История, которую я хочу рассказать, не просто основана на реальных событиях. Она записана мной со слов их непосредственного участника. А точнее – с его диктофона. Я записала ее потому как считаю, что такие истории обязательно должны становиться известными. Хотя бы для того, чтобы, просыпаясь утром, понимать, насколько ты счастлив. Каждый день.
Моего героя зовут Александр Чканников. Это абсолютно реальный человек, имя и фамилия настоящие, с его разрешения я оставила их без изменений. Он живет в Подмосковном Пушкино, по профессии ювелир, но основная его страсть на протяжении многих лет – путешествия по миру. Путешествует он только в одиночку и всегда это экстрим, с риском жизни. Объехав на велосипеде пол-Земли, Александр посетил огромное количество паломнических мест и святынь, бывал в заповедных зонах, куда не допускают туристов, совершал восхождения на вершины множества гор, ночуя в ущельях на голых камнях и питаясь тем, что сумеет найти. В поездки он берет с собой минимум вещей, пренебрегая деньгами, благами и условиями.
Мой муж и Александр – коллеги по работе. Много раз мы обсуждали дома Сашины путешествия, потому что это всегда захватывающе и необычно. По каждой его поездке можно написать отдельную книгу. Но однажды муж рассказал мне историю, которая потрясла нас обоих до глубины души. Историю восхождения к истокам Ганга… Именно ее, с позволения главного героя, я и хочу здесь рассказать. Это история удивительного личного подвига человека, не покорившегося судьбе и не сдавшегося, несмотря ни на что. Она произошла в апреле 2006-го, Александру было тогда 33 года.
Итак, я приглашаю вас в завораживающее путешествие, полное красоты и восхищения, мистики и драматизма… Слог автора, с небольшими изменениями, сохранен, поэтому дальше повествование пойдет от первого лица.
ПРОЛОГ
У каждого человека есть мечта. У одних она быстро сбывается и они благополучно забывают о ней, или же предают свою мечту, начав сомневаться в реальности её осуществления. Другие всю жизнь идут к своей мечте, преодолевая все препятствия на своём пути.
Для меня всё началось с одной книги, попавшей в мои руки в далёком детстве. Это была книга о Ганге, которая поразила моё воображение. Помимо красочных описаний живописных мест, в душу запало ещё и то, что говорилось о его истоках. В книге было сказано, что они труднопроходимы и неизведанны. Всю свою жизнь я стремился попасть туда, увидеть эту великую реку своими глазами. Это была моя заветная мечта. Но, к сожалению, иногда происходит так, что мечта поворачивается к тебе совсем нелицеприятной стороной, обнажая клыки и выпуская когти, вынуждая тебя мечтать лишь о том, чтобы вернуться в свой мир, к привычной жизни, иметь возможность совершать обыденные, повседневные действия... Тем не менее, я благодарен судьбе за те испытания, которые были мне посланы. Я не озлобился, никогда ни в чём никого не винил, более того, считаю себя ещё более счастливым человеком, чем был до этого.
1. ХАРИДВАР*
Харидвар! Прекрасный город Северной Индии, штата Уттаракханд. Оттуда я начал свой обход родины двух религий – буддизма и индуизма. В двадцати километрах от предгорья Гималаев вытекает эта великая река, к истокам которой я так стремился. Розовые ступени километрами тянутся до побережья, грациозно спускаясь к воде. Миллионы людей совершают торжественные ритуалы, окунаясь в воды Ганга, вместе с лепестками невиданных цветов. Прекрасные женщины в длинных одеждах, красивые мужчины... Как все начиналось! Харидвар. Город мечты.
Я прибыл туда на рассвете. Ранним утром город еще только пробуждался: рикши начинали ловить своих первых попутчиков, мальчишки наперебой предлагали сок из тростника. Я пошел по первой же извилистой улочке, и словно попал в сказку. Как были одеты эти люди! Розовые чалмы, фиолетовые одеяния у женщин, золотистая мишура, невообразимые сочетания красок! Город шёл поклониться Гангу. Сюда стекались со всех стран, со всех краев Индии паломники, исповедующие индуизм. Торговцы предлагали глубокие чаши из листьев, сшитых бамбуковыми палочками.
Они были наполнены цветами, а в середине горели свечи. Люди покупали чаши, спускались по розовым ступеням к воде, читали молитвы и пускали по быстрому течению свои подношения. А когда река принимала их, они торжественно вступали в воду и окунались в Ганг. Я был единственным белым, с крестом и ещё не загоревшей кожей.
Спустившись вместе со всеми к реке, я увидел, что она очень быстрая. Вода была теплой, и я нырнул. А когда вынырнул, крайние из компании местных юношей заулыбались мне, и в шутку облили меня водой. Я сделал то же самое, и мы стали плескаться как дети. Обстановка была располагающей, поэтому мы разговорились и очень быстро подружились. Было весело, и вместе с этой компанией я провел три дня.
Мы ходили по старинному городу, постоянно возвращаясь к Гангу и купаясь в нем до головокружения. Мои новые друзья показывали мне таинственные пещеры, монастыри, святилища. Я бы никогда не нашел таких мест, если бы не эти ребята. Они были очень вежливы и добры ко мне, наперебой угощали разными сладостями, пряностями, и ни в какую не хотели брать за это оплату. Когда наступил вечер третьего дня, меня познакомили с настоятелем одного из монастырей, близ пещер, и он разрешил мне остаться ночевать. Но мы не спешили спать, а решили взойти на вершину, там, на высоте одного километра был большой храм.
________________________________________________
• Хар(и)два;р (хинди) — город в индийском штате Уттаракханд, административный центр округа Харидвар. Раскинувшийся на берегах Ганга, Харидвар является одним из семи основных священных городов индуизма.
Наша компания поднималась, а Ганг, с его огнями, оставался внизу. Когда мы были на середине пути, ребята подошли ко мне, обняли за плечи и спросили: «You like our country, Sasha?» Я сказал: «Yes, your country is a beautiful». И тогда они стали кричать: «Hello! Hello, India! My beautiful country!» И я тоже кричал вместе с ними. В ту минуту я был очень счастлив. Мы поднимались все выше и выше, пока перед нами не предстали ворота верхнего храма. Полицейские, охранявшие его, заулыбались нам и сказали, что, несмотря на цвет моей кожи, я тоже могу посмотреть святилища и сокровищницы этих мест. Я видел такие места в этом храме, что у меня дух захватывало! В одних можно было ударить в колокол, в других служители храма сыпали мне в руки горстями цветы и рис. Все было завораживающе интересно, а когда мы фотографировались с полицейской охраной святилища, то узнали, что готовится ночное торжество на берегу Ганга. Нам объяснили, что туда очень сложно попасть, так как вдоль берега будут стоять кордоны полицейских. Однако нам удалось их обойти, и мы шаг за шагом, цепочкой, медленно приближались к эпицентру событий. Это был грандиозный праздник! Повсюду горело множество свечей и пагод, по Гангу плыли чаши с цветами и горящими свечами, женщины бросали в воду свои дорогие одежды… Искупавшись в ночном Ганге, мы приняли участие в торжественном богослужении. Всё это снималось на пленку, делались редчайшие кадры. Снимало торжество и местное телевидение. Это было потрясающе красиво, и я был в самой гуще событий. Когда началась торжественная часть богослужения, зажгли огромное количество огней, и все они были спущены на воду. Течение несло их, люди опускали в воду все новые и новые свечи, тогда, как предыдущие еще не погасли… Цветы, свечи, дымящиеся палочки. Все это плыло вниз по течению, среди людей. Кто-то нашел длинное женское богослужебное одеяние и молодые люди стали по очереди примерять его на себя. Было весело, все вокруг смеялись. Когда и я примерил одеяние, в свою очередь, все индийские женщины засмеялись, сказав, что из меня получилась очень смешная индианка. Потом мы пустили это одеяние вниз по течению, и пошли ночевать в монастырь. Спали прямо на мостовой, и люди переступали через нас. Было тепло, я постелил рюкзак под голову, а под тело положил куртку, которую дала мне одна из сестёр.
Около пяти часов утра я проснулся от дивного пения! Рядом со мной росло огромное дерево, в четыре обхвата шириной, и когда я открыл глаза, то увидел, что вокруг этого дерева ходят индийские женщины, поют песни и оплетают его шелковыми нитями… Это была потрясающая картина, я смотрел, как зачарованный. А они пели и кружились вокруг дерева. Пели и кружились…
2. В ВЕРХНЕМ ХРАМЕ.
Мне нужно было идти дальше. Мы наняли джип и уехали далеко в горы. Там, километрах в двадцати пяти, на высоте двух километров, стоял дивный храм. Вокруг не было селений, возле него заканчивались все дороги. Индийские ребята ушли поклониться своим святыням, а я излазил всё вдоль и поперек, и не был только на крыше этого храма, потому, что он обставлен лепными фигурками, которые можно было испортить. Ко мне очень хорошо отнеслись местные жители и монахи, одаривали цветами и рисом. Мне разрешено было ходить повсюду. После обхода храма, мы пошли в местный бар, ели индийскую пищу, и мои друзья снова отказались брать с меня плату за угощение. Было так легко и приятно общаться с ними все эти три удивительных дня. Но меня тянуло выше, в горы. Я уже был в предгорье Гималаев. Горы, высотой в два километра, скромно назывались предгорьем, так как они росли все выше и выше, чем дальше идти по течению Ганга. Как грациозно Ганг вытекает из самих Гималаев! Подвесные мосты дают возможность видеть, как он обтекает два каменных острова на своем течении. Красивое зрелище! Небо вокруг было непрозрачным, над водой смог и дымка, и оттого все казалось туманным и загадочным… Тянуло подойти поближе и посмотреть, что там?.. Что таит в себе эта даль? Мы обнялись и попрощались. Мои друзья уехали обратно, в Харидвар. А я смотрел им в след и знал, что больше никогда их не увижу.
3. ДЕОПРОЯНГ
Следующим на моём пути был Деопроянг, город в горах. Там, где соединяются две реки. Считается, что именно в этом месте и рождается великий Ганг. Розовая винтовая лестница изящно спускается со склона скал к воде, в центр слияния двух рек. Там расположена пещера, в которой живёт старый монах-отшельник. Он пригласил меня к себе, и мы долго разговаривали. Отшельник был очень худым, с длинными волосами, которые ни разу за всю его жизнь не видели ножниц. После беседы с ним ко мне подошел молодой монах, одарил цветами и прочёл надо мной молитву. Как позже объяснили, такие молитвы читаются для благополучия в дороге, и в жизни.
Было жарко, я сошёл по ступеням вниз. Река в этом месте была стремительной, поэтому в воду спускалась цепь, чтобы держаться за неё, не боясь быть унесённым течением. Я искупался и вышел, а вслед за мной к воде подошла индийская девушка. Она улыбнулась мне и стала бросать в воду, туда, где я только что плавал, большие куски хлеба. В то же мгновение возник водоворот и гигантские рыбины, похожие на осетров, стали выскакивать из воды, поедая хлеб! Мне стало не по себе оттого, что я купался среди таких огромных рыб и даже не заметил их. Вода была мутной. Рыбины съели огромное количество хлеба, а я, под впечатлением, долго еще сидел в этом месте, в месте слияния двух рек. Официально, Ганг начинается именно отсюда, но я знал, что пойду выше. Моей целью было найти истоки Ганга. Но до этого было еще далеко.
Я решил посмотреть город. Оказалось, что это настоящий лабиринт! Колонны, старинные улочки, потрясающая архитектура, подвесные мосты без поручней…. Когда идешь по ним – они шатаются под ногами, а внизу пропасть с десятиэтажный дом, на дне которой шумит горная река. Удивительное ощущение! Я заночевал недалеко от города. Ганг имеет небольшие песчаные пляжи из черно-золотистого песка, ночи здесь довольно прохладные, так как это уже горы. К сожалению, местная пища дала о себе знать: я получил пищевое отравление. Ночь была тяжелой, к тому же, еще и очень холодной. Но, будучи здоровым, и полным сил, я быстро восстановился и мог продолжить восхождение.
4. ДЖОШИМАТХ.***
Я решил исследовать Ганг отрезками. По горной дороге ходили местные автобусы, я проезжал на них какое-то расстояние, осматривал интересующий меня участок и ехал дальше. Так я поднимался все выше и выше, пока не приехал в Джошиматх, - предпоследний город в горах. Точнее, предпоследний из живых городов. Там, неожиданно для себя, я встретил двух молодых людей, соотечественников: Славу и Сергея. У Сергея в Москве была своя дискотека в индийском стиле, а Слава, как и я, оказался заядлым путешественником. У ребят была хипповая психология.
Мы вместе осматривали достопримечательности около недели. Но, поскольку, каждый из троицы был ярко выраженной индивидуальностью, то держались сообща до обеда, а после расходились в разные стороны, выискивая то, что интересно каждому. Уже видны были манящие вершины Тибета. Мне не терпелось подняться выше! Горы выглядели настолько мощными, а в дымке тумана еще и столь таинственными, что, поневоле, в голове возникали разные названия. Одним из таких названий, которое пришло в голову, было «резиденция смерти». Но я сам посмеялся над тем, как устрашающе это звучит, поскольку не считал эти горы коварными или опасными для жизни. Кровь играла в жилах… Я обследовал долину за долиной. Карликовые одуванчики, миниатюрные незабудки, маленькие берёзки и тут же, рядом, фантастически-огромные ёлки! Своими видами и чудесами эти горы поражали. Казалось, там можно было найти нечто такое, существование чего трудно было бы даже предположить.
5. БАДРИНАТ****
Настало время, когда мы отправились в Бадринат. Это мертвый город, находящийся на уровне четырёх тысяч метров. Дорога к нему обычно была закрыта. И в первый день, когда мы приехали туда, ее только открыли, поэтому там практически никого не было. Когда я пошел гулять по улицам, издалека заметил процессию: солдаты торжественно несли какой-то трон, а за ними шли нарядно одетые женщины. Потом, из-за поворота показались и жители города. Они шли по направлению к мосту через Ганг. Я встал у этого моста, ожидая их приближения. Когда они подошли, я сделал несколько снимков и спросил у своих спутников: «Что это значит? Куда все идут?».
_________________________________________
*** В последние годы перед смертью индийский мыслитель Шанкара странствовал по Индии и организовал ряд монастырей (Дварака, Джошиматх в 45 км от Бадринатха, Пури, Шрингери, Канчи), некоторые из которых действуют и поныне.
****Бадринат - священный индуистский город в округе Чамоли, штат Утаракханд, северная Индия.
Они по-английски спросили это у процессии, и те ответили, что радуются своему возвращению после долгой зимы.Люди идут в храмы, чтобы прославить своего Бога и поблагодарить за то, что он позволил им вернуться в свой город. Еще жители сказали, что ночью будет торжественное богослужение, и мы тоже приглашены. Они пошли дальше, а мы влились в толпу, там разговорились с монахами и шли вместе с процессией какое-то время. А когда решили отделиться, монахи сели с нами на траву и мы долго разговаривали. К нам подошли две француженки-хиппи, и, так как мои приятели хорошо говорили по-английски, у меня не было проблем с общением. Особенно мне понравилась весёлая смешливая Эмили.
Мы провели в Бадринате три дня, обследовав все долины, которые раскрывал перед нами этот прекрасный город. Все, кроме одной, куда никто не решался ходить. В начале этой долины стояла заброшенная деревушка Мана. Она была нежилой, можно было бродить сквозь улочки, мимо аккуратных домиков, крыши которых были застелены большими плоскими камнями так, что если посмотреть сверху, не было понятно, что это: деревня, или просто груда нагроможденных камней. Еще там был тоннель, через который Ганг прорывался с вершин Гималаев. Через него был перекинут мост с деревянными шпалами, сразу было видно, что он очень старый.
А тоннель был таким глубоким, что если бросить в него огромный камень, то можно было долго считать, прежде чем он скрывался в пучине и ударялся о дно. Звук удара почти не был слышен, такой там стоял рёв, и такая была глубина. Я досчитал до пятнадцати, пока наблюдал за падением камня.
Какие удивительные снимки получились в этом ущелье! Я свисал там, как обезьяна, залезая в каждый уголок, где только скала могла удержать меня. Голубая вода и радуга, плоские стены тоннеля, а там, дальше, откуда текла эта река, была тропа… Она была завалена огромными камнями, нападавшими за зиму. Некоторые были величиной с большую машину. По этой тропе невозможно было идти. Но я прошел, немного, в качестве разведки, и вернулся обратно. Вечером мы собрались с ребятами, и я выразил желание идти дальше, в Гималаи, насколько смогу продвинуться. Мои спутники отказались, и никто никого не осудил, мы довольно хорошо изучили друг друга к тому времени. Правда, они сказали, что я рискую, решаясь на такой опасный путь, что эти горы имеют на своем счету немало жертв. Конечно, меня это не остановило, хотя я и смотрел с опаской на острые горные вершины. Мы расстались, и рано утром я двинулся в путь. Так я отправился в свою «долину смерти»…
6. ДОЛИНА СМЕРТИ
Три дня я шел по тропе, которая временами то пропадала, то появлялась снова. На своем пути я видел много такого, что вызывало моё удивление и восхищение.
Ганг становился все уже и уже, пока, наконец, совсем не исчез в леднике. Я прошел его насквозь и видел, как закончилась великая река! Если бы мне только знать, какую плату за это придется предоставить…
Я строго держался тропы, и, как ни заманчивы были параллельные ущелья, помнил, что один, и у меня нет опыта, чтобы двинуться туда.
На пути мне встречались брошенные военные части. Это было удивительно и непонятно. Я ходил по казармам, военным штабам, находил запасы провизии и обмундирования, даже примерял на себя индийские мундиры!
Будучи в нижнем городе, я взял в этот поход куртку и армейские кроссовки, а на складе обмундирования прихватил армейский шарф с парой шерстяных носков. Так я дошел до пятитысячного перевала.
Во время пути по долине я всё время задавался вопросом, почему в столь хорошо оборудованных частях нет людей? Тем более, если эта долина является пограничной. И хотя в большинстве казарм пол был затянут льдом, на улице между казармами снега было очень мало. Все взывало к жизни и жизнедеятельности, но людей не было... Возможно, они знали что-то, чего не мог знать я? Всё вокруг казалось таким спокойным и безмятежным…
Когда я проснулся утром в последней казарме, где ночевал и питался, то увидел за окном, затянутым матовой плёнкой, редкие кружащиеся снежинки. Какое-то время было абсолютно тихо, шёл снег... А потом на казарму обрушился самый настоящий шквал! Ветер ломал крышу, как будто хотел смести и меня вместе с этим ветхим строением! Все небо до горизонта затянуло чёрными тучами, и начался сильнейший снегопад. Такого в своей жизни я еще не видел... Ветер дул, как ненормальный! Я забился в самый дальний угол, потому что со всех сторон помещение стало заносить снегом. Сугробы росли на глазах, меня в буквальном смысле слова заметало! Я понял, что надо срочно возвращаться! Едва дождавшись рассвета, я вышел на улицу. Свирепая метель дула прямо в лицо, но тропа еще была, и я пошёл по ней. В три раза больше времени ушло теперь на то, чтобы вернуться ко второй войсковой части. Сгустились сумерки, и я остался там на ночлег. Это была тяжелая ночь. Изменилось атмосферное давление, у меня стала неистово болеть голова и появилась боль в глазах. Моё тело сжалось, подобно пружине, мобилизовалось, как будто что-то предчувствуя. Но в тот момент я ёще не отдавал себе отчёта в том, что со мной произошло, не понимал, что попал в беду. Даже в самых кошмарных видениях я бы не мог представить себе того, что ожидало меня в самые ближайшие часы.
7. БУРАН.
Утром я еле смог отодвинуть дверь, и не узнал местность. Коричневая долина превратилась в белоснежную пустыню. Следы тропы почти исчезли. Надо было выбираться. Срочно. Быстро! Как можно быстрее! Впереди еще два или три дня пути до цивилизации. Я пошел так быстро, как только мог. Было холодно, а снег всё прибывал... Он сыпал и сыпал, видимость практически пропала. Я больше помнил, чем видел направление, в котором нужно было идти, и шёл, держась заданного курса, пока тропа совсем не исчезла под снегом. Когда я понял, что не вижу ее, мне пришлось признаться себе, что я больше не понимаю, куда дальше двигаться. Я заблудился. Вот тогда впервые стало страшно.
Времени на раздумья не было. Я шёл четыре часа, и за это время уровень снега поднялся уже на полтора метра. Теряя силы, пытаясь идти по сугробам, я понял, что наступил момент укрыться и переждать. Тем более, что я уже насквозь промок и сильно замерз. Остановившись у большого камня, я стоял и думал, что же мне делать дальше. Что делать… Возвращаться обратно. Это был единственный разумный вариант! Впереди неизвестность, снег изменил очертания долины до неузнаваемости. А на базу по своим следам я смогу вернуться, пока их не замело снегом. Я обернулся назад... Следов не было. Но это невозможно!! Не может не остаться следа от траншеи в полтора метра! Она исчезла. А снег все прибывал и прибывал… Я был в отчаянии. Назад мне уже не вернуться, этот путь отрезан. Значит, придется снова идти вперёд. Столько, сколько смогу. Идти было трудно, снег был рыхлым, и мне с трудом удавалось на него встать, я постоянно проваливался, и очень скоро понял, что выбиваюсь из сил. Впереди был перевал, и я должен был дойти до него, во что бы то ни стало! Это длилось часами… Измождённый, но еще здоровый, хотя и сильно замерзший, я двигался к перевалу. Насколько мне помнилось, там должен был быть штаб: одно-единственное строение с покатой крышей, закрытое на висячий замок. Видимо, в нём хранилось что-то важное. Мне нужно было дойти туда, чтобы переночевать, иначе бы меня засыпало снегом. С большим трудом я добрался до перевала, когда понял, что снег не пустит меня дальше, его было уже по плечи. И вдруг, из-под снега в расщелине показалась вода. Ганг выходил здесь на поверхность. Это была ледниковая вода, очень холодная. Ничего хорошего от этой затеи ждать не приходилось, но выбора не было, мне пришлось принять тяжелое решение: дальше идти по воде, чтобы обойти снежные заносы. Я стоял в нерешительности на берегу, а вода шумела, будто предупреждая, чтобы я держался подальше. Вода. А на ногах шерстяные носки и кроссовки… Видимо, ноги мои уже порядком окоченели, потому что, ступив в воду, я почти не почувствовал холода, и пошел, по колено в воде, а метровые толщи снега по обоим берегам, сопровождали меня. Я шёл, с каждым шагом приближаясь к перевалу, надеясь на то, что устроюсь там на ночлег. Было холодно и страшно, но я старался не думать о плохом. В моем нагрудном кармане лежала фотография матери, я думал о ней. За поворотом река стала углубляться, и пришлось выбираться обратно на снег. Я лез вверх, снег осыпался, обувь стала твердеть и покрываться льдом. Руки перестали что-либо чувствовать, и я потерял опору! Снег поехал подо мной, я покатился вниз, вместе с ним, и упал на лед. Услышав треск, я лихорадочно думал о том, что если провалюсь под лёд и намокну, у меня не хватит сил выбраться до того, как вода затащит меня под него. Но внутренний голос говорил, что я успею встать до этого момента. Еще чуть-чуть, и лёд лопнет… Не спешить… Не резко… Вставай!! Лёд лопнул, но я устоял. И почти не намок. Вода затаскивала большие куски лопнувшей льдины в полынью. А я снова стал карабкаться вверх… На камни. Одежда заледенела в тех местах, где намокла, но по пояс я оставался сухим. Двигаясь по камням, местами по плечи в снегу, работая руками и ногами как сумасшедший, я выбирался! Мое лицо тоже стало покрываться льдом, и я отрывал его от кожи. Меня мучила жажда, резало глаза от невыносимой белизны вокруг, жутко болела голова. Мне надо было добраться до подветренной стороны… Сгущались сумерки. Я стал выбираться на то место, где было меньше снега. Выше… Еще выше! Ганг оставался внизу. Он бурлил подо льдом, как будто жалея, что не смог затащить меня туда. Но у меня были силы, я был крепок, пока не зная, что он уже смертельно ужалил меня. Ледяная вода нанесла мне серьезные раны, и Смерть уже потирала свои черные руки. Проходя через ее резиденцию, я получил свой удар.
Оставалось только дождаться конца. Но мне это, к счастью, было неведомо, я дрался за жизнь и лез на скалу. Там будет вагончик. Вагончик… Солнце село, дул сильный ветер, было очень холодно. Я наконец выбрался на равнину. Вагончика не было... Ничего не было. Ровная белоснежная гладь. Я ошибся! Ещё долина!! Еще одна долина была впереди!!! Занесенная снегом, без следа тропы! Надо было добраться до СЛЕДУЮЩЕГО перевала! Я буквально взвыл от досады… Как же так?.. Как я мог просчитаться?.. Хотелось рвать на себе волосы от злости и на себя, и на ситуацию, в которой оказался.
Я понял, что не смогу пройти по склону, надо было идти по равнине, там, где камни, где снег уже выше моего роста. Надо скатываться туда. Не было времени на сомнения, нужно было бороться за жизнь. И я пошел, проваливаясь по пояс, по плечи в снег. Ноги одеревенели, но они еще были чувствительны, а руки крепки. Я шел, не помня себя в темноте. Ветер дул в лицо и оно покрывалось льдом, который я упрямо отрывал… Было ужасно тяжело, я передвигался на пределе своих возможностей, а до второго перевала было еще очень далеко. Впервые я был так близок к смерти и мыслям о ней.
Сколько времени прошло – трудно сказать, но наступил тот момент, когда я больше не мог идти. Тогда я поставил себе целью проходить по десять шагов, и делать остановку. Я делал эти десять шагов, и если мог идти дальше, то шёл, считая вслух... Либо отдыхал двадцать секунд, стараясь собраться с силами, и шёл дальше. Больше двадцати секунд стоять было нельзя, с каждым разом всё труднее становилось двинуться с места. Тело словно пронзало электрическими разрядами. Раз… два… три… четыре… пять… Надо двигаться! Совсем нет сил… Семь… восемь… девять… десять… Отдых, двадцать секунд. Никак не получается делать по двадцать шагов. Уже давно ночь, и я совсем без сил, но мне надо любой ценой подняться на второй перевал. Я почти дошёл… Дошёл! Но этот осыпающийся сверху снег... Как мне по нему подняться?.. Руками под себя, ногами утаптывать… Руками под себя, ногами утаптывать… Руками под себя… Выше… Наискосок… Получается! Руками… под себя… Там должен быть вагончик! Ногами… утаптывать… Сколько времени я уже ползу по этому склону? Двадцать минут? Два часа? Мне казалось, что прошла целая вечность. Руками… ногами… руками… Вот он! Вагончик. Почти добрался! Только бы не съехать обратно…Еще чуть-чуть... Руками… Ногами… Железка! Достать её… Надо сбить замок. Найти бы силы...
8. ОТВЕРЖЕННЫЙ
Внутри вагончика стояли какие-то канистры, лежал сложенный парашют. Я подтянул его к себе и сделал лежак. Ноги пронзали судороги. Мне никак не удавалось снять оледеневшую обувь. Один кроссовок удалось разорвать, а затем, очень медленно, отрывая куски кожи и волосы, стянуть оледеневший носок… На вторую ногу пришлось помочиться. Только тогда я смог снять с неё кроссовок. Второй носок, как и первый, снимал с ноги вместе с собственной кожей. Я засунул ноги в мешок и вытянул их. Так меньше мучили судороги. Прогулка по Гангу не прошла для меня даром. Ноги были чёрными, это было видно даже в темноте. Закутавшись в парашют, я провалился в темноту и даже не знаю, сколько времени пробыл в забытьи. Помню только, что и во сне меня мучили боль в ногах и холод. Метели уже не было.
Свет от наступающего рассвета проникал сквозь матовые стекла вагончика. На рассвете (или это был уже полдень?) я очнулся, и стал разворачивать парашют, чтобы взглянуть на свои ноги. Они были все в кровоподтёках и чёрного цвета... Мне было совершенно понятно, что дальше двигаться я просто не смогу. Страшное ощущение. Когда ты абсолютно один и не знаешь, как себе помочь. Уколов и лекарств нет. Если бы даже была стандартная аптечка – меня бы это не спасло. До населенного пункта еще минимум два дня пути, между которыми лежит мёртвая войсковая часть. Что делать? Такая слабость во всем теле… Очень хочется пить. Я попробовал слезть с топчана, приоткрыл дверь и разлил бак с бензином, едва успев поставить его к стене, пока не вылилось слишком много. Но и этого хватило для того, чтобы тяжелый запах распространился повсюду. Учитывая головную боль и резь в глазах, понятно, что настроения мне это не подняло. Я пополз к выходу. Три метра… Всего-то! А ноги уже не слушались. Дополз и сел на пороге. Боже, какое солнце! Высоко в горах оно так ярко светит. Я зажмурился. Небо было фиолетовым. Достав кастрюлю, я наскреб в нее снега и выставил на солнце, в надежде, что оно растопит хоть немного воды. Сидел и ждал. Руки еще были чувствительны, и я по капле топил снег, пропуская его через них. Мутная жидкость в грязной кастрюле казалась мне живительным нектаром. Но ее было так мало! Не в силах долго сидеть, я оставил кастрюлю на солнце и пополз назад. Теперь три метра были для меня огромным расстоянием…
Ужасно быть беспомощным и немощным. Прекрасно понимая, что со мной происходит, я не знал, как остановить прогрессирующую гангрену ног. Мне оставалось только лежать. Я много спал. Сутки полетели… Не помню, сколько их было. Я спал по четырнадцать часов в день, просыпаясь только для того, чтобы растопить себе хоть немного воды и съесть шоколада, который еще остался у меня в рюкзаке. Две плитки. Не так уж много, но я был сильно ослаблен, и мне не хотелось есть.
Ночью вода замерзала у меня в изголовье, и приходилось тратить до четырех часов в день для того, чтобы сделать всего две банки воды и утолить хоть немного свою жажду. Снега вокруг было полно, но он только мучил, обжигая горло.
Ноги совсем отказали мне. Они наполнялись жидкостью, распухая у меня на глазах, и, в конце концов, стали напоминать два больших надувных шара. Было трудно выползать в коридор. Сквозняк хлопал дверями, которые били по ногам и доставляли мне сильную боль. А они все набухали и набухали… Я видел, как мои ноги отмирают и понимал, что протяну недолго. Помощи ждать не приходилось. Неужели всё? Неужели здесь, в этом сарае я окончу свою жизнь?! И никогда больше не увижу свой дом, родных и друзей, не увижу новых мест и родного леса? Неужели я не увижу свою мать, никогда больше не обниму ее? Это было ужасно несправедливо – в расцвете лет умереть вот так, совершенно одному, от гангрены, медленно, видя, как твоё тело меняется на глазах, а твои члены чернеют и отмирают один за другим. Тяжелее всего мне было смириться с тем, что мать получит мой труп! Черный, распухший, как мои ноги сейчас… Но это была реальность. Моя реальность! И она была страшнее экшнов, которыми пугают в кинотеатрах.
День проходил за днём, и, хоть я не мог смириться со своей участью, постепенно стал принимать всё, как должное. Боли уже не было, ноги ничего не чувствовали. Страх тоже пропал. Только одиночество тяготило. Если бы кто-то был рядом и поддержал меня…
Я вспоминал лучшие моменты своей жизни. Своих друзей, наши прогулки в лес. Сколько бы я отдал сейчас за то, чтобы просто сидеть с ними у костра, молчать и смотреть на воду. Я знаю столько красивых мест, которых никому не успел показать! И этому уже не суждено сбыться. А моя работа… Я больше никогда не увижу своих коллег? Не сделаю больше ни одного изделия для наших храмов? Не увижу своих будущих коллекций. Не обниму родную сестру. Не схожу в церковь со своим крестником. Эти мысли просто раздирали меня на части! Я умираю...
В ту ночь мне приснился сон. Как будто я очнулся, а вокруг меня нет стен вагончика, и я лежу в палате! Вокруг медсестры-индианки. Они улыбаются и укоризненно покачивают головами, делая мне уколы. Я лежал в чистой постели, а сквозь окно была видна зеленая лужайка, на которой играли дети… Я спросил: «В какую игру они играют? Откройте пошире окно, чтобы я мог их видеть!» Мне ответили, что это крокет, игра, которую действительно очень любят индийские дети. Я смотрел на них. На улице, за окном, был цветник, и возле моей палаты тоже стояли цветы. Потом я повернулся к медсестре и спросил: «Это правда? Меня на самом деле спасли?» Медсестра мило улыбнулась и ответила: «Ну, конечно, Вас спасли. Разве иначе мы все здесь разговаривали бы с Вами по-русски?..» И я проснулся. Этот сон показался мне символичным, т.к. едва придя в себя от впечатлений после него, я понял, что мне стали отказывать руки. Пальцы больше не слушались. Гангрена развивалась, ее смертельный яд поднимался все выше и выше. Счёт пошел на дни… Сколько мне осталось? Два? Три дня? Отчего я умру раньше: от болезни, жажды или от голода? Надо что-то делать… Как-то выбираться. Я же мужчина! Я должен что-то предпринять, хотя бы попробовать. Уж если суждено умереть, то лучше в борьбе, в пути, нежели замерзнуть как собаке в этом сарае… Единственное, что не умерло во мне, это надежда. И вера! Если я до сих пор жив, стало быть, для чего-то еще нужен Господу. А значит, на его помощь и буду надеяться. Три метра… Адский путь. А мне предстоял путь, который невозможно было переложить ни на метры, ни на часы.
9. ПОСЛЕДНИЙ ШАНС
В вагончике был бак с жиром. Я дополз до него и обмазал толстым слоем руки и ноги. Взял два холщовых мешка, в которых раньше хранилась крупа и достал сложенный парашют, а затем срезал с него стропы и тщательно обмотал ими мешки на ногах. Потом надел на себя все тёплые вещи, которые были, и подполз к топчану. Взяв там из рюкзака остатки шоколада и фотоплёнки, я спрятал их на животе. Туда же положил и свою маленькую новую камеру. Замерев в нерешительности, я перебирал в руках белые конверты… Коллекцию гангских бабочек. Вот белая, с жёлтыми крылышками. А вот маленькая, пурпурная, по краям крыльев разукрашенная всеми цветами радуги. Редкая цикада, с жёлто-синим отливом… Жук-усач. Всему этому суждено было остаться здесь, так же, как коллекции монет, и многому другому из того, что я собрал во время своего пути по Гангу. Фотографию мамы я не мог оставить. В последний раз взглянув на снимок, сделанный у нас дома, я убрал его в нагрудный карман и пополз к выходу. Перед тем, как выползти на снег, я остановился. Шансов практически нет… Поколебавшись, вернулся обратно к рюкзаку, достал ручку и листок бумаги. Руки не слушались, но я писал. Предсмертное письмо своей любимой матери. Чем мог я утешить её, если она получит эту записку вместе с моим телом? И всё-таки я должен был что-то написать, как-то оправдаться. Слёзы текли по щекам и капали, размывая пасту на бумаге. Трудно в смятении подобрать нужные слова. Дописав письмо, коротко подписался: «Сын». Сложил листок и, спрятав его в пакет, тоже убрал в карман. Я выполз на снег. Солнце было таким ярким! Было больно смотреть. Для начала, я уговорил себя доползти до ближайших камней. Оттуда открывался вид на долину, которую мне необходимо было пересечь, чтобы добраться до безлюдной войсковой части.
Несмотря на то, что кистями я пользоваться практически не мог, руки еще слушались. И все же, метры давались мне с огромным трудом. Влажный снег держал, не позволяя глубоко проваливаться, но моя одежда почти сразу намокла, в таком состоянии сложно далеко продвинуться. И все же я дополз до камней. Будучи практически уверенным, что мне придется вернуться обратно. Обернувшись, я посмотрел на вагончик… Если я сейчас уползу далеко, мне уже не хватит сил вернуться. Тогда мои родные не будут иметь возможности даже прийти на мою могилу. С другой стороны, у меня оставался шанс… И воля. С каждым шагом, а вернее, с каждым ползком я верил, что приближаю себя к матери. Только моя любовь к ней заставляла решиться на этот отчаянный поступок. Медленно… Так медленно! В холщовые мешки забивались снег и камни, к тому же они постоянно развязывались, и мне приходилось часто останавливаться, чтобы туже затянуть их.
Я полз на коленях и руках, стараясь держать изувеченные ноги выше уровня снега. Сколько может проползти человек на коленях в мокром снегу?.. Через пять часов за мной стал тянуться кровавый след. Я остановился и закатал брюки. Колени были изорваны в клочья, живой кожи там не было. Перевязаться было нечем и все, что мне оставалось – это продолжать движение. Нельзя было задерживаться более, чем на минуту. Беспощадный холод точно кинжалами пронзал всё тело. Надо было все время двигаться, несмотря на боль. Путь был бесконечен… Солнце растопило снег у края тропы, и на склоне я видел черту, которая указывала мне правильное направление. Глубокий снег сменяли каменные проталины. И если снег был рядом с камнями, я проваливался в него. Если же камней вокруг снега не было, я мог двигаться легче. Первые часы пути мои руки тоже были замотаны в мешковину, но ближе к полудню мешки на ногах промокли и обледенели, тогда мне пришлось снять более сухие мешки с рук, и одеть на ноги. Руки остались беззащитными, но пока ещё были дееспособны. Какое-то время я двигался по краю оттаявшей тропы, одной рукой упираясь в камни, а другой, - врезаясь в снег. Туловище при этом было выше уровня головы. А ниже тропы была пропасть. Если бы я упал туда, то не разбился бы, но вряд ли смог бы оттуда выбраться. Самое сложное, что было - это снежные заносы. Они вырастали неожиданно, ледяной стеной, в два-три этажа! И приходилось несколько раз с силой ударять рукой в снег, чтобы образовалась выемка. Потом в эту выемку надо было вставить окровавленное колено, и подниматься выше, как по лестнице, на высоту заноса, верхушка которого иногда была как острый гребень. Через него нужно было переваливаться всем корпусом, и продолжать движение. Сил почти не оставалось… Я истекал кровью, а в этих местах водились снежные барсы, следы которых мне постоянно приходилось пересекать, и я молил Бога о том, чтобы мы не повстречались.
От усталости и потери сил у меня начался бред. Мне казалось, что я не один, что за мной по снегу карабкается кто-то ещё. Я оборачивался и видел старуху, которая брела за мной следом. Я спрашивал ее: «Кто ты? Почему ты идёшь за мной?» А она отвечала: «Иди себе. Ползи себе, малый… У тебя своё, а у меня своё. Я иду следом, чтобы ты не остановился». А потом мне стало казаться, что за мной ползёт молодой красноармеец времен Великой Отечественной, я оборачивался и спрашивал его, зачем он меня преследует, а он отвечал, что ему хуже, чем мне, что я должен держаться и продолжать двигаться дальше. В своих видениях я был не один, и мне было легче, потому что я чувствовал поддержку, которой так не хватало наяву. Я то полз, то оборачивался… В очередной раз, обернувшись, я увидел, что за мной по снегу идёт пожилой белый полковник. Я спросил его, как и других, зачем он идёт за мной. И он ответил: «Держись, братец. Впереди тяжёлый путь, ты нескоро доберёшься домой. Я иду следом, чтобы поддержать тебя. Я стар, мне тяжело, но ты не один. Ты только ползи, а я буду идти сзади». Я был ему признателен, кто бы он ни был, и продолжал ползти… Бесконечный путь. В одном месте я чуть не сорвался в пропасть, но удержался за оледенелый снег. А потом с удивлением посмотрел на свои руки… Они были сплошь красными. Вглядевшись, я увидел, что на пальцах уже нет кожи. Оголённое мясо, с которого капала алая кровь. Боли не было. Значит, и руки скоро откажут. Надо двигаться! Я полз, врезаясь в ледяной снег. Теперь я не мог позволить себе более, чем двадцать секунд отдыха.
Остатки тропы повели слишком круто вверх. Мне не под силу было туда вскарабкаться, и я решил скатываться в пропасть. Там, в пропасти, шумел приток Ганга, и был большой риск провалиться под лёд, в воду. Но выбора не было, склон не пускал меня. Покатившись кубарем вниз, я потерял координацию и боялся только одного: сломать позвоночник о скрытые под снегом острые камни. Высота была большая – этажей в десять-двенадцать, и мое движение было очень быстрым. Но был и плюс - в том, что оно ускорило моё приближение к войсковой части. Когда я скатился вниз, долго не мог прийти в себя… Невыносимо мутило, голова раскалывалась, всё плыло перед глазами... Я увидел косу снега, на которую надо было вскарабкаться. Она была высотой этажа в три. Руки уже почти не слушались. Я карабкался, как мог, оставляя кровавые выемки в местах, где со снегом соприкасались мои руки и ноги. Колено… подтяжка… опять колено… Через боль. Перекатился… Я слышал, как под снегом бурлит вода и молился, лишь бы не провалиться в неё. Снег чередовался с камнями.
Ночь, как всегда в горах, наступившая внезапно, застала меня врасплох, совершенно измученным. Стало намного холоднее, но я упрямо полз. Сердце горело жаждой выжить, чего бы мне это ни стоило, а тело умирало. Здоровы были только локти, но от них было мало толку, потому как на них я практически не мог двигаться. И когда я начал отчаиваться, впервые за долгие часы пути, сомневаясь в успехе своей затеи, внутри меня раздался голос, от которого стало жутко. Это был голос внутри меня, но совершенно точно - не мой собственный внутренний голос. Он приказывал встать на ноги и идти. Он повелевал! И я испугался… В приступе малодушия, я даже внутренне возмутился ему, так как ещё мог ползти, а ходить не мог вот уже несколько суток! Зачем мне вставать на ноги?! Они, распухшие от воды, просто не выдержат моего веса и лопнут… Но голос был страшен. Он приказывал: «На ноги! На ноги!!» Я стал вставать, не в силах ослушаться. И встал. В то же мгновение, кожа на ногах стала лопаться, и из них хлынула вода... Много воды! Я сделал шаг, и сразу упал. Из-за обычного порыва ветра. Я был настолько слаб, что малейшее дуновение повалило меня лицом на камни. А голос беспощадно заставлял меня встать: «На ноги! На ноги!!» Я делал шаг за шагом, и снова падал. От боли и усталости. Когда каменная гряда закончилась, я сделал ещё шаг и провалился по грудь в снег. Тогда Господь сказал: «Выбирайся! По снегу – ползком, по камням – ногами». Я повиновался. Но не было моих человеческих сил терпеть этой боли… И тогда внутри меня снова раздался голос: «Я помогу, я не брошу тебя. Только слушайся меня. Уже ночь, слишком холодно, если ты будешь ползти, то замерзнешь. Надо идти». Потом Господь сказал мне: «Держи мешки. Я буду переставлять твои ноги». Это было невероятно, после всего, что со мной произошло, но я шёл! Держал руками окровавленные, тяжелые от воды мешки, а Господь помогал мне переставлять ноги… В снегу была полоса, и я понял, что это тропа, скрытая под снегом. Голос не оставлял меня, направляя, говорил, что нужно держаться этой полосы. Как только я пытался облегчить себе путь и делал шаг в сторону, то глубоко проваливался в снег. Уходили время и силы на то, чтобы выбраться из сугроба. Уже всё тело застыло, я шёл в бреду, одно только сердце моё было горячим… Глаза больше не болели, прошла головная боль, и даже руки, разодранные в кровь, не чувствовали боли от трущей о них мешковины. Все во мне онемело. Я шёл… Снега было не выше колена. Один мешок прорвался и я сказал: «Мне больно наступать на лёд, Господи… Можно я остановлюсь и перевяжу ногу?» Но он ответил: «Нет. У тебя нет времени на остановки. Ты замёрзнешь. Старайся наступать на мешок. Двигайся, у тебя совсем не осталось сил! Разговаривай со своими ногами, как будто это живые люди. Подбадривай их, тебе так будет легче». Это может показаться нелепым, но я шел и говорил со своими ногами. «Давай… Давай, старик, ты сможешь! Вон, какая луна вышла… А ты, старуха? Чего волочишься еле-еле? Шевелись, не отставай!» Я шел при полной луне, оборванный, качающийся на прямых негнущихся ногах, в окровавленных мешках, разговаривая сам с собой… Эдакий спятивший зомби. Если бы меня сейчас кто-то увидел, то скорее убежал бы, чем протянул руку помощи!
Было довольно светло от лунного света. Я всё шёл и разговаривал со своими ногами. Несмотря на то, что состояние моего тела было ужасным, я воспрянул духом, потому как теперь верил, что Господь меня не оставит и выведет отсюда! Как же холодно… Небо было бездонно-чёрное, звездное, низкое. Интуитивно я всегда чувствовал, что оставаясь вот так – один на один с природой, человек как никогда близок к Богу. Нужно всего лишь протянуть руку, и можно дотянуться до неба, всего лишь распахнуть шире глаза, и увидишь не только звёзды. Вопрос в том, хочешь ли ты всё это видеть. Я хотел, всем существом. Но один вопрос не давал мне покоя, и, глядя в небо над головой, я спросил: «Господи! Может, ты больше не хочешь, чтобы я смотрел на твой мир, и больше меня не благословляешь? А тем, что со мной случилось, хочешь показать мне, что я исчерпал твою любовь? Ответь мне, Господи! Это так важно для меня!» Я смотрел на небо, продолжая двигаться. На звёзды, на скалы, на редкие чёрные тучи, что гнездились в их вершинах… И одна-единственная мысль пронзила меня в тот момент: «Как это все прекрасно! Величественно и прекрасно!» Даже на пороге смерти я не переставал восхищаться красотой, которая меня окружала. Наоборот, то обстоятельство, что я, возможно, вижу всё это в последний раз, добавляло торжественности и чистоты этой минуте. Я искренне любовался видом скал и небом над головой, пытаясь запомнить малейшие детали, чтобы потом, если выживу, суметь воссоздать эту картину в памяти, вплоть до мельчайших подробностей! И в ту же минуту невероятное тепло разлилось по всему моему телу… Прокатилось волной от головы вниз, к рукам и ногам. И слёзы подступили к горлу так, что дышать стало тяжело. Такое испытываешь в храме, когда сходит Божья благодать. Так вот твой ответ, Господи… Значит, я не противен тебе? Выходит, мне еще можно видеть твой мир и топтать бренную Землю. Я так люблю всё то, что ты создал! Это испытание не озлобило меня, оно лишь помогло понять, насколько дорога жизнь и то, что я имею в ней. То, что уже видел, и чего еще не успел, но так хотел бы. Только дозволь мне выжить… Только бы дойти. И в этот самый миг я увидел что-то чернеющее вдали. Не может быть. Неужели, это те самые большие камни, и я добрался до того места, куда так отчаянно полз и шёл всё это время! Еле живой, полуслепой, я, чуть не плача, кричал своим ногам: «Вы видите?! Вы её видите?? Мы дошли! Господи, спасибо тебе! Мы дошли!»… За камнями была та самая казарма. Вне себя от радости, я даже прибавил шагу. Сквозь слёзы счастья, я действительно видел строения. И все же, до сих пор не мог поверить в то, что это не сон, что наяву вижу то недосягаемое место, к которому так долго стремился! Осталось совсем немного, метров сто. Это были чуть ли не самые трудные сто метров. Хотелось бежать, а ноги еле волочились, и я снова начал их подбадривать: «Давайте, родные! Сейчас остановиться и замерзнуть будет просто глупо! Шаг…другой… Давай! Давай! Бывает и труднее, и больнее, мы дойдем... Ради себя, своего будущего, и во имя Господа»… Казарма была все ближе. Она была занесена почти по самую крышу, но я точно знал, что не ошибся. Здесь я проводил ночь, самую первую, перед тем, как начал обследовать долину. Вскарабкавшись на сугроб, я проделал дыру и сполз по снегу внутрь. Я ДОШЕЛ! Вряд ли можно было сейчас найти человека, счастливее меня.
10. В ДАМКАХ У СМЕРТИ
Попав внутрь помещения, первым делом я разбил бутылку и перерезал парашютные стропы на ногах. Они глубоко врезались в кожу, но я разорвал их, и холщовые мешки сами упали на ледяной пол. На ноги я старался не смотреть, не хотелось портить счастливые минуты.
Еще одним поводом для радости оказалось то, что в одном из баков я нашел немного воды, и тут же выпил ее почти всю. Взяв железную кастрюлю, я набил ее снегом и поставил в углу казармы. Туда утром через мой лаз проникнет солнце и растопит снег. Потом я взял теплый спальный мешок, в котором ночевал, когда останавливался в казарме в первый раз, и цигейку из козлиной шкуры. Закутавшись в тёплый спальник, я почувствовал впервые за все эти дни, что по-настоящему согрелся. Самочувствие было ужасным, и всё-таки, изможденный, израненный я думал о том, что отлежусь два-три дня, а потом, хоть на локтях, но попробую добраться до людей! Впереди были ещё сутки пути. Я стал проваливаться в бессознательное состояние и в последний раз услышал голос внутри… Господь сказал мне: «Вот, я довел тебя. А теперь я тебя оставлю». В ту же секунду мой череп пронзил мощный электрический разряд. Глаза готовы были вылезти из орбит от внезапной страшной боли! Судороги пронзали всё моё тело. Хотелось кричать. Расслабленный, в полузабытьи, я не мог сразу прийти в себя, боль застала меня врасплох… Господь покинул меня, и я сиюминутно ощутил всё страдание собственного тела! Пальцы на руках жгло так, как будто они лежали на двух раскаленных сковородах, а пальцы ног словно зажали в тиски и безостановочно сдавливали. Заснуть было невозможно. Корчась от боли, я думал о том, что, в принципе, нахожусь в том же самом вагончике… С той разницей только, что на сутки ближе к цивилизации. Но я всё ещё был жив! Лишь к утру, измученного до полусмерти, меня поглотила чернота.
Утром был сильный ветер. Беснуясь на крыше казармы, он выл на все голоса. А мне сквозь сон казалось, что где-то поют птицы… Или смеются дети. Очередной бред, я не придал ему значения. Силы почти покинули меня, но надежда и вера по-прежнему были живы. В какой-то момент мне даже показалось, что я слышу чьи-то голоса... Вот и помутнение рассудка. Я горько ухмыльнулся внутри себя. Как жестоко он издевается надо мной, этот ветер! Бьёт в самое больное место! Но разговор продолжался. Тихо, отдаленно… Не может быть!! Собрав последние силы, трижды, с последним выкриком уже срываясь на фальцет, я прокричал: «HELP ME!!». Голоса смолкли. А потом кто-то стал раскапывать сугроб перед казармой, и отчётливо послышалась быстрая речь! Вот уже в сторону полетела кастрюля, которую я оставлял у входа… И в казарму вбежал офицер с двумя солдатами. Мои нервы были на пределе! Я не мог поверить!! Люди!!!! В естественном порыве я потянулся к ним, и офицер схватил мою руку… Я, не выдержав, закричал от боли, и он отпрянул, не зная, что ему дальше предпринять… Оба смущенных солдата, онемев, стояли сзади. Тогда я сам, всем корпусом подался вперед, и схватил офицера за запястье. Почувствовав человеческое тепло, я не мог сдержать эмоций… Слёзы брызнули из глаз, и я заплакал как ребёнок. Индийский офицер обнял меня за плечи, он был в смятении, и у него тоже текли слёзы. Думаю, в первые секунды, мои спасители испытали не меньшее потрясение, чем я, потому что выглядел я ужасно. Но быстро оценив ситуацию и моё состояние, они уже не мешкали. Офицер позвал солдат и что-то долго говорил им. Потом мне стало плохо, била лихорадка, и он сказал, что нужно ложиться. В тот момент я не думал о том, что нахожусь на границе, и они имеют полное право просто пристрелить меня, без выяснения обстоятельств…
Но вместо этого, меня стали выхаживать, заботливо и аккуратно, как дети, найденного на болоте котенка. Первым делом закапали в глаза, и стало не так больно. Затем, омыли мне ноги и смазали какой-то белой пастой. Я лежал в казарме, солдаты несли свою службу, но не забывали про меня, оказывали медицинскую помощь, возились со мной. Однажды меня растрогало до слёз то, что солдат положил мою голову к себе на колени и обрабатывал мне спиртом лицо. Ни он, ни другие не брезговали, а ведь в то время у меня почти не было губ. Когда я полз по снегу, а потом шёл на ледяном ветру, я чувствовал, что они выворачиваются наизнанку и видел, как их кровавые ошмётки падают на снег. Эти люди, пограничники, не просто спасли мне жизнь. Они спасли моё лицо и мои ноги, избавив меня от участи жалкого немощного инвалида.
В этой части я пробыл два с половиной дня. Мне давали горстями таблетки, по двенадцать штук за один раз. Поили водой, кормили. Военные нашли при мне фотографии русских солдат (моих друзей), и были очень удивлены. Меня всё время спрашивали: кто я? Из какой страны? Я не без гордости отвечал, что я русский, из России.
На третий день, когда ко мне немного вернулись силы, меня погрузили на носилки, и, несмотря на то, что к тому времени по всей горе сошло множество лавин, а большая часть тропы провалилась в пропасть, всей ротой солдаты почти сутки несли меня через горы. Первый поддерживал голову, последний – ноги. Всего несли шесть человек, постоянно сменяя друг друга. Все интересовались моим самочувствием, спрашивали, нормально ли я переношу дорогу. Я видел сквозь темные очки, как пот катился с них градом, как им было тяжело, и меня мучила совесть.
Врач военной части был в шоке, когда увидел меня и моё состояние. Выразительное движение ножницами недвусмысленно сказало о его намерении ампутировать мне кисти рук и стопы ног. Но он не стал делать этого сам. Мне вернули большую часть из личных вещей, которые уцелели, и отправили в госпиталь в Бадринате, под охраной двух констеблей полиции, Ашота и Асота. Моих добрых друзей и «сиделок», в течение трех дней, пока я находился в госпитале Бадрината.
11. ГОСПИТАЛЬ
Меня доставила в госпиталь грузовая машина, а тех пограничников, что помогали туда добраться, я даже не смог поблагодарить, настолько ослаб и обессилел. В госпитале Бадрината был очень хороший врач. Он делал мне перевязки, и это было почти безболезненно. А мои сопровождающие-полицейские очень поддерживали морально. Их не надо было просить о чем-то, они были более чем внимательны и предупредительны, делали все необходимое, помогали мне, кормили с рук. Понемногу я начинал приходить в себя. Не только лекарства и уколы, но и сама уверенность в том, что ситуация под контролем и я нахожусь под присмотром врачей, помогали и успокаивали психологически. Когда врач решил, что я достаточно окреп, то выделил свою машину и отправил меня в высокогорный госпиталь. Это было еще одно сафари на скорой помощи! Со мной остался один из полицейских, Асот. Молодой парень, простодушный и добрый малый. В горах у него была девушка, и он постоянно мне о ней рассказывал. Часто просил рассказать, какие девушки в России. Я рассказывал, а он слушал, открыв рот.
В высокогорном госпитале (названия я, к сожалению, не запомнил) мне выделили отдельную палату. И индианки, как в том сне, ставили мне капельницы и улыбались… А потом в окно палаты случайно залетел мячик, и вбежали дети! Они остолбенели, увидев белого человека. Встать и подойти к окну я не мог, но мне очень хотелось проверить свою догадку. Поэтому я подозвал ребят, взял одного за руку, и жестами изобразил, что нюхаю цветок. Он понял меня, с улыбкой закивал, и они все вместе принялись носить в мою палату большие тропические цветы, охапками… Я знал, что тот сон в вагончике приснился мне не просто так. Слишком уж реалистично всё в нём было.
Спустя некоторое время, приехали местные журналисты, и долго расспрашивали, что и как со мной произошло. Не знаю, всё ли они поняли из моего рассказа, но позже мне показали газету, с огромной статьёй на первой полосе. Там у меня было такое лицо, что я не сразу себя узнал. Волевое, жесткое, решительное. Будь это кто-то другой, я подумал бы, что человек с таким лицом не только горы свернуть, а и убить запросто может! Испытания закаляют.
Потом была еще одна делегация. Среди которой выделялся офицер, с большими звездами на погонах, а остальные были в гражданском. Я был совершенно раскрепощён и свободно разговаривал с ними, они же проявляли огромный интерес ко всему, что со мной произошло. Мне казалось, что беседа складывается, пока Асот не шепнул на ухо, чтобы я вел себя скромнее и был более сдержан. Он сказал: «Да ты хоть знаешь, кто это?! Это «big» - офицер! Один из генералов пограничных войск лично приехал проведать тебя и справиться о твоём самочувствии». Это его солдаты спасли мне жизнь, и он выспрашивал у меня малейшие подробности. Наверное, будет награждать моих спасителей, подумалось мне… Генерал провел в моей палате два часа. Видимо, он специально не надел свою форму, чтобы не смущать меня. А тот офицер, с большими звездами на погонах, оказался самым младшим по званию.
В этом высокогорном госпитале я провел несколько дней. Тогда я ещё не знал, что обо мне уже сообщили в российское посольство, а машина посла ищет меня по всему штату и уже направлена в горы. Но главный врач принял решение отправить меня в более крупный госпиталь, где могут оказать серьезную квалифицированную помощь. И машины разминулись.
Сутки скорая помощь кружила по горам, пока мы спускались на равнину.
Мы приехали в Катышвах поздно ночью, где мне сделали перевязку и положили в подземелье. Там ко мне были очень внимательны, а один индиец подошёл и сказал, что белый человек не должен лежать в такой неудобной палате. Он на руках перенес меня в более уютное место. В той палате были зеленые покрывала и фиолетовые стены. Рядом со мной лежал мужчина средних лет. Как мне казалось, владелец какого-нибудь предприятия, или учитель с большим стажем. Я не знаю, кем он был, но к нему все время приходили люди, целыми семьями. Касались его ног, а потом прижимали руки к груди… Он был статным, достойно держался, а рядом с ним всегда сидела его жена. Она была грациозной, подтянутой, в розовом сари с изысканными костяными украшениями. Когда муж спал, она сворачивалась калачиком в его ногах, как кошка, и не меняла положения тела в течение всей ночи. Меня трогала эта преданность… На следующей кровати лежала индийская девушка, которая настолько боялась уколов, что приходилось всем отделением ее уговаривать. Но даже увещевания о том, что уколы необходимы для ее выздоровления, слабо действовали. Она всё время звала отца, который тоже находился при ней. В Индии авторитет отца очень велик, и девушка довольно быстро успокаивалась, когда он клал ей руку на лицо. Помимо нас, в палате лежал ещё индийский парнишка.
Полицейскую охрану убрали, за мной теперь ухаживал статный индиец. Он кормил меня и следил за тем, чтобы медсёстры вовремя уносили все ненужное. В это время в госпиталь уже спешила машина посла. Она приехала поздно вечером в один из дней. Я наконец увидел лицо русского человека! Радости моей не было предела. Врач, прибывший за мной, - Александр Альбертович, внимательно выслушав мой рассказ, сказал, что завтра забирает меня в посольство, а потом перенаправит в Москву, где я буду лечиться в нормальных условиях. Он купил мне огромное количество шоколада и орехов, чтобы я набирался энергии и сил. Сказал, что госпитального рациона для выздоровления недостаточно. К тому времени у меня был зверский аппетит, и всё купленное им я съел, что называется, «в один присест»! Наблюдая эту картину, врач рассмеялся и сказал, что никогда раньше не видел, чтобы человек ел так много и так быстро. Вместе с врачом был консул, Сергей. Он улаживал дипломатические вопросы в отношении меня.
Перед отъездом я попрощался с соседями по палате, где провел несколько дней. Меня очень тепло проводили. Я рассказывал про своих друзей, показывал снимки, где они в военной форме, и мои соседи с интересом их разглядывали, наперебой предлагая своим родственникам посмотреть фотографии… А утром следующего дня мои соотечественники погрузили меня на носилки и перенесли в свою дорогую машину, где, откинув сиденье, устроили удобный лежак. Мы ехали в Дели. Врач оказался человеком чутким и внимательным. Настоящий русский интеллигент, в роду которого были белые офицеры. В самом Дели нам внезапно преградила дорогу правительственная машина. Премьер-министр ехал завтракать, это был его кортеж. Как только мы подъехали к посольским воротам, индийский офицер тут же проверил, не заминирована ли наша машина.
Русское посольство выглядело очень представительно. Дорогие кованые ворота раскрылись, и я увидел перед главным зданием каскад бассейнов, а потом машина повернула, и мы заехали в гараж, за главным зданием. Там стояли такие роскошные автомобили, какие бывают на выставках дорогих автосалонов...
Мне подобрали костыли на время пребывания в посольстве, пересадили на носилки и отнесли в жилой городок. Зеленые двухэтажные домики аккуратно располагались среди деревьев, на которых гроздьями росли большие жёлтые цветы. Меня подняли на второй этаж и поселили в отдельном номере. Наконец-то, столь необходимая, долгожданная передышка. В номере был телевизор с множеством каналов, из столовой индийские повара принесли мне привычную русскую еду, которую их научили там готовить. Стали приходить работники посольства, целыми семьями. С тревогой выслушивали мой рассказ, их участие было очень трогательно. Они подарили мне иконы чудотворцев: Александра Свирского и Серафима Саровского.
Я радовался тому, что вновь нахожусь не просто среди людей, а среди русских, таких же, как я. Сам этот факт способствовал выздоровлению. К тому же, врач сказал, что договорится с аэрофлотом и меня скоро переправят домой! Но самой лучшей новостью, пожалуй, было то, что он обещал устроить меня в клинику, которая была основана еще его отцом, в Мытищах. Там за мной будет надлежащий уход. Костылями лишний раз пользоваться он запретил. Сказал, что они расхолаживают, и в конечном итоге, это обернется больше вредом, чем пользой для моих ног. Но в то же время, он предупредил меня, что определенные проблемы при движении всё равно будут... Окончательный диагноз мне должны были поставить по возвращении в Россию. Я уже хорошо видел, проблема со зрением исчезла совершенно. Пока я лежал в госпиталях, был момент, когда я почти не мог различать лица людей. Меня это сильно угнетало, я все время думал: «Господи, только не зрение!» Не иначе, как мои молитвы были услышаны.
Ранним утром за мной пришли, мы вылетали в Россию. Меня привезли в аэропорт в инвалидной коляске, провезли через таможенников, к самолёту. Консул уладил мои дела с паспортом и билетами. Положили меня на три кресла, а стюардессы хлопотали, чтобы было максимально удобно, принесли сок и еду. Рядом все время находился врач и контролировал моё самочувствие. Полёт продолжался шесть часов, но, к счастью, я перенес его без каких-либо осложнений. Наконец-то! Домой! В Россию…
Плавная посадка, и мы в Москве. В аэропорту нас ждали: мама уже всё знала, и прибыла в аэропорт вместе с моей сестрой и её мужем. Надо отдать ей должное, - мать очень мужественно держалась. Достойно, без истерик и рыданий. Родные не задавали лишних вопросов, понимая, что позже я сам расскажу им то, что сочту нужным. Меня сразу отвезли в ту самую клинику в Мытищах и поместили в отдельную палату. Здесь же поставили окончательный диагноз и впервые озвучили прогноз на будущее.
Врачи заключили, что руки останутся полностью дееспособными, нужно лишь немного времени для их заживления и выздоровления. Кожу на коленях, скорее всего, пересаживать не потребуется, она обновится и заживёт сама. В целом никаких осложнений не было, кроме одного: часть обмороженных стоп придётся ампутировать, и нужно будет заново учиться ходить…
Операция прошла успешно. Я провел в больнице около двух месяцев. Мама всё время была рядом, друзья и коллеги по работе навещали меня, часто звонили. Это придавало так много сил, в добавление к моему огромному стремлению выздороветь! Я нисколько не сомневался, что поправлюсь, и не просто выживу, а буду жить ярко. Буду встречаться с друзьями, заниматься любимым делом, и само собой, не перестану путешествовать. Теперь я буду радоваться каждому прожитому дню. Всё будет хорошо. Впереди целая жизнь!
ЭПИЛОГ
Всё сложилось именно так, как хотел Александр. Он ведет полноценную жизнь, работает, путешествует раз в полгода, по-прежнему выбирая для путешествий необычные, труднопроходимые места. Когда он впервые рассказывал эту историю моему мужу, то сказал, что если бы даже ему ампутировали ноги полностью, он всё равно бы нашёл возможность путешествовать. Сплавлялся бы на байдарке по рекам!
Я хочу сказать спасибо всем тем, у кого нашлись время и желание дочитать эту повесть до конца. Повесть об удивительном, на мой взгляд, человеке, вызывающем искреннее глубочайшее уважение. Если хотя бы одного читателя она тронула, то мои усилия не пропали даром.
Ещё раз хочется подчеркнуть, что сам автор – замечательный рассказчик, я лишь взяла на себя роль его биографа, готового документировать происходившие с ним когда-то события. Запись на диктофон была сделана Александром в то время, когда он находился в больнице после операции, и передана мной практически дословно.
С тех пор прошло семь лет. Уже было много новых путешествий, по которым можно написать другие повести. Я надеюсь, что это первая, но не последняя моя история о путешествиях Александра Чканникова. Потому не прощаюсь, искренне ваша,
Ольга Оленичева.
Вот ссылка на фотографии, сделанные Александром (пока в Одноклассниках, на моей странице, в альбоме "Во власти Ганга"):
http://www.odnoklassniki.ru/profile/79615621882/album/510017876218
И в Контакте: http://vk.com/album35130478_178682072