Георгию Петровичу Кичигину самому любимому
Художнику
О, легкая эротика метели, меня бросавшей в бездну площадей,
Мы встретиться на улице хотели, по Любинскому шли уже быстрей
К художнику, была там мастерская. И тесный круг, и темные стихи.
Тень адмирала, тишина какая. И женщина на зов его летит.
Мне снится город, боль его и стоны, эротика заснувших площадей,
Наш Любинский , любимый и влюбленный, он с девы начинается -владей
Простором снежным и моей душою, художник мой, заложник дивных грез
Меня он нынче чести удостоил, коснуться полотна, там запах роз,
Сирени там истома и прохлада. О чудеса, за окнами метель,
Да, жили мы в эпоху снегопада, не думали о тяжести потерь,
В метели у реки проходит время, оно несется в бездну , где Ермак
Тонул, уже в спасение не веря. Но снова дева с книгою в руках
Встречает нас. И на плечах снежинки, и плен улыбки, надо бы проститься.
Когда любовь и страсть на поединке, то замирает третья столица,
И адмирал ее на танец снова в метель влечет, Рождественская ночь.
И видим мы тень бытия былого, любуемся, не можем им помочь,
О, легкая эротика забвенья, когда реальность увлечет во мрак,
Тогда метель подарит вдохновенье, поведает о счастье и о драме.
И засыпает третья столица. И только дева с книгою в тиши,
В реальность нашу хочет возвратиться, и тихо плачет нежная, в глуши.
В миг Рождества мы верим Вдохновенью, эротику подарит нам стихия.
Останется метель и вдохновенье, художника улыбка и Россия.
И город мой, укутанный снегами и занесенный вьюгами до срока,
И Пианист , не ведая о драме, нам музыку дарил. И бури рокот
С гармонией сливался и во мраке салютов запоздалая возня,
Прелюдия к стихии или драме, сияние и страсти и огня.