где ямб и амфибрахий и хорей,
измерить даже долю катастрофы,
зачистившей простор Страны моей.
Да что – слова? Не хватит нашей жизни,
и ни один не сможет человек
осмыслить унижения Отчизны,
и раны, что нанёс двадцатый век.
История, в которой судьбы – строчки,
народа гибель – максимум глава,
низводит драму бытия до точки,
и точку не вмещает голова.
К чему, товарищ, всё лопатить снова?
К чему о веке прошлом вспоминать?
Не для того ль чтоб, видя тень былого,
грядущего со страхом ожидать?
Чтоб в вариантах всех предположений
бессильно новый отыскать тупик?
Не для того ли, чтоб сквозь мрак сомнений
увидеть эры беспощадный лик?
К чему так скрупулёзно изучаем
мы то, что дарит сердцу только боль?
Истории поток насквозь печален
настолько, что бессилен алкоголь.
Не весело, хоть выпито немало,
и самогон твой вкусный, точно хлеб.
А мысль бежит по кругу и сначала,
и бьётся о нелепости судеб.