Их было четверо... (Проза)

     Их было четверо: Мишка, Сашка, Колька и Генка. Внешне (друг от друга) они мало чем отличались, да и беседа их была возрастная. Вот она:
     - ... А знаешь, Сашенька, когда мне прошлый год исполнилось пять лет, папка наш купил тогда ещё большой торт. Такой большой, что я его еле поднял. Он сказал: а зачем, говорит, нашему Мишки игрушки. Что, говорит, он маленький, что ли. Сейчас торт и вот эти книжки. Он ещё книжки купил. Пусть, говорит, читать учится, скоро в школу идти. Он ещё сказал, что сейчас все читают.
     Мишкина речь была более-менее человека начинающего постигать тайны устных пересказов. Были, конечно, кое-какие огрехи, но чувствовалось, что эти последние разговорные дефекты исчезнут вскорости. Он был и один из трёх, кто не картавил - не картавил ещё и Генка с Сашкой.
     - Фу-у ты, это чё, - членораздельно, отделяя слово от слова, будто между ними следовало подумать, вступил в разговор Сашка, - а вот мой папка перед моими именинами в этом году взял с мамкой отпуск и мы все ездили в Крым к бабушке, - он ещё что-то хотел сказать, вернее, продолжить начатое, но его перебил явно не терпевший сообщить свою новость о своём папки Колька.
     - Ха, вот мой папка, - начал он не выговаривая букву "р", - ночью, эта, был на аботе, вота, а утом, эта, в день моего ождения, хоть, эта, устал, а спать, эта, не стал, вота. Мамка говоит ему: иди, эта, усни, а он говоит, эта, на меня: одевайся, эта, пойдём в кино, вота, а мамке говоит, эта, ну как, говоит, эта, я могу спать в такой день, когда, эта, пять лет назад у меня, эта, в этот день сын одился - это он по меня, вота.
     Колька выпалил всё это залпом. Он так торопился, так боялся, что ему не дадут договорить, что последние слова каждого предложения был вынужден просто проглатывать. Но его выслушали и кажется со вниманием. Ему даже был задан вопрос - и вы ходили? - на что он успокоительно ответил - ага.
     - А мой папка...
     - Напился что ль пьяным и опять вас гонял? Он их всегда гоняет. Мы на одной площадке живём, - пояснил Мишка. - Ихняя мать к нам прятаться бегает.
     - И совсем нет, и не гонял. А он... - но его слушать не стали почему-то. Заговорил опять Колька и всё внимание было обращено к нему.
     - Ой, я, эта, сёдня ночевать боялся, - маленький рассказчик прищурил глазки, чуть округлил ротик, как бы усиливая подтверждение. - С мамкой двоём ночевали, - почти шёпотом произнёс он. - Папка сёдня, эта, пиедет. Он в Новосибиск уехал в коман... в коман... в коман-ди-овку, вота. Его, эта, на аботе послали. Его всё вемя посылают.
     - Ага, я знаю. Наша мамка говорила. Она говорит папки: и чё, говорит, ну, у вас Фёдора всегда посылают в эту, ну, как иё, коман... ну, эту, Колька вот сказал. Говорит, чое-то он у вас незаменим, что ли. А папка говорит ей: он у нас, ну, хороший специа... ну, этот, ну, работник. Таких, говорит, у нас мало. Вот и посылают его, ну, всё время.
     - А у тебя, Сашка, тоже папку твоего на заводе хвалят, вота. Я слыхал, эта, как наш папка говоил, что у них там, вот, машина новая пишла и, эта, ешили, что аботать на ней будет твой папка.
     Они помолчали.
     - А у нас сегодня гулять будут, элля. Сегодня будет семь лет, как папка с мамкой поженились. Мамка замоталась. Знаешь, и то надо, и другое, - совсем как взрослый за рассуждал Мишка.
     - Гостей, навеное, у вас будет много, да? - не скрывая зависти, поинтересовался Колька.
     - Не. Мамка говорит много не будем собирать. У нас родни-то здесь мало, а знакомых, говорит, позовём человек немного и хватит. У нас тогда много было, дык после этого весь другой день не отдыхали, всё убирались. Это хорошо папка в отпуске был. А то бы!.. Он мамки ничё делать не давал. Иди, говорит, на улицу или к Сергеевым и пока не уберусь не приходи, говорит. Он у нас всегда мамке помогает.
     - А мой папка...
     - Хм, твой папка. Его тогда позвали к нам на Катькины именины, так он там напился, всю посуду нам перебил, да ещё дяди Гриши кулаком по лицу ударил. Мамка только из-за этого, говорит, и не хочет так много приглашать народа. Опять, говорит, чё-нибудь выйдет.
     - А дядя Гриша, ну, заплакал? - с нетерпением полюбопытствовал Сашка. Все замерли ожидая ответа.
     - Не, дяденьки не плачут, - авторитетно заявил Мишка. - Он только сказал, говорит, дурак и ушёл в другую комнату.
     - Эта, и дяденьки плачут, - удивлённо возразил Колька. - Я вот видел кино, там, эта, дяденька плакал, вота. Война была, эта, и дяденька плакал.
     - Дык, тогда все плачут. А так нет, дяденьки не плачут.
     Помолчали опять.
     - Мамка говорит, что если война, говорит, будет, то папку у нас, говорит, сразу заберут, - нехотя, задумчиво начал Мишка. - Без него, говорит, на войне трудно будет.  Пока, говорит, войны нет - он дома, в запасе, а война будет, говорит, он в запасе не будет.
     - И моего тоже, вота. Он у нас, эта, начальником был в амии, вот.
     - Фу ты, у нас тоже начальником был, ну, командир.
     - А мой папка...
     - Не, твоего не заберут. Он пьяница. Их не берут. Мамка говорит, что такие, как твой папка, случись, говорит, война, весь обоз бы пропили, а без него нам не победить. Он нужен.
     - И совсем и не пропили бы.
     - Ну да, говори. Он же у вас костюм тогда пропил.
     - Так это же не в войну, - искренне удивился Генка.
     Много ещё было разговоров. Все рассказывали, все слушали, все спорили, все доказывали - кроме Генки. Как только очередь доходила до него и он произносил: "А мой папка..." - так непременно кто-нибудь из слушателей напоминал ему, что папка-то у него пьяница. А что может пьяница?
     Но вот пришло время разойтись. Их давно уже не было. И только один Генка долго ещё сидел всё на том же месте и кажется всё в той же позе. Лицо его было нахмурено, глаза бессмысленно уставлены в землю, а губы чуть-чуть подрагивали. Нет, он не плакал. Он будущий дяденька. Велика, конечно, обида и, может быть, только по этому он сидел так долго с таким видом всё повторяя: "А мой папка...", "А мой папка...", "А мой папка...".