«Чтоб сёстрам в жизни разделиться,
достаточно ли разойтись по берегам реки?
Нет! Умереть и вновь родиться
у разных матерей и в разные деньки!»
Отныне, от этих слов
С прикосновением лести, пароксизмами воли,
Свернув с порождённых ведьмами троп,
Представить себя сидящей на троне.
От почты, от нулевой версты,
Найдя аберраций в голове немерено,
Составить признанье как жалки и как просты
Бывают искренние намерения.
И оттолкнувшись, шагнуть,
Тёплой кровью, королевской печатью
Закрепить на листе не маршрут, а путь,
Что подарит мне дьявольские объятия.
Влюблённая в лица слепых мизантропов,
Напившись ироний из ран маргиналов,
Держава из левой дрожащей руки
Ко мне на колени упала.
В бреду змеи ели гнилые плоды
Поздней яблони синего яхонта,
Я в истерике грызла тем змеям хвосты,
Пока ведьмой быть перестала.
Откупись от известных имён и отцов,
Двор и так скоморохами полнится.
Твоя доля плакать в объятьях шутов,
Не слетать с языка говорливых в горнице.
Я – одна, я – царица,
Подо мной черепа, вокруг меня головы,
Но как хочется под куполом цирка трепетать
и разбиться,
не почить под звон монастырского колокола.
Что мне сон, что мне царская ложа?! –
арестована мыслью в весне.
Вся пшеница и рожь сожжена
для шабаша милой сестре.
Душит мятая мантия ауру,
На земле от кареты полосы.
Покрывают мне спину ранами
И щекочут скуратовы бороды.
В чёрный месяц не найти тропы,
Звёзды колют как веретёнами –
Под медвежьей горой родились мы –
ведьма рыжая и ведьма чёрная.
Во всём нет смысла – правь
или не правь страною,
волшебной сказочной поляной ей не стать,
хоть снегом крась её, хоть покрывай травою,
через аорту лезет ипостась.
В конце…
сестра приговорит меня ко дну
в лесном колодце, где знакомые места,
и в небесах поставит сторожить мой труп звезду
вместо надгробного креста…
* * *
Из каждой горстки брошенной земли
по выкройке простейшей – одеяло
с печальной вставкой лоскутов листвы
и порванных билетов в Нангиялу.
Дата отправки, полоса под головой,
пункт назначения, две точки,
цифра семь на крышке.
В руках с негероической петлёй
и детскими мечтами о Долине Вишен
Под шорох крыльев тех надгробных птиц,
под хохот туч, под шёпот
хитро задувающего ветра
по лепесткам нечётного количества страниц
и чётного количества цветов в букетах
Пойду.
* * *
Восклицательный знак и точка –
вот осколки от нашей драки –
на асфальте лежат ночью,
как отказ поднять белые флаги.
В моей жизни всё скучно и просто –
родилась, пожила, умираю,
а в твоей всё торжественно-грозно –
дашь мне слечь лишь женой генерала.
Сколько можно вонзаться когтями
в пространство
временное, морское, земное?!
Слишком много помпезности даже
в убранстве
твоего великого дома.
На себя не примерил глагола «ленись»,
в каждом слове твоём концентрация силы,
чаровал меня раньше твой эвфуизм,
что за сутки прочла Джона Лили.
Раз ты в праве теперь отвергать и бранить
скудность, жалкость беспечного быта,
то мне суетно каждый раз небо дробить
рассекая страну, чтоб увидеться утром.
И завьюжило ветром твои предложенья –
я в сугробе сижу сложносказанных фраз,
больно бьёт по лицу твоё ударенье –
защищаюсь простой интонацией глаз.
Брошу в воздух словарь и чужие ученья –
знаю слово «любить», «сожалеть» и «прощать».
Твои же глаголы полны отвращенья,
безжалостный дискурс нет сил записать.
Сгорим мы с тобой по частям с окаёмкой,
пусть скажут другие – вот пепел бесов,
что бились за право назваться родными,
но не подобрали правильных слов.
И только на небе вдвоём сговоримся
без конотатов и запятых,
а в оборотах не раз притворимся
немыми, зачем нам тревожить святых?
.