Продрогший город чах, бесснежно-гол…
Вдоль серых стен раскачивались тени.
Никто не смел – ни голод, ни монгол –
Явиться в мир подобным запустеньем.
Притихший Питер – сумеречный бриг –
Плыл в темноте – вне времени и галса –
И в мутной глубине рождался крик –
Зрел, набухал, саднил и воспалялся.
Но высоко в безмерности пространств
Уже сошлись в одно тепло и холод,
И снег, паря, ввергая землю в транс,
Накрыл мохнатой взвесью сонный город:
Чугун оград, обшарпанный гранит,
Замшелые фасады тёмных зданий,
Тоску каналов...
Каждый звук хранил
Непостижимость тайны мирозданья.
И этой тайны строгая печать –
Холодной знак глубинной тьмы колодца –
Звала молчать – не думать и молчать –
Вела на свет – точнейшая из лоций…
Снег укрывал декабрьскую грязь,
Глотал дома, дороги и машины...
И ели, молчаливо возносясь,
Под облаками прятали вершины.
10.14