вскользь метали электрички
то спеша, то канителя,
человечую икру,
Юлька губы искусала,
ну, а «счастье в жизни личной»
шло навстречу сквозь метель и
ледяную мошкару.
Сколько было этих дролек.
Крайний – молодой да ранний
под огнём хрипя: «Ложись, тля!»,
сердцевину полоснул.
Лёд в крови «люблюдоколик»
конопушками таранил,
подвозя из мирной жизни
неубитую весну.
Пули слов и компромиссы
между истиной и ложью
разрываются однажды
залпом или по одной.
Синей строчкой вен прописан
в алом бархате подкожном,
в каждом слове, вдохе каждом:
«Здравствуй! Здравствуй, мой родной»…