистовее его в служении праведным делам, но великого старца, начавшего претворять правду в жизнь, чтили не меньше их и всегда сравнивали последующих с ним. У самого Бен Ганна детей так и не было, ибо считал детьми весь ведомый им народ, праведников, которых он воспитал в правде и твёрдости. И его старания не пропали даром – страшные морозы и засухи легко преодолевались правильно сделанными запасами всего съестного и необходимого для хозяйства с полным прекращением использования природы с людьми для излишеств. Ваврары же в такие моменты просто режут соседей или всё предаются хмельным пирам с молитвами несуществующим идолам и прочей мишуре, потому такие соседи погибали при попытке захватить Алгор или естественным образом вымирали, освобождая место более праведным людям.
Самого же умершего от старости Сына Ганна торжественно сожгли на большом холме, ставшего священным, когда ему исполнилось сто десять лет, жаркой и солнечной весной.