1
Эти двое друг друга стоили.
Он пил, знаете ли, а ему нельзя,
но как играл! - в музыке то ли бог, то ли воин,
и ненормальный:
когда говорит, почти не смотрит в глаза.
У него мировая слава, а тут она...
на каждом концерте в первом ряду -
он пробежался взглядом, конечно, узнал
и долго выкручивал пальцем
лакированный круглый стул,
тщательно вытер руки — платок несвеж,
нагнулся над клавишами... никогда еще так,
кажется, не играл он — столько забвенных надежд,
столько страсти, даже безумия...
дивная, незнакомая красота.
В тройной фуге ласкает главную тему,
играет, как кот с мышью — не убежать,
настигает её, ликует, опомнится — где же мы?..
возвращает гармонию миру...
потом запой, и неделю его не видать.
2
Кто там талант разглядывает?.. смотри внимательней.
За что, Господи, удостоен Твоим взглядом?..
низкого роста, плешивый, пошлёт по матери —
так, между прочим,
никого не заметит рядом.
И её он не замечал... улыбался чудесно,
робкой счастливой улыбкой, будто ребёнок,
лицо расплывалось в морщинах, как мягкое тесто.
После концерта недолго был защищённым.
С нею случилось это как-то осенним вечером,
синим до хрипоты, когда старости больше
страшно, нежели смерти, и жадно хочется весело
жить, а весь мир уже уместился в прошлом,
и вот она — розоватые пятна на скулах,
светлые завитки, дрожащие на висках,
открытое черное платье - и музыка дальним гулом,
зовущим куда-то... это трудно сказать...
с детства прихрамывает,
обернулась в бездну трюмо:
она знала, что некрасива, не в меру худа.
Люди прозвали — хромая мадонна,
немудрено:
такое лицо светящееся
и бледные губы всегда.
3
В кабаке, где жалкий играл скрипач,
рвал из рук инструмент, топтал, был нещадно бит,
такого — вот женское сердце! — за что любить!
такого она любила — вместе сладостней погибать.
Странная связь продолжалась три года:
он мучил её, а ведь робок был и капризен,
плакал, цыкал зубами, боялся жара и холода
и с каждым вдохом её становился ближе.
Играл он тогда — гениально... никто не видел,
как писал золотую фугу, съезжал с ума...
она искала его, простудилась, слегла,
и смерти как зрителю он показывал кукиш в обиде -
на самом последнем концерте: выкуси, на!
музыкант полоумный и она пылает в огне -
запредельная температура, как и мороз в окне,
такой была ночь, тоже последняя, странная...
кто знает, какая была эта ночь...
трепет её, быть может, он принимал за музыку,
а дОктора и слОва про смерть — не замечал, как мусор -
ничему не поверил — пусть говорит, всё равно...
4
Так и остались - рассыпаны фиолетовым — знаки,
точки музыки, крючки её, многоточья.
Никто не мог разобрать на нотной бумаге
песню последней беды, его крючковатый почерк.
Он всё затыкал себе уши и вскрикивал:
только не надо музыки! звуков не надо! пусть тишина...
потом его все забыли, такого великого,
будто и не было вовсе.
Но ведь были он и она.
… Мне кажется, я всё-таки видел его однажды.
в кафе, в черном пальто и шляпе кто-то плакал навзрыд,
не попадая монеткою в щель автомата... каждый
толкнёт его мимоходом,
а он слушает музыку и молчит.
Послушает мелкую песенку — и заплачет,
и будто подавится звуками и слезами.
Монета застряла — кончилась музыка, значит,
кончилась жизнь...
я не встретился с ним глазами.
("Набоковский сачок")