Двери московской жилой квартиры так не похожи на двери в рай.
Взвизгнет звонок шебутным мотивом, наискось рваная полоса.
Там под ободранным дерматином прячется выцветший палисандр.
Свет то зажжется, то вновь потухнет. И прямодушен, хоть нищ и бос,
Ходит хозяин всю ночь по кухне, странные споры ведя с собой.
Или засядет на табурете и до рассвета втихую пьет,
Слышится часто в привычном бреде:
- Раньше меня называли Петр.
Глупо огнем укрощать идеи, мысли нельзя удержать в узде.
В жизни ученые иудеи снова останутся не у дел.
Будут копить в тетрадрахмах прибыль, всуе считая удачным сев.
- Господи, я непутевый рыбарь, лучше найди мне иную сеть.
Лучше пошли на ковчег мне гофер и отведи на алтарный холм...
Вдавленный временем горб Голгофы густо зарос у подножья мхом.
Якорь записки на клочья порван, бродит по жилам кровавый тромб.
Будет хозяин твердить упорно,
что называли его Петром.
Звезды полынью ключи отравят, только источник познанья свят.
Вряд ли достоин ключей от рая тот, кто под сердцем несет свой ад...
Крылья под ветер подставят совы, ждет полуночный последний страж.
Тот, кто ворота хранит на совесть, знает, откуда приходит страх.
Искры рассыпятся огоньками, воздух в квартире от серы сперт.
Все, что придумано, в воду канет...
Он понимает, что он не камень...
Только его называют Петр.
