Вставай, иди и духом стань лесным...
Господь весны не метит в государи:
чтоб спину отогрел и видел сны,
опять цветную лесенку мне дарит…
«Вставай, иди и духом стань лесным!
И расселись по веткам, как по хатам,
по родникам заоблачных высот…
Страна лесным валежником богата,
и дух, земли не ведая, ведёт».
Апрель и впрямь на выгоне, с откоса
пасет пещерных жителей – стрижей…
Я стану птицей и великороссом,
росой на спицах маленьких детей.
И если суждено упасть в канаву,
найду и в ней, средь вечной темноты
агат и сердолик в земной оправе -
задуманные Господом цветы.
И вот она спускается на нитке
поляны оросившего дождя
та лесенка цветная – муза Шнитке,
Чайковскому ближайшая родня.
Её так много... Заняла пол-мира,
собой прозрачный купол повторив,
и льёт на землю праздничную мирру
под тихий приснопамятный мотив.
***
В небе вечернем, солёном летают дельфины –
им оказаться в воздушной стихии охота!
Из переписки апостола Марка с Минфином
можно узнать, что такая имеется квота.
Им не пристало к лицу любопытство людское,
просто играть захотелось, как ветру морскому
с мысом песчаным, с лёгкой медузой-волною,
с пахнущим йодом, лечащим душу покоем.
Чёрная радуга в небе мелькнёт на мгновенье –
судьбы растений и птиц, что столетьями учишь,
маленьким глазкам, как лёгкое стихотворенье,
Пушкин и пунш – прочитаешь и тотчас забудешь!
Но отпечаталась в матрице Чёрного моря
жизнь иностранная лёгкою гранью своею.
Вот почему оно тёмное лишь в разговоре,
утром, на пляже - играет воздушной свирелью.
Через какое-то время прочтёшь в Интернете –
странный детёныш родился у гаги болотной:
любит во сне улыбаться и первый на свете
крыльями машет, как будто встречает кого-то.
Гадкий утёнок, с которым один лишь убыток,
вырос в болоте, однако без всякой причины
к морю летит, позабыв про камыш и улиток,
чтоб посмотреть, как играют на солнце дельфины.
Борису Гребенщикову
Ой, Волга, Волга-матушка, буддийская река
Б. Г.
Лунным лучом ли, солнечным Волгу измерить –
Астрахань в астрах только счастливо вздохнёт!
Зори здесь чистые, и над лиманами пери
в платьях прозрачных водят все дни хоровод.
Здесь хорошо оттого, что и Русь есть, и дельта.
Утром, в тумане теряет свой берег река.
Ветер-ревун, и безмолвие ровного света:
«Мир безграничен. Бакен не нужен. Пока!»
Вот потому только здесь, в камышовой ловушке,
словно маяк повседневный, рука из воды,
лотос растёт, и лягушки стараются: «Пушкин!
Греки, Арина… Распутица… Алаверды!»
Волга в верховьях мордовья, чувашья, в татарах,
после по-русски ревёт, по-калмыкски поёт.
Только в конце, побывав и в Кремле, и на нарах,
лотос буддийский вживляет в аорту болот.
Пой, мой оранжевый, северный мой, эти кручи,
эту лесную, в духмяной листве благодать.
Дождик пройдёт посевной и местами могучий -
нам ли колосья в мокрых полях собирать?
Вон, за пригорком, как синяя сильная птица,
Волга мелькнула, в изгибах тугих парусов…
Лотос - он логос, он гнёт жестяную ключицу,
песней-клюкою в сердце ночное стучится:
- Эй, просыпайся… Я - Волга без берегов!