Довелось мне как-то работать в том районе на месторождении Укдуска, в десяти километрах к востоку от бамовской станции Хани, единственной якутской на всем протяжении магистрали.
Наш лагерь располагался на старой базе геологов, разведывавших месторождение на небольшой речке, - она брала из озера Юс-Кюёль не только его хрустальную воду, но также и само название, не имея, в общем-то, на то право, ведь вода в ней была уже не озёрная, а речная.
Ещё в городе мы договорились с директором АмурКНИИ (в нём я тогда работал), академиком В.Г. Моисеенко, что созвонимся с ним, и я скажу, где будет находиться наш лагерь, поскольку планировалась инспектирующая поездка по перспективным геологическим объектам амурского участка БАМа. К ним относилось и месторождение апатита Укдуска на одноимённой горе, поблизости от нашего лагеря правильным вулканом вырастающей прямо из заросших морошкой марей и болот.
По телефону я сообщил директору, что мы стоим на месте оставленного разведочного посёлка на ручье Юс-Кюёль, в десяти километрах от места его впадения в реку Хани. Он переспросил название, и я несколько раз его продиктовал, стараясь выговаривать максимально чётко, а надо бы по буквам: «Юля, Света, Катя, Юля, ёлка, Лена, мягкий знак, наконец»
В назначенный для прилёта день мы не пошли в маршрут, всматриваясь в ясное небо на северо-востоке. Показался вертолет, проплыл стороной над долиной Хани и ушёл в сторону станции, скрывшись за высокими сопками. "Федот, да не тот!", - решили мы. Минут через тридцать он показался снова, сделал над нашим лагерем круг и плюхнулся на поляну неподалеку. Из машины вывалила толпа визитёров с директором во главе.
Сразу выяснилась причина позднего прибытия вертолёта. Оказалось, что его пилотами довольно безуспешно разыскивался ручей “Узкий Куль” и только на аэродроме в Хани догадливые хозяева распознали в нём истинное название, направив вертолет точно по адресу. Вот уж, действительно, нарочно не придумаешь! Все вместе посмеялись.
Потом, после совещания за нашим походным столом, вместе с отцами-командирами я сел в вертолёт, чтобы пролететь ещё на месторождение железа неподалеку, а оттуда в Усть-Нюкжу, где меня ждал денежный перевод, – полевые работы требуют расходов, - и, возможно, почта до востребования. Вот тогда с высоты птичьего полета я и посмотрел на озеро Юс-Кюёль, длинной чёрной лентой протянувшееся среди покрытых курумами голых каменных сопок.
Анекдотическая ситуация с "испорченным телефоном" или, вернее, телеграфом, случилась у меня ещё один раз несколькими годами позже, уже на Имангре и опять в ассоциации с вертолётом. У автомобильного моста, меня с вездеходом ждал наш сотрудник Нужнов. Трудно всё предусмотреть заранее, когда работаешь в тайге с техникой. Наше появление на месте встречи задержалось на два дня, а Нужнов к тому времени поспешил отправить в Благовещенск телеграмму такого содержания: "Ботряков к сроку не выехал зпт попробую разыскать его с помощью вертолёта и матюка тчк". У нашего руководителя, ознакомившегося с текстом телеграммы, от удивления глаза на лоб полезли. Представившаяся ему картина, наверное, была такая: Нужнов летает на вертолёте над тайгой и почём зря матюкается в мой адрес, полагая, что именно это более всего поможет ему в поисках.
А объяснялось всё весьма просто: вместо "матюка", надо было читать: "Масюка". То ли телеграфистка была с большим чувством юмора, то ли она ошиблась при передаче телеграммы, заменив непонятное слово таким близким и родным, – этого мы никогда не узнали. Александр же Масюк был в то время начальником партии Зейской геолого-съёмочной экспедиции, и его помощью мы иногда пользовались. Несколькими днями позже именно он отправил нас из Усть-Нюкжи до Тынды на “чартерном” вертолёте, так что их тесное соседство в одной телеграмме воплотилось в реальность.