Малина
Ты видишь дом, и в этом доме - дом,
А вот рукав, и в рукаве - культя
И воздух, образующий протез.
Ты в шесть-ноль-ноль спускаешься в метро,
А в шесть-ноль-пять выходишь из себя
На площади, где что ни день - протест,
И вымпелы, и кто-то выпил двести,
Теперь поёт. А ты устал быть тут.
Друг говорит: «Твоя рука на месте»,
До синяков сжимая пустоту.
До сахарного хруста - пустоту.
Да, это просто полная луна, не полуобморок, не полуоборот
к кусту малины (ягод нет, но - запах!)...
Вдыхаешь запах, набиваешь рот
тягучим запахом. И начинаешь длинный
Нелёгкий путь к себе, на юго-запад.
Тебя зовут Йен Ашер - продаёшь
Себя, друзей, ковры, автомобиль,
Всех девушек, которых не любил
(А вдруг любил? Невелика потеря…)
Даёшь с походом - получаешь трёшку,
Не понимая, как ты накопил
всего лишь трёшку -
без пяти копеек.
И вот малина, а, вернее, вкус!
Ты - гол, мир - глина, мягок и податлив.
Целует землю синий Иисус,
Набитый у кого-то на лопатке.
И сок течёт по пальцам, где артрит
Уже вьёт гнёзда, поднимаясь выше…
Вдруг замечаешь – больше НЕ болит.
Кричишь: Боли!
Пожалуйста, боли!
Но боль – глуха, но боль тебя не слышит.
Монетка
Сторукая карлица - бледная яблоня белый налив,
не ждущая дождь: разлюбившие так - не ждут.
Живи в поллица. Видишь, ангел сидит на сливе,
а хочет к тебе, но сидит, потому что труд
и так небольшой - потакать ни себе, ни людям.
Пой, яблоня, пой, наблюдай урожай: ещё
взойдут на белёсое солнце - фруктовые блюдо,
и будет их поровну - съеденных и прощённых.
И всякая голова в болезнь, и всякое сердце - в плач.
Полы плаща поржавевшим лезвием вспарывают пространство.
Вот на кухне вдова - молодая, смогла, не прячет
лица. Пусть учится притворяться.
Работа проста, как мир или мирный атом:
трепанация чайника, препарирования томатов,
натирание мелом фамильного серебра.
Живет как без ножки пуговка - не пришей,
из теплого дождика выгнанная взашей,
монетка, зависшая в воздухе - нет ребра.
А в городе доброго воздуха воздух прян,
когда карнавал не по пятницам, а уже.
Здесь время не тонкой ниточкой, толстой пряхой,
дешёвой женой набрасывается на шею.
И хочется пить, но два месяца нет дождя,
и влаги не жди: выживают не все хордовые.
Блестящие люди спускаются к океану
и смотрят на рыб, и потом превращаются в воду.
Но фокус смещён - у воды златоногая барышня
танцует фламенко. И мечется cante hondo
испуганной птицей. Красная, как боярышник,
шаль превращается в анаконду.
И вот начинается с капли - а там и дождь, и
дожили - ливень - шекспировский, свифтовый - падает
на круглую землю взмыленной, серой лошадью,
и катится по миру кислое серое яблоко.
Вот ангел на сливе почешет крыло - и к карлице,
Блестящие люди становятся серебром.
А кислое яблочко катится, катится, катится.
Чайник вскипает.
Монетка падает на ребро.
Туфли
Вот русый город, круглое вино.
День длится медленно - не долетит до взмаха.
И кровообращение во мних
Звучит колючим музыкальным знаком,
Терновым ключиком на чём-то золотом.
И ты пойдешь: прокат, велосипед,
Смешные шапки, новости с фронтов.
Так мама отдает другим пантофли,
Которые тебе ещё не жмут,
Но там нужней: иди играть в футбол,
Не будь сопля, не притворяйся рохлей,
Ещё чего - ты скоро гражданин.
В таких домах всегда нет сыновей,
Всё только братья. Сны с чужой руки
Скрипят, как в коридоре пианино.
Немного музыки - работай кулачком,
Не ешь с утра, желательно, не шаркай.
Сервиз блестит, как звёздочка на бляхе.
Бери бидон - пусть сладкая айва.
От пуза ешь, потом беги в собор:
Там лавки тёплые, и музыка, и мних.
Так хорошо, что там не жалко туфель.
Их очень любит кто-нибудь другой.
Когда увидишь - не кричи "мои",
Молчи "мои", растерянный и глупый.
Забудь "мои" - так утихает вихрь,
Так вырастают коренные зубы.
.