В бескрайних степях шепчет старый ковыль.
Он эту историю в детстве слыхал.
Ей бредил седой, словно лунь, аксакал.
С тех пор миновало три тысячи лун,
Когда его прадед был девственно юн.
И не иссушила артерий
Жизнь этому жителю прерий.
Согласно прадедовским тихим словам,
Собрались однажды в отцовский вигвам
Шестнадцать белесых, как снег, стариков.
Достали письмо из одних узелков.
И начали тихо читать по складам
Свой перечень бед и свой счет городам.
А после просили шамана
Священного выпить дурмана.
И начал вещать умудренный старик
Про то, что заполнили весь материк
Жестокие, алчные дети морей,
Отцов не имевшие и матерей.
Уже бесполезно давать им отпор.
И лучше зарыть наш военный топор,
А после совместного пира
Воздействовать трубкою мира.
Она - абсолютно священный предмет.
И польза ее очевидней, чем вред.
Его еще нет, а она уже есть.
И в том будет наша священная месть.
Пускай бледнолицые курят табак.
Им в этом помогут салун и кабак.
Пусть верят, что трубка - полезней,
И мрут от смертельных болезней.
О том, что рассказ мой не сказка, а быль,
В иссушенных прериях шепчет ковыль.