***
Некто в воинском мундире
Рассказал мне по секрету,
Что сегодня - гибель мира
И последний день планеты.
Разом все теряет важность.
А кругом толпятся люди;
Ничего им не расскажем,
Пусть все будет так, как будет.
Посмотри на руки эти:
Льдисто-тонкие запястья,
Я бессильна против смерти
И любой другой напасти,
Не сулю надежды лишней
И спасти не обещаю,
Но приди ко мне на крышу -
И получишь чашку чая.
Сверху вид куда роскошней,
Занимай любое место.
Ни одной противной рожи,
Только зев разверстой бездны.
Там внизу - смертельный ужас,
Тщетны поиски спасенья.
Все равно - куда уж хуже,
Так хоть чай допить успеем.
Все друг друга рвут и давят,
Одержимы жаждой выжить.
Уцелеет кто едва ли,
Кроме тех, кто смотрит с крыши.
Так порой опасны слухи -
Хуже пороха и стали:
Даже если мир не рухнет,
Апокалипсис настанет.
Ты ведь веришь, ты ведь слышишь,
Откажись от злобы мелкой,
Приходи ко мне на крышу
И останься человеком.
***
Белый камень, тяжкий камень в сердце холодом лежит.
На колки мотаю нервы, пусть пугают миражи.
Изувеченную кожу исцеляет подорожник -
Боль души не спрячешь в ножны, от себя не убежишь.
Не зальешь тоску водою, не заваришь в киселе.
Тонкий прутик чертит дуги - я гадаю на золе.
Сердце брошено в камыш и утащили сердце мыши,
Завели мышат-детишек - сразу стало веселей.
Проросло крапивой сердце, зашумело на ветру,
Зашуршало, зашептало - знать, нескоро я умру.
На колках слабеют нервы, напиталось сердце верой
И луною светло-серой не замкнется время в круг.
Нанижи слова на нитку, в сундуке запри тоску.
Хватит силы, хватит света и на нашем на веку.
Я достану иглы стужи тонким льдом осенней лужи
Шить изорванную душу лоскуток по лоскутку.
Кто познал мою кручину? - Только пламя да вода.
Проросла остра крапива, чтоб не сунулась беда.
Золотым шитьем богато лягут свежие заплаты,
И уже душа распятой не пребудет никогда.
***
Менестрель шагает лугом с черной кошкой у плеча,
Деревянною подошвой в редкий камень грохоча..
Он идет и головою задевает небеса,
Хоть его гитара ростом вдвое выше, чем он сам.
Что он ищет – сам не знает, да и незачем гадать.
У старинного кинжала поистерлась рукоять,
И гитаре за полсотни перевалено давно,
Только крошка все шагает, а куда – не все ль равно?
Менестрель войдет в таверну переборами звенеть.
Его слушают украдкой и в карманы сыплют медь.
Гибкой кистью он по струнам, чуть касаясь, пробежит,
И струна, как будто плача, под рукой задребезжит.
Он споет о том, что было, и о том, что может быть,
И о том, что есть и будет, и о том, как надо жить,
И о том, что нас тревожит, и чего не стоит ждать.
О тебе споет он тоже, нужно только пожелать.
Поднесите менестрелю чару горького вина.
Примет он ее и тотчас осушит почти до дна.
Кочевая жизнь бывает много горше, чем вино,
То-то крошке-менестрелю сладким кажется оно.
Молока налейте кошке, и она блеснет на вас
Неподкупным изумрудом озорных звериных глаз,
И, на голову взобравшись к менестрелю своему,
Промурлычет по-кошачьи эту песенку ему.
Не будите менестреля: он уснул совсем хмельной,
На старинную гитару приклонившись головой.
Не будите: менестрелю на заре уже идти,
На плече подругу-кошку до краев земли нести.
Он шагает городами, весь текучий, словно ртуть,
Век от века продолжая бесконечно долгий путь.
Оглядись, ища ответа: где-то рядом, в двух шагах,
Менестрель идет по свету с черной кошкой на руках.
.