сцена местного драмтеатра
по списку гордости за достижения
сместится в никуда,
надоест вставать дворника раньше,
выпрастываться из халата
в синтетическую униформу
и скользкие холода,
и так на натертой пятке
съезжая служебным входом
в сортир начертить макияж,
бросить грим на подглазный мешок, -
лицо станет менее мятым,
а в чай из-под крана воду
насыплет рука неврастеника,
и станет чуть-чуть хорошо.
Потянется репетиция
затрещинами режиссера,
сегодня играешь патриция,
но вроде не понял роли,
не понял Идеи Автора,
Подтекста и Сверхзадачи,
а жизнь - она мимо этого,
она побежала дальше,
а ты в костюмерной, подкошенный,
с неточеным карандашиком,
сидишь, как святыми мощами,
на реквизитном ящике,
надписываешь свои реплики:
вот тут "с ироничной страстью".
Сегодня я Анна Каренина,
а может быть Бедная Настя.
Я сцену не то чтобы вдоль пропахал,
цветы свои перенюхал,
но я "не артист, а бездарный нахал
без голоса и без слуха".
И я "тупорылая рохля" в кашне
из очень дешёвой ткани
не раз уже должен был сдохнуть
на бис, играя любой сценарий,
по Чехову и Станиславскому весь
навыворот и по-живому
я умер под взрыв оваций, затем
один воскресаю дома.
Не то чтобы труд сценический - не
моё, мне в нём все знакомо,
забальзамированный живьём,
скандирую слово в слово
не мной прописанный монолог,
расхлёбываю за другого.
И я не Татьяна уже, я никто.
"Постойте, кого на мне женят?
Вы мне отказали по пьесе раз сто,
нет, я не люблю вас, Евгений.
Ни вас, ни кого бы то ни было. Мне
сестра моя Оленька ближе,
пусть будет инцест, если хочешь чего,
пусти свои руки пониже".
Сорву постановку, изгажу сюжет
и выйду из храма с позором,
но главное, я никогда больше, нет,
не стану рабом режиссера.
Я вызвал такси, я живой человек,
отправил зарплату на ветер,
я не декабрист, и не грек, и не прах
Изергиль, и не Юный Вертер.
Они отыграли репертуар
по много раз, лучше, чем раньше,
и вышли на пенсию все - кто да как,
кто малым ребенком, кто старцем.
Не знаю, отклеились ли амплуа от них
хоть за год до смерти,
но я до сих пор на циновке табак
курю, очень счастлив, поверьте.
Ни на одну пьесу рук больше не клал,
зато полюбил рифмоплётсво,
Парагвай, Суринам, Чад, Камбоджу, Непал
и плоское южное солнце.